Многое для понимания «структурных противоречий» Холодной войны дает тот знаковый факт, что она возникла при жизни Сталина. При нем же мир стал свидетелем таких острейших ее проявлений, как захват власти коммунистами в Чехословакии в 1948 г., Берлинский кризис 1948–1949 гг., победа коммунистов в континентальном Китае, Корейская война 1950–1953 гг. Угроза перерастания Холодной войны в войну «горячую» была постоянной, реальной. Имея в виду субъективную сторону дела, нельзя не прийти к заключению, что возможность подобной трансформации отвечала марксистской установке на все возрастающее обострение борьбы двух систем.
Признание правомерности постановки вопроса об особой ответственности Сталина в возникновении Холодной войны нашло отражение в издании в 1990-е гг. Институтом всеобщей истории РАН двух созвучных по названиям сборников «Сталин и Холодная война» и «Сталинское десятилетие Холодной войны», основанных на новых архивных данных. Сторонники традиционной для советской историографии точки зрения на роль Сталина находят оправдание его деятельности в ссылках на «прагматизм», «национальный большевизм» (в смысле приверженности национально-государственным интересам). Но «прагматизм» Сталина был сугубо марксистским. Основу его политической культуры составляли марксистско-ленинские теоретические представления о характере и перспективах всемирно-исторического процесса. Другими словами, его «прагматизм» ограничивался системой классовых постулатов с прицелом на то, чтобы нанести как можно больший ущерб мировому капитализму. Это определяло достаточно узкие рамки историко-политического сознания Сталина, классовость категорий его представлений, однозначную направленность его мышления. Следовательно, и действий. Действий абсолютного диктатора, чьи единоличные решения отражали глубокую убежденность в том, что он владеет секретом принципа политической целесообразности. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что Сталин был деятелем державным. А державная политика имеет свою логику, свои плюсы, равно как и свои минусы. Такие его государственные акты, как заключение пакта с Гитлером в 1939 г. и провоцирование конфликтов с западными странами по окончании Второй мировой войны, скорее говорят не в пользу мнимого прагматизма Сталина, а об авантюризме его политики. Известный российский физик академик Е.Л. Фейнберг, находившийся в близких отношениях с учеными-создателями советской атомной бомбы, вспоминая о времени, когда было покончено с американской атомной монополией (1949 г.), добавляет: «…и Сталин сразу начал войну в Корее»{754}.
В воспоминаниях Н.С. Хрущева мы читаем о том, что с началом Холодной войны Сталин «уже обряжался в тогу военачальника возможных будущих походов»{755}. Именно при Сталине получила устойчивое распространение военно-по- литическая формула «двух лагерей» на мировой арене, заменившая собой формулу «двух систем», которая отдавала приоритет общественно-политическим различиям, но все же переносила час решительной схватки на будущее. Формула «двух лагерей» означала приближение этого часа. Во всяком случае, если в Советском Союзе начало Холодной войны приписывали речи У. Черчилля в Фултоне, в то время отставного английского премьер-министра, то гораздо больше оснований говорить об ответственности за Холодную войну действовавшего советского диктатора, который, как известно, чувствовал себя достаточно вольно как в сфере внутренней, так и внешней политики.
Авторитетных суждений, указывающих на причинно- следственную связь между теорией и практикой сталинизма, с одной стороны, и зарождением Холодной войны, с другой, более чем достаточно. Суждений, принадлежащих как профессиональным историкам, так и известным политикам. При этом наблюдается сближение позиций в этом вопросе отечественных и зарубежных исследователей. Р. Такер, автор двухтомной биографии Сталина, анализируя внутреннюю борьбу в советском руководстве по вопросам внешней политики в последний период его жизни, полемизировал с теми американскими коллегами, которые полагали, что к концу жизни Сталин склонялся к смягчению напряженности в отношениях с Западом. Наоборот, доказывал Такер, советский лидер по-прежнему считал, что в области международных отношений следует опираться на силу и только на нее. Позже, в интервью ведущему коммунистическому органу, он развил свою мысль, отметив: Сталин и его приверженцы исходят из того, что «величие государства заключается в его военной мощи, способности контролировать и подчинять других»{756}. Суждение Такера совпадает с мнением М. Тэтчер, назвавшей в бытность ее премьер-министром Великобритании «настоящей причиной» Холодной войны «крайне жестокую сталинскую систему»{757}. При этом Тэтчер опиралась на представления о причинах Холодной войны, широко распространенные на Западе.
Каковы были замыслы советского руководства при Сталине, готово ли оно было идти до конца — до решающей вооруженной схватки с капитализмом, однозначно трудно сказать. Пока не будут полностью доступны исследователям партийные и военные архивы (а они раскрывают свои тайны неохотно), об этом нельзя судить с уверенностью. В окружении Сталина, если опираться на официальные заявления, такой исход противостояния Западу не исключался. Вряд ли можно считать совершенно безобидным определение «Все дороги ведут к коммунизму» из доклада В.М. Молотова в ноябре 1947 г. по случаю 30-летия Октябрьской революции. Вошедшее в текст песни, которую почти ежедневно распевали по радио, оно следовало после слов докладчика о том, что «судорожные усилия империалистов, под ногами которых колеблется почва, не спасут капитализм от приближающейся гибели»{758}.
Как известно, оба пика роста влияния социализма приходятся на две мировые войны и их непосредственные последствия. В обоих случаях, как при рождении советского социалистического государства в 1917 г., так и при образовании «мировой социалистической системы» после 1945 г., это было результатом применения силы. В первый раз — по ленинскому рецепту превращения империалистической войны в гражданскую, во второй — с помощью советских вооруженных сил.
Под углом социальных последствий мировых войн рассматривались на партийном съезде 1952 г. перспективы капитализма. В выступлении Сталина на съезде восхвалялась работа «ударной бригады» мирового революционного и рабочего движения — советских коммунистов, «особенно в период второй мировой войны», когда они помогли народам, «томящимся под гнетом капитализма». Теперь, когда от либерализма буржуазии «не осталось и следа», продолжил он, имеются «все основания» для победы братских партий «в странах господства капитала»{759}. Отчетный доклад сталинского руководства предрек системе капитализма окончательный развал в третьей мировой войне{760}, оставив без ответа вопрос, почему не оправдались точно такие же прогнозы о близкой гибели капитализма, которые щедро раздавала партийная пропаганда перед Второй мировой войной.
Но что имело большее значение: традиционное геополитическое соперничество, на сей раз между резко усилившимися СССР и США (вскоре их назовут «сверхдержавами») или противоположность их социально-политических систем? Вопрос тем более закономерен, что еще в начале века знатоки геополитики предсказывали наступление времени американо-российского соперничества в мировом масштабе. С одной стороны, несомненно, что сложившийся после Второй мировой войны биполярный мир в виде противостояния СССР и США основывался на объективных реалиях второй половины XX века. К Соединенным Штатам, шедшим к глобализму с рубежа XIX–XX вв.{761}, присоединился Советский Союз, добавивший к своим огромным естественно-географическим ресурсам возросшую военно-политическую мощь. С другой стороны, в итоге мировой войны Советскому Союзу впервые удалось реализовать давнюю, со времен Октябрьской революции, стратегию усиления мировых позиций социализма. Сталин «все дела» вел к тому, чтобы победил коммунизм, говорил В.М. Молотов, подводя итог его государственной деятельности{762}.
Вызов, открыто брошенный капитализму в 1917 г. в России, ко второй половине XX в., подкрепленный мощью одной из двух сверхдержав, приобрел по-настоящему глобальный масштаб. Биполярность мира, заложенная Октябрьской революцией, приняла реальные очертания тотальной конфронтации между «двумя мирами». Вылазки и набеги из «осажденной крепости», какой долго считал себя Советский Союз, сменились его активными, наступательными действиями по всему периметру своих границ.
Для раскрытия положения о «структурных противоречиях» сторон в Холодной войне следует ввести эту проблему в контекст конфликта социально-политических систем. В самом деле, разве не имеет решающего значения то, что сторонами конфликта были столь различные, просто взаимоисключающие системы? Запад представляли в этом конфликте страны с развитой демократией, где функционировали избранные на всеобщих выборах парламенты и президенты, многопартийные системы, существовали свобода печати и влиятельное общественное мнение (при всех издержках, связанных с ужесточением Холодной войны). В сталинском Советском Союзе картина была совершенно иной. Налицо были атрибуты тоталитарной системы «партии-государства»: господствующая безальтернативная партийная идеология и государственное насилие как основной метод решения внутренних и внешних задач.