Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поколебавшись, Клео снял трубку.
— Клео, — узнал он голос Бруно Лябасти. — Севастьянов нам нужен как спасение... Я понимаю, у тебя траур... Но, чтобы его не справляли через несколько дней по нас самим, выполняй приказ. Парень должен принять подарок от вас с Кротом! Что он заявил на встрече с вами?...
В золотом салоне круглый закусочный стол обычно ставили на отшибе, рядом с электрическим канделябром и почти под рамой картины с императорским фазаном. Гостя усаживали на диван черного бархата, обставленный с торцов миньскими вазами, приспособленными под подставки для ламп с черными же абажурами. К дивану приставили глубокие кресла золотистой в красную полоску обивки.
Крот рассчитывал, что Севастьянов уловит символику цветов. Клео ухмыльнулся на этот расчет, но ничего не сказал. Обивка кресел обозначала в старом этикете места для людей, ждущих прозорливых советов.
Ожидая таковые, Клео с ненавистью наблюдал, как смеется Севастьянов, обнажая ровные лошадиные зубы, присущие большинству заморских дьяволов. Цвета переспелой рисовой соломы шевелюра, распадающаяся от макушки до лба надвое. Дорогой галстук фирмы «Ля Рош». Вот, наверное, думает, прилетели китайские птицы, уселись рядком и готовы полезть в силки. Смеется предложенному миллиону сингапурских долларов!
Крот раскрыл кожаную папку с балансом фирмы «Мосберт холдинге» на странице, где регистрировалось все, связанное с кредитом, полученным от Васильева. Там же лежала копия бумаги о возбуждении фирмой в суде дела о банкротстве Ли Тео Ленга.
Клео увещевательно сказал:
— Речь идет, дорогой господин Севастьянов, не о сдаче нашей позиции. Предмет беседы — сближение вашей и нашей позиций. Некто, если вы согласитесь с таким принципиальным подходом, встретится с вами и немедленно передаст оговоренный миллион.
— Васильев отпустил «Мосберт холдинге» восемнадцать.
— Глубоко уважаемый господин Васильев скончался. В Москве дело закрыто. Таким образом, господин Севастьянов, ни нам, ни вам некому возвращать деньги, — сказал Крот.
— Компромиссы, — вступил Клео, — мастерски достигались вашим учителем Васильевым... Мы согласимся вернуть деньги лично вам. Это будет наша уступка. А вы согласитесь, чтобы возвращался один миллион... Это будет ваша уступка. Это много, очень много, господин Севастьянов. Почти полмиллиона американских. После этого вы оставите без внимания слушание о банкротстве Ли Тео Ленга.
Впервые за многие недели он ощутил уверенность. Ход, сделанный по наитию в адвокатской конторе «Ли и Ли», потянул. Потянул! Догадка, версия становилась делом и планом.
— Возможно, желаете больше? — спросил Крот.
— Должно быть возвращено взятое у Васильева плюс законный интерес. Интерес мы можем вместе определить из средних процентных ставок минувших лет.
Молчание затягивалось.
— Если твердость вашего характера, которая вызвала у нас восхищение, господин Севастьянов, перейдет в неподвижность, — сказал Крот тихо, — ничего не получите.
— Ничего, — подтвердил Клео. — Но с ответом мы ведь не торопим... Вам предлагают полмиллиона американских долларов. Взвесьте.
— Мы знаем, что вы нуждаетесь в средствах, — сказал Крот. — Мы располагаем достоверной информацией о наличии в Бангкоке некоей русской леди, ваши чувства к которой... как бы сказать... бросились там в глаза. Вы оба молоды, и полмиллиона — прекрасная основа для начала счастливой, комфортабельной и активной жизни.
— Мы располагаем также другими сведениями, — сказал Клео. — Характер вашей работы в торговом представительстве не включает более полномочий на решение вопросов о кредитах. Не так ли? Вы ведете личную игру. Согласитесь, если об этом узнают в вашем представительстве или в Москве, утро следующего же дня начнется для вас с беседы с офицером контрразведки в посольстве. Вне сомнения, из посольства вы уже не выйдете. Прямехонько на машине посла в Чанги до трапа самолета «Аэрофлота» на Москву. Скандал усугубит подозрения относительно того, что Васильев и вы в прошлом действительно были... нечисты на руку, что ли...
— Мой друг Клео, — сказал Крот, — сгоряча даже собирался обжаловать ваши интриги в торгпредстве сразу, как только нам сообщили о них из конторы «Ли и Ли»... Знаете, стряпчий Ли — мой большой друг... Мне едва удалось охладить его горячность. Он собирался говорить с вашим торгпредом, что вы занялись вымогательством с целью обеспечить себе безбедное существование с известной вам русской леди из Бангкока где-то на Западе... Представляете, до чего можно дойти в преувеличениях?
Васильев, когда переходили на подобный тон, не злился. В конце концов, частный бизнес — есть частный, и различия между взяткой, шантажом и законным интересам по процентам с кредита, по существу, нет. Партнеры по переговорам, если это переговоры, навязывали суету.
— Благодарю за содержательную беседу, джентльмены. Обмен мнениями оказался полезен. Мне пора, — сказал Севастьянов. — На службу...
— Вот номер телефона, — сказал Клео, а Крот протянул безымянную визитную карточку с семью цифрами. — Когда соберетесь с силами дать ответ, позвоните. Наше предложение полностью отвечает вашим действительным и долгосрочным интересам. Мы в этом уверены.
Официант в желтом блайзере и красной «бабочке» проводил Севастьянова к лифту. Кланялся, пока сдвигались автоматические двери.
Вышли из золотого салона и оба клиента, заказывавшие помещение на два часа. Планировался обед, который не состоялся.
Откланявшись Клео и Кроту, исчезнувшим за створками лифта, официант вернулся в золотой салон и вытащил из вделанного в столешнице под скатертью магнитофона кассету. Ее заказывала юридическая контора «Ли и Ли».
Из спальни покойного бывшего депутата Лин Цзяо его сын и наследник Клео Сурапато ответил Бруно Лябасти, звонившему из своего «ситроена»:
— Бруно, наживку парень не взял. Но и не отвернулся. Принюхивается.
— Твое предложение?
— Он соблазнится. Он позвонит. Практически он дал это понять. Он позвонит.
Бруно теперь выезжал на авеню Клемансо против холма с резиденцией премьер-министра. Кучка празднично одетых китайцев толпилась у входа в гостиницу «Кокпит». Он почти завидовал им.
— Клео, ты получишь одно странное предложение... Возможно, по телефону, как только я разъединюсь с тобой. Во всяком случае, сегодня и не позднее завтрашнего утра. Не говори на него «нет». Понял меня? Повторяю: не говори на него «нет». Это — приказ. Мы дадим свой ответ после того, как его нам даст этот русский...
Клео рассеянно положил трубку.
Как странно... Отец скончался именно в те минуты, когда он сидел в золотом салоне «Шангри-ла» с Севастьяновым. Плохой «фэн шуй» этот варвар. Тогда на выходе из холла гостиницы администратор пригласил его к телефону.
— Отец, — сказала Сун Юй. Она никогда не обращалась к нему так. И Клео понял. Остальные слова не имели значения.
Страх пересиливал горе: его сделали наследником, чтобы вырвать еще больше...
2
Очень много лет назад в двустворчатые двери двухэтажки на улице Изумрудного Холма позвонила пожилая женщина в праздничной кофте и брюках. В полусогнутой руке она напряженно сжимала узелочек из красного платка.
Открыла пожилая китаянка, опиравшаяся на алюминиевую клюку.
Женщина кротко сказала:
— Сватьюшка, здравствуй!
— Но моя дочь не замужем! Кто вы, госпожа?
— Позвольте мне милостиво войти, уважаемая... Прошу вас...
Некто Освальд Ли Фу Чен, сын состоятельного скорняка, державшего салон меховых изделий на Пикеринг-стрит, скончался двадцати двух лет от роду и постоянно являлся во сне родителям. Однажды он сообщил отцу относительно своего желания сочетаться законным браком. Очнувшийся от горячечного бреда скорняк не спал до рассвета, а утром поведал супруге ужасную новость. В беседе с сыном он дал согласие на его женитьбу. При этом сын назвал невесту. Девушку из дома 48 на Изумрудном Холме. Она частенько играла в крошечном дворике, обнесенном чугунной решеткой, когда он, Освальд, шел в школу, расположенную, как известно, в конце той улицы, неподалеку от «Лавки одной цены».