самом деле, Дуарте де Пацу удалось ввести в заблуждение португальский двор, который рассчитывал на его шпионскую деятельность. Сам король сердечно рекомендовал его своему ходатаю в Риме, кардиналу Пучи, а с посланником Мартино де Португал он находился в самых дружеских отношениях.
В то время, как он вел переписку с португальским королем якобы из вражды к маранам, он добился от папы Климента издания второго чрезвычайно важного эдикта в их пользу (7 апреля 1533 г.), причем из совещаний по этому поводу португальский посланник был с יумыслом устранен. В этом эдикте папа заявил: «объяснения, приведенные маранами в оправдание своей слабой приверженности к церкви, справедливы; так как их подвергли насильственному крещению, то они не могут считаться членами церкви, и осуждать их за ересь и отпадение от церкви значит издеваться над справедливостью; совсем иначе обстоит дело с сыновьями и дочерьми маранов; они являются уже членами церкви, как добровольно вступившие в нее; однако, в виду того, что они воспитаны родителями в духе иудаизма, было бы жестоко наказывать их за исполнение иудейского ритуала по всей строгости существующих канонических законов; снисходительностью должно их удержать в лоне христианства». Этим эдиктом Климент VII упразднил деятельность португальской инквизиции, привлек все обвинения против маранов к своему трибуналу и даровал всем обвиненным отпущение или амнистию за прошлое отпадение от церкви. Мараны, томившиеся в темнице, должны были быть освобождены, изгнанные — возвращены, а тем, у которых было конфисковано имущество, последнее должно было быть возвращено. Правда, после опубликования этих постановлений, мараны должны были тайно исповедоваться в своих прегрешениях пред папским нунцием или пред иным избранным последним духовным лицом; если бы некоторые из маранов, после исповеди и отпущения, были снова обвинены в иудействовании, но сумели бы доказать, что они принадлежат к числу насильственно крещеных, то их нельзя было рассматривать и наказывать, как отступников (Relapsi). С лживостью, которая была присуща тогдашним папам и от которой не могли освободиться даже самые лучшие из них, Климент уверял, что издал этот эдикт по собственной инициативе, а не под влиянием маранов, хотя весь мир знал, что все произошло как раз наоборот, и подсчитывал суммы денег, которые курия получила за этот эдикт. Климент объявил всех лиц, светских и духовных, которые будут противодействовать исполнению этого эдикта, отлученными от церкви и предписал своему делопроизводителю, Марко дела Ровере, немедленно же провозгласить эдикт по всей Португалии. Тем не менее последний остался мертвой буквой. Португальский двор, будучи возмущен этим, явившимся результатом подкупа, эдиктом в пользу маранов, нисколько не спешил с исполнением его и добился, хотя папа еще раз подтвердил свой эдикт (19 октября), отсрочки его исполнения (18 декабря) до того времени, когда король выскажет свои доводы в пользу сохранения инквизиции (как будто вопрос не был выяснен). Португальский двор не довольствовался этим, а делал все усилия, чтобы добиться полного отозвания эдикта. В Рим был послан чрезвычайный посол, Генрих де Менезес (февраль 1534 г.), который, на ряду с постоянным посланником, обвинял папу в слишком мягком толковании христианства, указывая ему на пример его предшественников, которые одобрили насильственное крещение евреев, совершенное готским королем, Сизебутом, и нашли его соответствующим духу христианства. Нужно отдать справедливость папе Клименту VII; он весьма стойко отстаивал гуманное отношение к маранам против кровожадного духа тогдашнего христианства, хотя им руководили и иные, не столь чистые, побуждения, именно: его ненависть против Карла V, старавшегося о сохранении инквизиции в Португалии, и корыстолюбие. Ему было тяжело отдать маранов на растерзание кровопийц в Португалии. Хотя вопрос был уже всесторонне обсужден, Климент поручил его обсуждение новой комиссии, в которую он назначил двух нейтральных кардиналов, Де Цезиса и Кампеджио. Конечно, великий пенитенциарий, Аптонио Пучи, кардинал де Сантикватро, хотя и сторонник португальского двора, должен был войти в эту комиссию. Тем не менее, последняя официально засвидетельствовала вопиющую бесчеловечность, с которой инквизиция относилась к новохристианам. Под влиянием этого доклада, Климент VII уже почти на смертном одре (26 июля 1034 г.) (он чувствовал уже тогда приближение смерти) предписал нунцию при португальском дворе энергично добиваться освобождения и оправдания заключенных маранов. Были ли последние, число коих достигало 1200, действительно освобождены? По-видимому, смерть Климента (25 сентября 1534 г.) разбила его добрые намерения и надежды несчастных маранов.
При его преемнике, Павле III Фарнезе(1534 — 1549), возобновились интриги в связи с вопросом об инквизиции, которые в начале были неблагоприятны для маранов. Новый папа принадлежал к старой школе церковных сановников со светским направлением, дипломатическим умом, чуждым всякого ханжества. Он вообще был весьма расчетливым человеком и считался более с земными, чем с небесными силами. Церковная реакция, подготовлявшаяся в течение его понтификата театинами и иезуитами и надолго уничтожившая все плоды образованности и цивилизации, была делом не его рук; он внутренне не симпатизировал ей и терпел ее или пользовался ей лишь из политических соображений. К евреям Павел III относился особенно доброжелательно, если сообщение ограниченного епископа (Садо..ле из Карпентра) хотя бы отчасти обосновано: «Никакой пана не даровал христианам столько привилегий, не оказал столько послаблений и таких милостей, как папа Павел III евреям». Лейб-медиком папы состоял еврей Яков Мантин, который посвятил ему некоторые свои сочинения. Он воспретил постановку мистерий в Колизее, так как чернь, фанатизированная ярким изображением страданий Христа, якобы причиненных евреями, преследовала на улицах евреев и бросала в них камни. Он разрешил испанским и португальским маранам, искавшим у него защиты от инквизиции, поселиться в Анконе и других городах римской области и воспретил преследовать их за отпадение от церкви и ересь. И этому папе суждено было дать свою санкцию на введение в Португалии инквизиции с кострами!
Как только Павел III вступил на папский престол, король Португалии и еще более его брат, который был кардиналом и приверженцем церкви, нашли весьма важным добиться отозвания булл и эдикта Климента, тормозивших деятельность инквизиции. Но и представитель маранов, Дуарте де Пац, которому в помощь был прислан Диого Родригес Пинто, не был бездеятельным. В деньгах недостатка не было. Дуарте де Пац, несмотря на свою якобы предательскую переписку с королем, предложил кардиналу Сантикватро, защищавшему интересы Португалии, годовую пенсию в 800 крузад, если он будет содействовать маранам. Папа, со свойственной дипломатам осторожностью, сначала решил не опубликовывать эдикта Климента (3 ноября 1534 г.). Когда же он узнал, что эдикта уже вступил в силу, он поручил новое исследование этого вопроса двум кардиналам, Гинучи и Симонете, из коих первый был решительным покровителем маранов и опубликовал даже одно сочинение в защиту их. Быть