Кейтилин. — И что, он победил их?
— Конечно, победил, — кивнул Имбирь. — Зарубил каждого топором. Мы ведь очень не любим железо, ты знаешь. Остался один Гилли Ду, потому что на той поляне не было никаких берёз. Поэтому он так не любит людей.
— Разве? Но ты говорил, что они дети Паучьего Ко…
— Ты будешь меня слушать или нет! — снова рассердился Имбирь. — Не говорил я такого! Я сказал, что на той поляне жили духи деревьев, а они никому не принадлежат!
— Тебе надо что-то сделать с последовательностью своего рассказа, — вполголоса буркнула Кейтилин, но сама заинтересованно смотрела в сторону Имбиря. Это убедило пикси успокоиться и продолжить:
— Вот. Коль Ветрогон и все, кто остались, построили сначала деревню, а потом город. Миртовая фея им очень в этом помогала: Коль рассказывал ей про то, как разные штуки работают, ну, эти… механизмы, а она вдохновлялась и создавала новых фей, которые бы хранили дома людей. К тому же она и её сестры ходили в город, притворяясь людьми, и частенько просили у ваших предков муки и молока. Те не жадничали и охотно делились с ними всем, что добывали… ну, кроме железа, конечно. — Имбирь расплылся в мечтательной улыбке, но затем радостный огонёк в его глазах потух. — Конечно, Паучьему Королю это совсем не нравилось. Он тоже создавал городских фей, но только тех, кто смог бы навредить этим людям: он придумал боуги, чтобы портить еду и мебель, у него появились гвитлеоны, он научил фей оставлять подкидышей вместо младенцев… Придумал келпи и Яллери Брауна. В общем, много бед для вас наделал. Но то, что случилось потом!..
— А что случилось? — нетерпеливо спросила Кейтилин.
Имбирь выдержал эффектную паузу, сел так, чтобы огненные всполохи красиво осветили его лицо, и затем продолжил:
— А случилось вот что. Паучий Король совсем рассердился, что люди убивают его детей и совсем не боятся леса, так как Миртовая фея разрешила им ходить на свою поляну. Эта поляна была зачарованной, чтобы Паучий Король не помешал их танцам. Когда Коль Ветрогон однажды решил пойти к своей возлюбленной, Паучий Король заставил маленьких фей, детей Миртовой феи, сбить его с заколдованной тропы, и тогда он натравил на Коля Сонмы Ансиили…
— Сонмы Ансиили? — переспросила Кейтилин. — Что это?
— Это… ууу! — Имбирь вздрогнул, и даже, кажется, совсем не притворялся. — Этих тварей даже самые злые феи боятся. Сонмы Ансиили — это когда у феи не остается вообще ничего: ни души, ни правил, ни даже любимой вещи. Когда фея лишается своей сущности, вот. Тогда она становится одним из Сонмов Ансиили. Они скачут по небу, хватают людей, мучают их и сжирают. Иногда отдают Паучьему Королю, но не то чтобы добровольно — понимаешь, они слишком глупые, даже разговаривать не умеют. Король сам у них выхватывает того, кто ему нужен…
— И они убили Коля?
— Даже косточки не оставили! Конечно, Миртовая фея очень расстроилась. Она попросила его брата, Артура Коневеда…
— А я его знаю! — перебила Кейтилин. — Артур Коневед! Его обычно называют основателем города!
— Ну и дураки, — резко ответил Имбирь. — Вот, она попросила его пойти к Паучьему Королю и сразиться с ним…
— А почему она сама этого не сделала? — удивилась Кейтилин. — Она же правительница леса! Если б у меня кто любимого съел…
— Ты что, дурная совсем? — Имбирь уставился на Кейтилин как на ненормальную. — Такие вопросы глупые задаешь! Она же фея, как она может пойти и подраться?
— Но…
— Ты слушать будешь или нет?!
Кейтилин едва сдержалась от неудобных вопросов и легонько кивнула.
— Вот другое дело, — удовлетворенно произнёс Имбирь. — Она дала Артуру Коневеду волшебное стеклышко, с помощью которого он мог увидеть Паучьего Короля. Он отколол небольшой кусок от этого стекла и кинул себе в глаз…
— Б-р-р! — поежилась Кейтилин. — Зачем?!
— Ну, чтобы при драке стекло к глазу всякий раз не прикладывать, — терпеливо объяснил Имбирь. — Основное стекло он потерял где-то, а этот маленький осколочек дал ему способность видеть истинный облик фей. Он сразился с Паучьим Королем, но убить его не смог. Артур Коневед немного знал колдовство, и потому заколдовал Паучьего Короля, чтобы тот не мог выходить из своей поляны…
— Чушь какая-то, — пожала плечами Кейтилин. — А почему бы его не заколдовать, чтобы он добрым стал, например?
— Никогда тебе больше ничего рассказывать не буду, — мрачно пообещал Имбирь, и Кейтилин покрылась румянцем от стыда. — После этого Миртовая фея забрала своих братьев и сестёр, и ушла из Гант-Дорвенского леса: оплакивать смерть любимого. Никто не знает, где она находится сейчас и как до неё дойти. Поэтому все дети Миртовой феи и просто феи леса стали подданными Паучьего Короля…
— Но это же несправедливо! — вскричала Кейтилин. — Почему она своих детей-то не забрала? Разве можно так бросать тех, кого ты сам и создал?!
— Может быть, ты придешь к ней и сама об этом скажешь? — хмыкнул Имбирь. — Миртовая фея — самая прекрасная и мудрая фея, и у её поступков всегда есть причины. И это ты глупая, раз таких простых вещей не понимаешь!
Кейтилин замолчала. Рассказ Имбиря мало что прояснил для Кейтилин: она до сих пор, например, не понимала, как связаны ужасный Паучий Король и несчастная нищая девочка. И зачем ему преследовать Тилли? Может быть, она — потомок самого Коля Ветрогона? Или дочь Миртовой феи? А что, всякое же возможно: вот Кейтилин и сама…
Ох, нет. Надо во всём непременно разобраться и защитить бедную Тилли от таинственного злодея. Конечно, это будет сложно: драться Кейтилин не умеет, а сама она мало что знает о феях… Но Тилли так часто её спасала, да и вообще долг каждой настоящей принцессы — приходить на помощь нуждающимся, а кто нуждается в защите больше, чем Тилли?
И, глядя на постепенно светлеющее небо, слушая первые нотки птичьих песен и подсаживаясь поближе к костру (бррр, как же холодно-то в этом платье, как же холодно!), Кейтилин мысленно давала себе обещание победить Паучьего Короля и избавить несчастную Тилли от этого ужасного проклятия.
А уж каким образом — это её, самой Кейтилин, тайна.
Глава 24
В какой-то момент Тилли вдруг поняла, что она не спит. Она просто лежала с закрытыми глазами, полностью погрузившись в разноцветную сонную темноту. Со всех сторон её окутывало море звуков (птичье пение, чей-то разговор, треск костра, шебуршание листьев, ветер), которое постепенно, по мере пробуждения, становилось всё четче и чётче. Постепенно Тилли окончательно осознала, что проснулась, хотя голова и оставалась тяжёлой, а мысли — вялыми