Но уже через секунду до Саймона дошло, что же все-таки случилось, и сердце его сжал ужас. Он застыл на месте, не в силах двинуться, не в силах дышать…
— Августа, прикройся! — Его собственные слова донеслись до Саймона словно бы со стороны.
Он захлопнул дверь спальни и сделал несколько шагов к выходу, как вдруг почувствовал, что ноги больше не держат его. Питер — друг, слуга — с Августой, его сестрой… голые, в объятиях друг друга!
Дверь спальни отворилась, и из нее вышел Питер. Он был в одних штанах, волосы растрепаны, в глазах стояла боль.
Саймон уставился на него, не в силах произнести ни слова.
— Саймон, — тихо произнес Питер, — я люблю ее. Я понимаю, что ты чувствуешь, по я ей плохого не сделаю…
Голова Саймона кружилась, перед глазами все плыло. Питер, которому он доверял, как самому себе!..
— Да, я виноват, — продолжал Питер, — и прошу лишь об одном: пощади ее! А со мной делай, что хочешь…
В Саймоне словно поднялась слепая, всесокрушающая волна гнева, лицо его покраснело, глаза налились кровью.
— Подлец! — прохрипел он, и руки его железными тисками сжали горло Питера. — Подлец!
Глава 29
Сторм с усилием стянула платье, и оно упало к ее ногам мокрым комком. Затем она скинула немилосердно жавшие туфли. Не найдя служанки, которая напялила на нее этот ужасный кринолин, Сторм попыталась стянуть его сама, но безуспешно.
Она продрогла до костей, ее тошнило от мутной речной воды, которой она успела вдоволь наглотаться, все ее тело болело, но сознание было ясным.
Она злилась на себя куда больше, чем на Идена. Конечно, не следовало слишком доверять этой хитрой лисе, но кто бы мог подумать, что он попытается ее убить! В душе Сторм бушевала злоба. Иден оказался дураком, его план не удался, но она оказалась еще большей дурой, раз попалась в его ловушку.
А Саймон? Как объяснить его поведение? Он взял ее на бал, наверняка зная, что она предпримет попытку побега, но когда ее жизнь оказалась в опасности, не раздумывая, бросился ей на помощь, а потом вдруг непонятно за что разозлился на нее!
Сторм пыталась вызвать в себе ненависть к Саймону, но результатом было лишь непонимание. Неподдельная грусть слышалась в его голосе, когда он сказал: «Тебе никто не нужен». Эти слова ранили Сторм больше всего, ибо, Бог свидетель, именно сейчас Саймон был нужен ей как никогда.
Мысли Сторм прервал какой-то шум во дворе. Тело ее напряглось. Неужели снова сюда вторглись люди Идена и Саймону приходится отражать нападение?
Схватив первое попавшееся платье из гардероба и обвязав его вокруг пояса, даже не потрудившись прикрыть грудь, Сторм выскочила из комнаты… и чуть не налетела на Августу, которая выглядела как безумная — волосы ее были растрепаны, лицо бледно как смерть, округлившиеся глаза, казалось, занимали половину лица.
— Питер… — бормотала она, словно в бреду. — Он убьет его! — Голос ее сорвался на плач, и она затряслась, как в лихорадке.
Не задавая лишних вопросов, Сторм проскочила мимо Августы и молнией сбежала по лестнице, прихватив по пути трость Саймона.
Все слуги уже высыпали на улицу, и в свете фонарей мелькали их насмерть перепуганные лица. В общем шуме голосов ничего нельзя было разобрать.
Подбежав к собравшейся у конторы толпе, Сторм услышала резкий, пронзительный свист бича.
Орудуя тростью, как шпагой, она пробилась сквозь; толпу и, увидев, что происходит, застыла на месте.
В центре круга стоял Саймон — он был без кафтана, грудь его высоко вздымалась, лицо перекосилось, глаза горели, словно два непотухших угля. В руке он держал хлыст. Питер, обнаженный по пояс, был привязан к скамье, и на спине его уже явственно проступило несколько красных полос.
За все время пребывания у Саймона Сторм ни разу не видела, чтобы он когда-нибудь порол слуг, хотя и считала, что кое-кому из них порка, пожалуй, не помешала бы. Но не столько сама сцена порки потрясла ее, сколько то, что пороли Питера, которого все воспринимали как человека, почти равного Саймону. Однако еще сильнее поразил Сторм взгляд Саймона — он был жуткий, почти безумный.
Кто-то схватил Сторм за руку. Она оглянулась — это был Кристофер. Он казался удивленным и напуганным не менее Сторм.
— Возвращайся домой, Сторм, и не выпускай Августу…
Саймон снова замахнулся кнутом.
— Что здесь происходит? — Сторм с трудом произносила слова.
— Не знаю. — Кристофер передернулся, глядя, как кнут опускается на спину Питера. — Саймон словно сошел с ума. Помилуй, Господи, нас, грешных!
Сторм всегда считала дисциплину необходимой, но она знала и то, что прибегать к физическим наказаниям стоит лишь в крайних случаях и даже тогда нужно соблюдать спокойствие, не проявлять своих эмоций, как в бой не следует бросаться очертя голову. Саймон всегда был хорошим организатором, но сейчас он совершал непростительную ошибку — не просто порол Питера за провинность, но был готов убить его!
Сторм бросила трость и решительно шагнула вперед.
— Остановись, Саймон! — произнесла она, стараясь привлечь его внимание и этим вывести из полубезумного состояния. — Скажи сначала, что он сделал?
— Я скажу, что он сделал, — послышался голос Августы. Она с трудом пробилась сквозь толпу и теперь стояла рядом со Сторм. По лицу ее текли слезы. — Он любит меня и переспал со мной — вот что он сделал! И теперь Саймон его убьет!
В эту минуту Саймон обернулся — глаза его горели адским огнем. Не помня себя от ярости, он замахнулся кнутом на сестру.
И тут Сторм, выгнувшись, как пантера, подскочила к нему и резким движением вырвала из его рук кнут.
Вокруг них воцарилась гробовая тишина, толпа застыла в оцепенении. Единственным звуком, нарушавшим эту тишину, было тяжелое дыхание Саймона.
Сторм, сжимая в руке кнут, неподвижно стояла между Саймоном и Августой; грудь ее вздымалась, волосы разметались по плечам, в глазах сверкали молнии.
Безумие Саймона медленно сменялось ужасом осознания того, что он наделал. Он опустил руку и сделал шаг к Августе, но та отпрянула от него, как от прокаженного. Стоявший позади Кристофер сочувственно обнял ее, и она уткнулась лицом в его плечо.
Саймон словно хотел что-то произнести и не мог — плечи его сжались, руки бессильно повисли. Наконец он повернулся и, низко опустив голову, побрел прочь.
Никто в толпе не проронил ни слова — все лишь переминались с ноги на ногу, избегая смотреть друг на друга.
Кристофер, который теперь остался за главного, выступил вперед.
— Расходитесь, — негромко скомандовал он, — живее! Ты и ты, — он указал на двух слуг, — отвяжите его и оттащите в карцер.