Женщина, еле сдерживая собственные слезы, помогла Вере раздеться, теребя в руках порванную водолазку.
— Не плачь моя девочка.
Гладила ее по голове, позволяя Вере выплакаться, пока другой рукой держала душевую лейку, открыв воду погорячее.
— Почему люди такие жестокие? Почему все это происходит со мной, Люд? Ну что я сделала такого, что меня Боженька так наказывает?
— Ангел мой, ну как тебе помочь? Ну что мне сделать? — Люда присела на корточки перед ванной, через бортик обнимая Веру, — Расскажи, что случилось. Не держи в себе, от этого только хуже будет. Кто тебя обидел?
Говорила, а сама смотрела на эти пятна, кровоподтеки, синяки, которыми была усыпано лицо, шея, грудь. В некоторых местах бедра. Мерзкие отметины от пальцев.
Вера рассказала, снова и снова заходясь в истерике, цепляясь за Люду, как за последний шанс сбежать от реальности. Она до сих пор не верила, что с ней могло случиться подобное.
«Со мной такого не произойдет» — помнишь эту фразу?
В дверь коротко постучали.
— Люд, сорок минут уже сидите. Выходите, давайте, — в голосе Гриши послышались серьезные нотки, которые Вера слышала впервые, за все время. Казалось, что он хмурился, стоя там, за дверью.
— Пойдем моя золотинка.
Уже в комнате, Гриша мерил ее шагами, поглядывая на Веру, которая сидела в халате, закутавшись в одеяло, пока Люда обрабатывала разбитые губы, параллельно размазывая бадягу по синякам.
— Гриш, ты иди спать, я с Верой лягу.
— Точно ничего не надо?
— Нет.
— Толкни, если что-то будет нужно.
Люда поцеловала его на ночь, закрыла дверь и выключила свет, ложась к Вере в кровать.
— Не бросай меня, — шепотом попросила Вера, сжимая руку женщины в своей.
— Никогда, моя девочка.
* * *
Утром проснулась от того, что ныл затылок. Люды рядом не было, зато в коридоре слышался какой-то возмущенный шепот, и недовольное сопение дяди Гриши.
— Люда, что случилось? — судя по голосу, бабушка стояла возле двери в Верину комнату и уже схватилась за ручку.
— Нина Степановна, вы только не переживайте…
— Люда, — бабушка повысила голос и рванула дверь на себя.
Вера закрыла глаза, мысленно готовясь к бабушкиному штурму.
— Мам, не надо. Видишь, она еще спит.
— Не сплю, — девушка открыла глаза, встречаясь взглядом с нависшей над ней Ниной Степановной. Долго смотрели друг на друга, пока женщина не присела на кровать, откидывая одеяло в сторону.
— Вера, что случилось? Кто это сделал?
Клинкова слышала, как задрожал бабушкин голос, пока она, оттянув спальную футболку, смотрела на потемневшие отметины на шее.
— Это не то, что ты думаешь. Домой шла, шпана какая-то налетела, поздно уже было.
— Да как, же так? Ты, поди, через школу шла, там же темень, ни одного фонаря нет, — бабушка продолжала разглядывать синяки на коленках и бедрах, постоянно качая головой, — А с губой что? Вер, скажи мне правду.
— Правду я говорю, — украдкой посмотрела на Люду, которая тяжело вздыхала, положив Грише голову на плечо, — Ударили, потому, что сумку отдавать не хотела. Все равно, черти забрали.
— Они тебя… Ну… — Нина Степановна поправила очки, сидя по всему подбирая слова, — Может в больницу надо? Вер, ты только скажи мне правду. Я сейчас оденусь и побегу заявление писать, ты помнишь, как они выглядели?
— Не надо в милицию, баб. Я живая, со мной все нормально, они ничего такого мне не сделали. К тому же там действительно было темно, я не видела, кто это был.
Вера закусила губу, сдерживаясь от желания поморщиться. Лицо Маджида стояло перед глазами, его потные руки, покрытые порослью черных волос, до сих пор сжимали ее шею и расстегивали джинсы.
— Пуховик тоже они сняли? — дядя Гриша все это время играл желваками, сложив руки на груди, — Надо писать заявление. Сколько их было?
— Что, даже пуховик забрали? — бабушка пораженно ахнула, прикрыв рот ладонью, — Как ты до дома дошла?
— Добрые люди помогли. Давайте закончим на этом. Ни в какую милицию я не пойду, никакое заявления писать не буду. Синяки через неделю пройдут. А сейчас можно я переоденусь?
Выпроводив всех за дверь, Вера снова опустилась на кровать, вытирая уже бегущие по щекам слезы. Это было невыносимо. Это все походила на какую-то насмешку, откуда сверху. Хоть бабушка всегда и говорила, что людям не даются испытания, которые бы им не выдержать, Вере казалось, что это было перебором. Что дальше? Ее собьет машина? Или переедет трамвай? Было бы смешно, если бы не было так грустно.
Она рассматривала себя в зеркало, касаясь пальцами распухшей губы, небольшого синяка на скуле. Следы от мужских пальцев щедро усыпали ее шею, плечи, за которые он хватался, пытаясь удержать ее на месте.
— Вер, там Лена звонит, подойдешь или сказать, что не можешь? — в комнату заглянула Люда.
— Подойду, — накинула халат и подошла к телефону, — Ну че тебе не спиться в такую рань?
— Ой, Клинкова, представляешь, я не беременная, — подруга засмеялась в трубку, параллельно что-то запихивая в рот, — Врач сказала, что я подстыла, поэтому живот тянуло, а то, что тошнило, это мне к другому врачу, ну этот, как его? Ну, ты поняла? Который желудок проверяет, забыла блять.
— Поздравляю, — буркнула Вера, разглядывая облезший лак на ногтях.
— Ты че такая, разбудила что ли? Время почти час дня, даже я столько не сплю. Ну, я с этой работой вообще теперь не сплю…
— Если ты теперь не спишь свои полноценные 12 часов в сутки, это не значит, что ты не спишь вообще. Нормальным людям хватает восьми…
— Если ты не в духе, так и скажи, нехер остальным настроение портить. Отпустит — наберешь, — Самохина бросила трубку, громко чавкнув напоследок. Вера сжала пальцами переносицу, опуская трубку на рычаг.
Что дальше делать, она не представляла.
— Голова болит? — бабушка ласково пригладила рыжие волосы на макушке, а потом поцеловала, — Как ты себя вообще чувствуешь?
— Ты только не переживай, баб. Я, правда, нормально.
— Чаю налить? Люда там какой-то новый купила, с цветами какими-то.
— Я полежу, пойду.
— А ты на работе предупредила, что тебя не будет несколько дней?
— Я там больше не работаю… — Вера поднялась с пуфика, босыми ногами шлепая обратно в комнату.
— Как это? Почему?
— Не дело это, юристу, пирожки лепить, — девушка махнула женщине рукой, закрываясь в своей комнате.
Целый день пролежала на кровати, молча наблюдая за тем, как в комнату поочередно заходили Люда с бабушкой, последняя мимоходом объявила, что собирается сходить в церковь, поставить свечку за здравие. Вере было все равно, пусть делают, что хотят.
К вечеру снова пришла Люда, чтобы сделать компрессы, померить температуру и в очередной раз поинтересоваться, как она себя чувствует.
— Может, покушаешь? Мы с бабушкой голубцов наделали, какао сварили, Гришу разодрало прям на это какао.
Люда сидела на краю кровати, протягивая девушке горячую кружку.
— Терпеть не могу какао, — Вера усмехнулась, делая глоток.
— Может, сходим, прогуляемся? Ты такая бледная, хоть воздухом подышишь…
— Мне вчера знаешь, как воздуха хватило, всю жизнь не забуду.
— Ну, может, хоть завтра со мной на рынок сходишь? Чего дома то сидеть? Только если у тебя что-то болит, ты скажи, я ж не знаю, — Люда снова затараторила, небрежным жестом поправляя волосы. А потом ее взгляд забегал, женщина неожиданно сцепила руки в замок и поджала губы, — А как ты относишься к детям?
— Пока не готова к ним, а что? — Клинкова под одеялом поджала пальцы на ногах, мысленно строя догадки, к чему был задан этот вопрос, — Стой… Люд?
Вера расплылась в улыбке, отставляя кружку на тумбочку, поближе подсаживаясь к женщине.
— Нет, ты не правильно все поняла, — Люда улыбнулась в ответ, поднимая голову и встречаясь с девушкой взглядом, — Мы тут лежали с Гришей, разговаривали… Я уже не смогу, Вер, сама понимаешь, — женщина тяжело вздохнула, вытирая влажные ладони о домашний халат, — Мы думали, может из детского дома мальчишку взять. Вырастим его, как положено, человеком, после нас кто-то останется, а то ведь оба, как сычи…