class="p1">– Читайте, – тут же смягчился тот, – и приходите. Обсудим ваши соображения.
В тот вечер Ксандер послушно развернул свиток с именем Иоанна Грамматика – и вскоре забыл и про то, что так и не попросил цветы папоротника, и про сам их замысел. Великий еретик и софист писал этот труд уже здесь, в академии, умудренный столетиями опытов и изысканий, но слог его звучал молодо: энергичный, стройный и в то же время выверенный и безупречно логичный, он читался легко, будто рядом вживую стоял умный и несколько саркастичный собеседник. Самообладание изменяло Иоанну только тогда, когда он писал о своей любимой науке, алхимии, его строки становились страстны и даже поэтичны:
«… поистине ошибаются те, кто останавливается на пути, видя одно материальное и отбрасывая слово и образ, как ненужный сор; ибо трансмутация веществ – это лишь часть и подобие той науки, что изучает метаморфозы и материи, и чувств, и мыслей, и даже сфер небесных…»
– Сандер же!
Ксандер вскинул голову и сморгнул, будто просыпаясь – впрочем, ему и в самом деле казалось, что он только что спал, или, что вернее, плыл в глубинах пока ещё неизведанных вод, и вот вынырнул в ответ на голос, звавший его сквозь толщу воды уже не раз и не два, как он теперь смутно припоминал.
– Что это ты читаешь?
Ксандер осторожно свернул свиток и отвернул начало. Адриано прочел имя, беззвучно шевельнув губами, и дёрнул плечом – ему оно явно ничего не говорило.
– Ван Гельмонт дал?
Ксандер кивнул.
– Для этого вашего задания?
– Не совсем, – признался Ксандер.
Сейчас, после прочтения выкладок Иоанна, ему подумалось, что впрямую просить что-то у ван Гельмонта будет бесполезно, и даже удачно, что он этого не успел: что бы там ни было с алхимией, простую химию профессор тоже знал и наверняка бы понял, что к чему. С другой стороны, где было взять чертов папоротник? Да и брионию, если на то пошло?
Он достал из кармана листочек и бережно его разгладил, изучая свой набросок брионии, но как бы он в него ни всматривался, вспомнить, где он его видел и видел ли вообще, ему не удавалось. Увлечённый этим процессом до рези в глазах, он краем уха услышал, как кто-то тихонько стучится в дверь, а потом – как дверь открывается.
– Извини, – сказал из-за его спины негромкий голос Одили, – я брата искала. Опять куда-то умчался?
Ксандер оглянулся и понял, что пока он медитировал на брионию, Адриано и в самом деле куда-то выскользнул, но судя по тому, что ничего не сказал, вряд ли далеко.
– Сейчас вернется. Заходи.
– Постараюсь не мешать, – заверила она, глянув на набросок. – Чем занят, Ксандер Молчаливый? Бриония? Это для медицины?
– Ты её знаешь? – удивился он, Одиль ему казалась достаточно далёкой от дела излечения человеческих тел.
– Конечно, – жизнерадостно отозвалась она, осторожно беря в руки листочек, словно он был стеклянный. – Это же яд. Ну, среди прочего.
Ксандер замер. Перед его внутренним взором ярко встала картинка: вот Белла пьёт им приготовленную дрянь, падает замертво, а его доставляют на суд Альба, скорый и милостивый – в том смысле, что к ожидающему его бесспорно аду его со всей милостью основательно подготовят. Хотя, если подумать, на одну псину в проклятой семье меньше…
– А ты откуда это знаешь?
– В моем роду, – бледные губы венецианки тронула лёгкая усмешка, – принято разбираться в ядах. Впрочем, это вообще небесполезное умение.
– И часто… пригождается?
– Учат же мальчиков фехтовать, – пожала плечами Одиль. – И как – часто пригождается?
– Нам с Адриано пригодилось, – заметил Ксандер.
– Здесь – да, а в жизни люди всё-таки нечасто шпагами машут. А с ядами, – она опять чуть улыбнулась, – всё наоборот: в Академии оно может и не пригодиться, а вот в жизни бывает всякое. В общем, у нас в семье так принято, на этот самый всякий случай. А ты, кстати, скольких собрался травить?
– Никого, – уверил он от всей души. – Мне нужно для дела.
Одиль и бровью не повела.
– Тогда могу поделиться, – сказала она так, будто он у неё кофе попросил. – У меня немного, но тебе и вовсе капли хватит.
Он посмотрел в глаза цвета речной воды, такие спокойные и невозмутимые, и решился.
– А цветы папоротника у тебя есть?
– Нету, – ответил вместо неё вернувшийся Адриано. – Да и зачем бы ей?
– И правда нет, – вздохнула Одиль. – Даже где берут, не знаю.
– Я знаю, – отозвался Ксандер, которого тоже очень тянуло вздохнуть. – Только проку от этого никакого.
Брат и сестра переглянулись.
– Излагай, – сказал Адриано, устраиваясь поудобнее.
***
Что было хорошо в парочке Нордгау-Мочениго, так это то, что ни разу им в голову не пришло списать заданную им задачу с папоротником как безнадёжную и безумную. Ни тот, ни другая даже глазом не сморгнули, пока он излагал, по слову Адриано, всё ведомое ему насчет проклятой травы. Впрочем, вопросов о том, зачем она ему нужна, они тоже по-прежнему не задавали.
– Простейший вариант, – сказала в воздух Одиль, давно откинувшаяся на спину на кровати брата и задумчиво созерцающая потолок, – это метнуться в южное полушарие. Технически, там лето. Поэтому, полагаю, об этом ты уже подумал и отбросил. Он там не растёт, да?
Ксандер, который действительно об этом подумал в первую очередь, только кивнул.
– Скажите мне, умники и молодцы по символистике, – подал голос Адриано, который ещё посередине рассказа Ксандера выудил откуда-то свою любимую поделку, похожую на деревянный огурец, и сейчас в ней сосредоточенно вырезал что-то, похожее на окна, – а можно ли путешествовать не только в пространстве, но и во времени?
– Думаю, нет, – всё так же в потолок сказала Одиль.
– Интересно, – произнес Ксандер так же в никуда, – а можно ли переместиться к цветущему папоротнику?
Наступила такая тишина, что он был уверен – сейчас они оба просто расхохочутся. Но смеха не было, а пауза длилась и стала такой невыносимой, что он уже вдохнул поглубже, чтобы взять свои безумные слова обратно, когда Одиль его опередила.
– Гений, – сказала она всё так же спокойно и потолку. – Пифагор. Леонардо. Изобретатель, не знающий пределов.
– Ксандер, это замечательная идея, – заявил Адриано и даже свой огурец отложил. – Только на всякий случай учтите, символ рисовать буду не я.
– Честно говоря, – признался Ксандер, – я тоже сомневаюсь, что смогу. Да и что кто угодно сможет, если не мэтр Баласи. Но к нему мы не пойдем. Потому что…
– … это не такое дело, с каким пойдешь к учителю, – проворковала Одиль. – Ладно, у меня есть идея. А почему бы его