За окном окончательно встало солнце, и пора было подниматься. События прошлого дня вновь становились беспощадно реальными, словно с уходом темноты исчезало и беззаботное волшебство их ночи.
– Почему Райела так ненавидит меня? – спросила тогда Иллиана, вспоминая очередную вчерашнюю вспышку злости мирайи.
Торриен вздохнул.
– Она не тебя ненавидит, – проговорил он, слегка сдвинув брови. – А людей как вид. И я очень надеюсь, что ты не расстраиваешься по этому поводу. Тут я ничего не могу поделать.
– Она ненавидит всех людей? – удивилась Иллиана. – Но… почему?
Торриен пожал плечами, разглядывая лепнину на высоком потолке.
– Я думал, ты уже привыкла к тому, что большинство мираев относятся к людям с пренебрежением и некоторым превосходством. Так уж повелось, что нас с детства учат этой надменности, прививают чувство собственного величия, будто мы гораздо более развитый и успешный вид, чем люди, от которых мы произошли. Вроде как вы остались на той же стадии, что и тысячелетия назад, а мы… эволюционировали. Мираи сильнее, быстрее, ядовитее. Практически каждый мирай с рождения обладает какой-то магией, пусть даже самой незначительной.
Торриен поднял руку, и снова на его ладони зажглось пламя. Мужчина покатал его между пальцами, играя, будто это не опасная стихия, а маленький ручной зверь. Затем сжал кисть, и огонь исчез.
– Среди людей почти не осталось потомков жрецов, поэтому колдунов среди вас почти нет, – продолжал он. – Собственно, именно поэтому сайяхасси так ценны. Вы, носители магии, ближе всего к нам, к мираям. Гораздо ближе, чем обычные люди. Если тебя это успокоит, то теперь уже можно говорить всем, что ты – не просто человек. Не хасси, а сайяхасси. Когда Райела об этом узнает, она от тебя отвяжется.
Но Иллиана хотела спросить вовсе не об этом.
– А ты тоже так думаешь? – слишком тихо прозвучал ее вопрос.
– Как? – переспросил Торриен, сперва не поняв, о чем она говорит. Но уже через мгновение резко сдвинул брови, перевернулся на бок и, приподнявшись на локте, посмотрел на девушку. – Ты с ума сошла?
Иллиана прикусила губу и виновато взглянула во вспыхнувшие слишком ярко золотые глаза.
– Ну, ведь тебя тоже так воспитывали, – ответила она, отвернувшись. – Ты тоже должен ненавидеть людей. Ну, или презирать. И я хотела бы знать: если бы я была простой хасси, ты тоже считал бы меня… существом второго сорта? Как твоя сестра?
В этот момент она вновь повернулась к нему и уверенно схлестнулась с пылающим взглядом царевича. Произнести все это оказалось не так просто, как думалось. Но она должна была знать ответ.
Торриен сжал губы и прищурился.
– То есть то, что между нами происходит, тебе сказало не достаточно красноречиво о моем отношении? – приподнял бровь он.
Лицо мирая приобрело опасное выражение. Иллиана облизнула губы, чувствуя, как по спине пробегает дрожь. Торриен всегда нравился ей таким. Диким, хищным и немного, совсем чуть-чуть грубым. Когда не знаешь, что от него ждать. Когда вспоминается слишком ярко, что на самом деле он – не человек, а Великий змей. Сильный, смертоносный, страстный…
И полностью принадлежащий ей.
– Это может быть просто страсть, разве нет? – неуверенно произнесла она, и ее ресницы на миг дрогнули, безошибочно давая понять Торриену, что на самом деле она просто ужасно хотела, чтобы он ее переубедил.
Сердце, бешено заколотившееся в груди мирая от вспышки непонимания, внезапно и быстро успокоилось. Достаточно было взглянуть на неуверенное лицо Иллианы, настойчиво вглядывающееся в него, словно в поисках чего-то, как все вставало на свои места.
Торриен подался вперед, обхватил девушку одной рукой и ловко закинул на себя, тут же падая на спину и обнимая ее и второй рукой. Крепко-крепко. Заставив ее спрятаться лицом на его груди, позволяя их волосам перемешаться.
От неожиданности Иллиана пискнула что-то невнятное, а через мгновение очутилась на груди царевича. Но стоило ей прижаться щекой к горячей коже, услышать громкое размеренное биение под ухом, как на душе мгновенно стало спокойнее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Торриен запустил ладонь ей на затылок, неторопливо расчесывая пальцами пряди, и девушка зажмурилась от удовольствия, растеряв практически весь свой пыл. Уже не хотелось ничего спрашивать. Не хотелось знать ответ на прозвучавший вопрос. Вдруг он окажется вовсе не таким, на который она рассчитывала?
И все же, глубоко втянув носом воздух, Иллиана проговорила, так и не открывая глаза:
– Райела сказала, что ты влюбился в отребье… Разве для тебя это… не обидно?
В этот момент Торриен на миг сжал кисть в кулак, слегка натянув ее волосы, а через мгновение, вновь расслабив ладонь, заговорил:
– Во-первых, она – моя сестра. Какая бы ни была. Во-вторых… слова не могут обидеть, – ответил он неожиданно спокойным и мудрым голосом, от которого Иллиана вдруг почувствовала себя глупым ребенком. – Слова не могут оскорбить, если ты не считаешь их правдой. Оскорбить себя можешь только ты сам, если допустишь грубость в свое сердце. Лишь я решаю, правда ли то, что говорит Райела, или ложь. Какой смысл обижаться на ложь?
Девушка пару раз хлопнула ресницами, взятая в невидимое кольцо его железной логикой.
– Ложь? – переспросила она с еле заметной улыбкой, а затем добавила, намеренно переворачивая смысл сказанного мужчиной: – Райела сказала, что ты влюбился в меня. Выходит, она солгала?
Ее глаза хитро сверкнули.
Торриен повернул голову и многозначительно взглянул на нее, давая понять, что раскусил ее маневр. Уголки губ приподнялись.
– Ложь не то, что я люблю тебя, – медленно проговорил он.
– То есть любишь? – прищурилась девушка, постаравшись сделать самое невинное выражение лица.
На этот раз Торриен улыбнулся во весь рот.
– Маленькая хитрая сайяхасси, – прошептал он, проведя пальцем по ее губам, отчего Иллиана судорожно выдохнула. А затем он медленно склонился к ее лицу и прошептал прежде, чем поцеловать: – Я люблю тебя, очень люблю. Ты же мое сокровище. Мой Рубин…
И в следующий миг мягко накрыл ее рот, целуя не со страстью, а с нежностью, в которой можно было прочесть гораздо больше, чем в словах.
Неизвестно, сколько еще они пролежали вот так, но в какой-то момент поцелуи уже перестали быть осторожными, а по венам заструился знакомый огонь. Иллиана тяжело задышала, чувствуя, как руки Торриена становятся настойчивее, лаская ее спину, бедра, сжимая твердые набухшие соски.
Девушка выгнулась, приподнявшись на локтях, и, взглянув в горящие золотом глаза, вдруг проговорила:
– Укуси меня. – И тут же сама покраснела.
Торриен на миг замер, а затем тихо выдохнул:
– Ну уж нет, хитрая сайяхасси. – И широко улыбнулся, коснувшись ее подбородка и разглядывая возбужденное лицо. – Хорошо, что ты попросила. Сам бы я вряд ли опомнился. Уже утро, меня ждет царь. А с тобой время летит незаметно.
– Ну вот, – пробурчала Иллиана, но ее розовые щеки пылали уже не так ярко, а жар в груди немного поулегся, и соображать стало проще. Тогда в голову внезапно пришел вопрос, который, по-хорошему, следовало задать еще вчера. Да вот только вчера думалось Иллиане совсем тяжело.
– Тор, а… получается, я теперь могу забеременеть?
Щеки покраснели. Говорить об этом было все еще неловко. Вот только не говорить – гораздо страшнее. Девушка была далеко не уверена, что уже готова оказаться на месте Миллиты. Дети – это, конечно, благословение богов, вот только не в случае рождения мирая. И пусть даже у нее было бы гораздо больше шансов выжить, чем у подруги, все же к такому серьезному событию хотелось бы подготовиться хотя бы морально.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Торриен стал абсолютно серьезен.
– Нет, – покачал он головой. – Я не хотел пугать тебя просьбами принимать травяные настойки. Ты могла бы подумать, что я готовлю тебя к совместной ночи, что подталкиваю к этому решению. А ты должна была сама захотеть стать моей. Поэтому я распорядился, чтобы травы подмешивали тебе в утренний чай. Надеюсь, ты меня простишь за эту вольность.