Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они долго хохотали.
В полдень Рутер Батуйгас, переодетый в полицейскую форму, включил в помещении 8-Эй экран телевизора. Диктор представил Барбару Чунг.
Бруно сидел в вертящемся кресле. Крот и Клео — на раскладных табуретах, принесенных агентами фирмы «Деловые советы и охрана». Агенты стояли за спинами пленников, не успев переодеться после маскарадного полицейского налета, инсценированного Бруно, на собрание Крута в отдельном кабинете ресторана гостиницы «Пенинсула». Нападение кончилось незапланированно. Предполагалось, что трупов не будет, немного постреляют в воздух... Но перепуганные жестокими, словно по железнодорожному расписанию проведенными убийствами накануне, боевики Крута излишне нервничали. Пришлось уложить всех. Самое смешное, что старший из боевиков пытался прикрыть телом Бруно...
Шести участникам Круга, державшим синие флаги, дали преднамеренно возможность уйти. Они представляли таксистов, ссора с которыми была нежелательна. Пощадили и для того, чтобы шум вокруг мафии не уподобился, как сказал Бруно, атомному взрыву из-за слишком большого числа трупов.
Темно-синие рубашки и брюки с черными лампасами выглядели непривычно на агентах, носивших обычно коричневую униформу с аксельбантами. Джефри не отпускало странное ощущение, будто все они угодили в полицейский участок.
Барбара объяснила с экрана, что выступать по непривычной для нее теме — о рэкете и мафии — побудила необходимость. Междоусобная война гангстеров, в которой нападающая сторона, как стало известно от следствия, использовала полицейскую форму, вынуждает ее поделиться некоторыми соображениями о будущем бизнеса в этом городе-государстве. Газеты сообщат детали. Она не собирается их повторять. Хотела бы только заметить, что простые таксисты показали пример решительного отпора вымогателям, заявив три дня назад, что сами защитят себя от рэкета, если им не поможет администрация. Не исключено, что сопротивление таксистов как раз и вызвало междоусобную грызню внутри «Бамбукового сада» и прочих группировок в этом роде.
Она сказала, что всякий раз, когда речь идет о необходимости искоренить преступность, следует прежде всего взять под защиту главный, основополагающий принцип. Этот принцип — незыблемость правового государства и правового общества. Это общество, слава Богу, способно еще самоочищаться от преступных союзов именно потому, что оно — свободное общество в лучшем смысле этого слова, то есть обеспечивает свободу конкуренции. Пусть лучшие поднимаются, а худшие — гибнут в пучине прошлого.
Барбара заявила, что мафии в городе больше нет. Сингапур чист и останется таким навсегда. Финансовый бизнес, торговля и предпринимательство не терпели подпольной экономики и не потерпят ее в будущем...
Пустили армейскую рекламу. Когда показали пилота, ввинчивающего перехватчик в бирюзово-желтую бездонную высь, Джефри удивился, как изменились внутри кабины самолетов. Диктор сказал: «Рожденные побеждать ждут новых товарищей! Вербуйтесь в военно-воздушные силы!»
— Что скажет рожденный побеждать Рутер? — спросил Бруно.
— Договаривались с ней о другом, сэр...
Кнопка памяти, которую вдавил Бруно Лябасти на своем телефоне, чтобы вызвать номер Барбары, была под цифрой один. Объяснения такой значимости журналистки в жизни хозяина Джефри, сидевший рядом, не находил.
— Здравствуй, Барбара. Это Бруно... Твой кабинетик в редакции, где тебя снимали, выглядит мило...
Все молчали вокруг, хотя другие бы на их месте, подумал Джефри, о чем-нибудь разговаривали, пусть вполголоса. Но минувшей ночью они перестали быть компаньонами и превратились в подчиненных одного человека, властного над их имуществом и будущим. Каждый обдумывал свое новое положение, и зарождалось между ними то, что неминуемо взращивается в кругу прихлебателей, — взаимная подозрительность и отчуждение.
А Клео думал, что Бруно — счастливчик. Как всякий, умеющий заводить не одного, а двух и больше врагов.
— Быстрый отклик, — сказала Барбара Бруно. — Я еще не успела прохладиться от жутких софитов...
— Ты говорила блестяще!
Она вдруг почувствовала, как, должно быть, сильно любит ее этот человек.
— Ты читал когда-нибудь книги барона Стендаля, Бруно?
— Имя мне неизвестно...
— Барон родился французом или итальянцем, что-то в этом роде, но хотел иметь немецкое имя... Так вот, он вложил в уста своего героя...
Барбара запнулась, вспоминая название книги.
— Это ведь не важно, в конце концов... Что он там изрек великого?
— Слова такие: «У меня ничего нет, кроме репутации»... У Сингапура, Бруно, тоже ничего нет, кроме репутации. В этом городе мафии и прочих преступлений давно не было. Их нет и не может быть... А если и случилось что, будет пресечено. Непременно... Возможно, что ты еще не знаешь, что на рассвете арестовано около ста проходимцев, занимавшихся вымогательством «масляных денег» у таксистов и в барах?
«О, Господи!» — подумал Бруно.
Он посмотрел на Рутера.
Чистая случайность, что участники маскарадного налета в «Пенинсуле» не нарвались на настоящих полицейских, устроивших собственную «ночь длинных ножей»... Сколько раз говорил себе, что необходим информатор в управлении по подавлению преступности, сколько раз! Вот она, хваленая неподкупность сингапурской полиции!
— Нет, не знаю, сказал Бруно.
— Это — опасно... для тебя...
— Почему ты так думаешь?
Барбара помолчала.
— Ты выжидаешь? — спросил Бруно.
— Ты помнишь, конечно, что через несколько дней будет слушаться дело о банкротстве некоего Ли Тео Ленга по инициативе со стороны «Ассошиэйтед мерчант бэнк»? Аудиторский совет намерен прислать свидетеля в суд. Им назначен младший Ли, этот бульдог-сутяга, достойный отпрыск папы из конторы «Ли и Ли». Добросовестность иска «Ассошиэйтед мерчант бэнк» он будет выявлять дотошно, поскольку восемнадцать миллионов... ты знаешь чьих... висят на «Ассошиэйтед мерчант бэнк»... желающем перевесить их на беззащитного Ли Тео Ленга, сидящего в гонконгской тюрьме. Или, если хочешь, Амоса Доуви... Другими словами, твой компаньон и друг Клео Сурапато хочет повесить собственное преступление на снежного человека в Гималаях... Чтобы покончить со слухами о мафии и финансовых преступлениях, пачкающих репутацию этого города, младший Ли пойдет на все... То есть на все пойдут его отец и другие отцы города... Там как-то оказались замешаны русские, а их добросовестность в делах известна. На ней проверяются репутации.
— Ты словно бы продиктовала колонку в газету, — попробовал пошутить Бруно.
— Я, конечно, именно так не напишу, — сказала Барбара серьезно. — Однако что-то в этом духе придется делать, чтобы почитали в их посольстве или где там еще у них это читают.
— Барбара, мне говорили про одного русского возле тебя...
— Правильно говорили, Бруно. Может, мне удастся укрепить его в мысли, что в этом городе не все так уж отвратительно, как непременно должно быть, по их мнению, при капитализме... До свидания!
Наверное, она рассмеялась у себя дома.
— Клео! — сказал грубо Бруно. — Отруби ты конец, который тянется от тебя в Себастьяну! К этому русскому!
— Его фамилия, босс, произносится Севастьянов, — сказал Джефри.
— Ну, как там его! Собери ты ему эти крохи в восемнадцать миллионов, которые утянул у этого... этого...
— Васильева, — сказал Джефри.
— У него! Верни, не обнищаешь. Иначе младший Ли из юридической псарни «Ли и Ли» по поручению аудиторов обгрызет тебе все штанины...
— Бруно, — сказал вкрадчиво Клео. — Возвращая деньги, придется ведь обозначиться. Признать, что они — у нас, у тебя то есть... И вынырнет меченый атом, если возьмутся за дело серьезно, в Швейцарии.
— Можно, босс? — спросил Джефри.
— Да?
— Клео лучше встретиться с русским и переговорить. Компромисс с ним возможен. Слежка велась за Севастьяновым по моему указанию агентом «Деловых советов и охраны» в Бангкоке. На всякий случай, правда, без вводных... Наверное, что-нибудь нашлось, можно будет использовать.