Читать интересную книгу Укради у мертвого смерть - Валериан Скворцов

Бруно, вдруг зло рассмеявшись, сказал:

—    Клео, с этими русскими миллионами твой «Ассоши­эйтед мерчант бэнк» все больше напоминает мне обезьянку в их хвойном лесу. Колко хвататься за ветки...

ГОЛУБАЯ КРОВЬ

1

Вырезанные из тяжелого тика раскрашенные фигурки бес­порядочной толпой ждали покупателей. Как ждали их в этом же месте — двухэтажном ангаре близ города Денпасара на индонезийском острове Бали — сто лет назад рабы.

Пропитанный морилкой истукан мечтательно покусы­вал оскаленными зубами цветочный стебелек. Танцовщица выгибала стан, воздевая бескостные руки к небесам, забра­сывала волосы за спину. Глумливо ухмылявшийся. Будда, покрытый мышами и змеями, ползающими по его чреслам, приплясывал, поддевая сандалеткой змею на спине крокоди­ла. Истощенный старец раскуривал опиумную трубку.

Скульптор, почесывая присыпанную опилками шевелю­ру, выжидательно смотрел на Бэзила. Крошечная девочка сжимала в грязном кулачке подол папашиной юбки-саронги. Чесоточные пятна проступали на ее ключицах. Фигурка разносчика с коромыслом, которую Бэзил высмотрел, вы­глядела прелестно, и цена подходила, но тик весил почти половину того, что позволялось брать в самолет...

Пришлось суетиться последние двое суток. Как обычно, разрешения на встречи пришли почти к концу командиров­ки. А завершающую беседу губернатор Бали, поэт, меценат и изощреннейший политикан, назначил за три часа до отле­та в Джакарту. На аэродром мчался на наемном автомобиль­чике — маломощном вездеходе «сузуки», водитель которого, наверное, родственник скульптора, выкроил время заско­чить к ангару.

Под потолком висела доска с резной надписью —  «Когда у друга болит рука, у меня болит сердце».

Бэзил вымотался и нуждался в отдыхе.

Заплатил больше, чем полагалось, — он почувствовал это и, спустившись к «сузуки», тронул за плечо дремавшего во­дителя.

—     Не беспокойтесь, сэр, — сказал парень. — Самолет не улетит без вас...

На перелете Денпасар — Джакарта — Сингапур удалось поспать полтора часа, и все же он впал в дрему на лекции в клубе университетского кампуса на сингапурской окраине Кент-бридж, куда велел таксисту ехать прямо из Чанги.

Докладчика, плечистого европейца, звали Бруно Лябасти, представленного собравшимся руководителем фирмы «Деловые советы и защита». Компания пользовалась извест­ностью как ведущая на рынке услуг по охране информаци­онных электронных запасников и коммуникаций корпора­ций от организованной преступности. Около двухсот банков считались клиентами Брукс Лябасти.

На лекции предложила встретиться Барбара Чунг, когда Бэзил позвонил ей из Джакарты.

Локоть Барбары касался его руки. Она делала заметки, магнитофоном не пользовалась... Подтолкнула сильнее.

—  Проснись... Ведешь себя так, будто у нас сто дней тянут­ся какие-то особые отношения. Послушай-ка изречения это­го блестящего фаранга!

Аудитория походила на лимонную дольку, в которой пла­стиковые кресла вытягивались в несколько длинных полу­кругов. Докладчик оглядывал зал из конца в конец, и Бэзилу показалось, что всякий раз, когда он поворачивался в их с Барбарой сторону, приметно кивал и слегка улыбался.

—       Непреодолимая брешь между Западом и Востоком, между их культурными наследиями, —г говорил Бруно, — существует лишь в качестве некоего оптического обмана ду­ши человеческой. Я бы назвал это заблуждение духовной иллюзией. Вероятнее всего, ее появление связано со стрем­лением простого человека, с улицы, как мы говорим, попро­ще объяснять себе сложные явления. В представлении о про­пасти, лежащей якобы между Востоком и Западом, нет и частицы правды, не то чтобы правды, господа!

Несильно хлопнув ладошками, Барбара спровоцировала шелестящие аплодисменты.

—    Глава фирмы — хранительницы секретов показал, как беззастенчиво сам ворует чужую интеллектуальную собст­венность, — сказала она Бэзилу.

—   То есть?

—  Твое невежество объяснимо. Ты выскочил из-под бам­букового занавеса со стороны Ханоя... Лябасти слово в слово воспроизвел первые строчки книжки Пьера Буля «Мост че­рез реку Квай»... про британцев в японском плену.

—   Тогда не мешай дремать!

—   Тогда не мешай слушать!

Докладчик доказывал отсутствие различий между вос­точной и западной цивилизациями на примере развития денежных систем, финансов и банковского дела в изолиро­ванных географически и исторически районах по одному и тому же пути. Однородность эта не могла не вызывать мысли о существовании некоей высшей воли, свободной и не огра­ниченной временными и пространственными рамками. Разве формирование независимо и самостоятельно друг от друга одинаковых инструментов и средств обмена матери­альными ценностями, денег и бачков на Западе и Востоке не свидетельство этого?

Зал шевельнулся, когда Бруно сослался на курьезы, свя­занные с деньгами. В Китае, сообщил он, в четырнадцатом веке выпущена банкнота размером двадцать три на тридцать три сантиметра, называвшаяся «полотенцем». Шесть стол­биков золотых монет, изображенных на ней, обозначали сто­имость. В 1944 году американское казначейство отпечатало бумажки достоинством в десять тысяч долларов, и несколько сотен таких остаются в обращении.

Бруно пополоскал зеленую купюру в воздухе.

—   Вот она!

В зале воцарилась тишина.

Бруно сделал несколько мягких шагов от пюпитра, у ко­торого стоял, к первому ряду и протянул десять тысяч дол­ларов слушателю, жестом показывая, что просит передавать их по кругу. Гул разрастался за банкнотой, как шлейф за кометой.

—  Абсолютно настоящая, — сказал Бруно в микрофон. И добавил под одобрительный смех, почти заглушивший его голос: — Хотя моя фирма могла бы представить две точно такие из своего музея подделок...

—  А каков крупнейший по сумме чек в истории банков­ского бизнеса?! — крикнул через три кресла от Шемякина сикх в чалме.

—   Самую крупную сумму, которая когда-либо значилась на платежном документе в истории человечества, правитель­ство Соединенных Штатов обозначило на чеке для прави­тельства Индии в 1974 году, уважаемый коллега, — ответил Лябасти. — 853 миллиона!

—   Долларов?

—      Отличный вопрос... Британских фунтов стерлингов! Больше миллиарда долларов!

Бэзил не предполагал, что так долго можно аплодировать финансовому документу. Достал блокнот и записал цифру. Вспомнился Севастьянов. Наверное, тому будет интересно...

Шемякин мягко коснулся ладони Барбары, остановив ручку, выписывавшую скорописью иероглифы. Один остал­ся недорисованным.

Она спросила:

—   Во сколько самолет завтра?

—   В Чанги к двенадцати...

Недолговечная временная опора в их общих расчетах на будущее.

Барбара с европейцем представлялась Бруно условным центром аудитории, к которой он обращался. Ему показа­лось, что рука этого человека легла на ее колено. Не останав­ливая гладкого течения речи, приготовленной Джефри Пи­ватски, он взглянул на часы. Золотая «омега» на запястье показывала, что лекция идет сорок шесть минут. Собрав волю, заставил себя говорить еще пять и почти оборвал фра­зу.

Кажется, никто не понял, что лекция кончилась. При­шлось добавить:

—   Авторство изложенных вам мыслей вы вправе припи­сать новичку на Дальнем Востоке. Ибо неизменно правило — больше опыта, меньше уверенности. Мои же выводы без­апелляционны. Что ж... Но когда-то мне довелось участво­вать в боевых действиях в этой части Азии, в частности в воздушных десантах. Если солдат прыгал первый раз, шан­сов сломать конечности было пятьдесят на пятьдесят. Вто­рой раз — восемьдесят. И не оставалось сомнений, что в третий он расшибется... Это относится и к судьбе наезжаю­щих деловых людей с Запада. Но я остался здесь, никогда не покидал Азии. То есть мой первый прыжок стал и единствен­ным. Думаю, это в общем русле перемещения людей с нерас­пыленным запасом надежд с Запада на Восток, людей перво­го и единственного прыжка, людей, которые прибывают не для пробы, а навсегда. Они формулируют новую тенденцию: «Производить на Востоке и возвращаться с товарами на За­пад»... Каким же оборотнем стал сегодня киплинговский по­стулат-ворожба, что Запад есть Запад, а Восток — Восток и вместе им не сойтись!