Ковалёв все это время вел себя довольно благоразумно, открыто не приставал, но, не изменяя себе, не мог видимо удержаться, от ненавязчивых касаний ладонью по плечу или по спине. Все также проскальзывали сальные шуточки, но Вера воспринимала ситуацию так, как она была на самом деле. Отрицать тот факт, что она нравилась Ковалёву, было глупо, и Вера старалась не давать лишний раз повод, увидеть ему её ответную реакцию. А может, старалась не давать повод так быстро… Черт его знает. Легкомысленной дурочкой она уже была, теперь пришло время думать головой. Во всяком случае, Вере так хотелось. Несмотря на какую-то зимнюю апатию и круговорот обыденности в каждом дне, Клинкова без промедления соглашалась на каждое Витькино предложение встретиться. Они бесцельно катались по ночной Москве, слушали музыку в теплом салоне, курили, разговаривали о всякой ерунде. А один раз он даже повелся на ее уговоры научить ее стрелять.
«… Стоя по щиколотку в снегу, Вера перекладывала из одной руки в другую приятную тяжесть «Макарова», сжимая прохладную от мороза рукоятку, осторожно касаясь пальцем спускового крючка, пока Ковалев в нескольких метрах от девушки расставлял на пеньке пустые бутылки. Огляделась, переживая оказаться замеченными, но на территории старой заброшенной больницы кроме них и стаи бродячих собак никого не было.
— Я гляжу, вы уже познакомились, — Витька подбежал к Вере, улыбаясь и надевая кепку козырьком назад.
— Да, правда он не слишком разговорчив, — Вера подняла на парня глаза, в которых можно было уловить неприкрытый восторг. Это было так волнительно, чувство страха, перемешанное с сумасшедшим азартом.
— Смотри, — парень встал у нее за спиной, — Возьми его двумя руками.
Вера послушно обхватила рукоятку, поднимая пистолет на уровне груди.
— Чувствую себя героиней боевика, — почему-то шепотом призналась Вера, кусая губу, силясь сдержать радостный вопль.
— Не отвлекайся, героиня, — Ковалёв сжал своими руками ее руки, наклоняясь к ее уху, — Ноги шире, — и сам раздвинул ее ноги коленом, — Ты должна быть готова к тому, что ты делаешь. Должна осознавать конечную цель.
— Это сложно, убить человека?
— Не сложнее, чем расстаться с записками от Фролова, — Вера закусила губу, почувствовав, как парень прижался сзади, грудью, животом и всем остальным, — Почувствуй оружие в своих руках. Не расслабляй руки, они должны быть в напряжении, потому что отдача. Помнишь? У нас в армейке один так плечо вывихнул.
— Ты убивал когда-нибудь?
Парень замолчал, и Вера почувствовала, как с его лица спала улыбка.
— Разные ситуации были и разные люди попадались. И как бы странно это не звучало, когда есть шанс выбрать, я лучше убью сам, чем убьют меня.
«Где-то мы уже это слышали».
Бандитская философия одна на всех, мать его.
И Вера так четко ощутила мужское присутствие. Витька вдруг оказался правильным, таким конкретным пацаном, который, несмотря на весь свой образ жизни (о котором он тактично продолжал умалчивать, но все было итак написано на лбу) имел представления о том, что вокруг существуют люди, и что надо как-то находить с этими людьми общий язык. Он знал, что такое женщина и вел себя рядом как мужчина. Спокойно, рассудительно. По-взрослому. И если бы пару лет назад, Клинковой кто-нибудь сказал, что Витька станет таким, не балагуром с постоянной ухмылкой на лице, а внимательным, сосредоточенным парнем, готовым прикрыть тылы близких, она бы не поверила.
Сейчас он так сильно напоминал Артёма.
Вера почувствовала в лице Ковалёва какую-то опору, во всех смыслах этого слова. Он не позволял ей покрываться плесенью в одиночестве, горюя над уходящей молодостью, как он сам любил шутить, чтобы она понимала, что он сейчас готов был быть той поддержкой, которая так была нужна Клинковой. Ему и самому была нужна поддержка, хоть он ее и не просил, но Вера видела, что он не находил себе места из-за родителей, которые вдруг решили отмотать время назад, возвращаясь в прежнюю жизнь без участия другой женщины, думал о Марине, с которой так глупо расстался. Было наверно что-то еще, но он старался не подавать виду, стараясь просто, как всегда, отшутиться.
- Готова? Смотри вот сюда, — он ткнул пальцем на мушку, — И смотри вон туда. Выбери, в какую будешь стрелять, — показал на бутылки.
— Которая посередине…
— Значит целься в нее, — захват мужских рук неожиданно ослаб и буквально «сполз» ей на талию, — Медленно сними с предохранителя… Прицелься…
Вера истерзала зубами внутреннюю сторону щеки, слыша как громко бьется собственное сердце.
— Стреляй.
Оглушительный хлопок, после которого дернуло плечо, а за ним и остальное тело, волной, но Ковалёв крепко держал ее, не давая даже сделать шага назад.
Бутылка разлетелась на куски, своими осколками опрокидывая «соседку». Вера завизжала, чувствуя ураган собственных эмоций, и кинулась к Витьке на шею.
— Ты все врал, это лучше чем секс, — шептала ему на ухо, пока тряслись коленки. Он смеялся, поддерживая Клинкову, чтобы она не рухнула от счастья в сугроб под ногами.
— Я не думал, что девчонки увлекаются таким.
— Спасибо, Вить… — эйфория накрыла сама собой, и Вера как-то машинально потянулась к парню, — Это ценный подарок, Ковалёв.
Поцеловала, потому что рвало крышу от эмоций. Он не давил, не требовал, позволяя ей проявить инициативу, но Вера чувствовала теплые, влажные губы и силу мужских рук, сквозь пуховик, кольцом сомкнувшихся на талии…».
— Не опоздаешь? — на кухню вошла Люда, скручивая в рулончик газету. Сзади мелькнул дядя Гриша в одних трусах, быстро скрываясь в ванной.
— Люд… — позвал он.
— Сейчас еще раз получишь, — рявкнула женщина, швыряя газету в мусорное ведро.
«Семейная жизнь».
— Уже убегаю, — Вера кинула беглый взгляд на часы, одним глотком допивая остывший чай.
На работу почти не опоздала, на ходу скидывая пуховик, закатывая рукава водолазки.
— Привет, а где Гюзаль?
Маджид один на кухне раскатывал тесто, слушая новости по радио.
— Ее сегодня не будет.
И все. Ни здрасти, ни до свидания.
«Ну и к черту тебя, чурка проклятая».
Вера больше не злилась, что он делал вид, будто ее не существует. Просто плюнула, тоже стараясь не обращать на него внимание. За время работы в узбечке, она хорошо набила руку и теперь для очередной лепешки посторонняя помощь не требовалась. Делала уже на автомате.
Самовольно позволила себе переключить станцию на приёмнике, найдя очередной «хит» современной эстрады, помыла руки и «приклеилась» к своему островку — рабочему месту.
И день был, как бы ничего, все как всегда, но атмосфера была странная. Это давящее молчание, раньше хотя бы с Гюзаль можно было поговорить, выпить чаю, а сейчас просто вакуум, как рыбка в аквариуме.
Тяжелое мужское дыхание напрягало, и Вера то и дело косилась на Маджида, которые продолжал лепить пахлаву, заодно перемешивая плов в казане.
— Гюзаль вообще не придет?
В ответ какое-то невнятное бормотание и едва заметное пожимание плечами.
Клинкова отвернулась, голыми руками перемешивая сырой фарш. За спиной раздались шаги, а потом тяжелые руки сжали ее плечи. Грузное тело Маджида придавило ее к той поверхности, на которой она готовила.
— Пусти, урод.
Вера завыла, чувствуя, как его руки нагло ползут по телу, больно хватая за грудь. Клинкова билась, пытаясь выкрутиться и хотя бы повернуться к нему лицом.
— М-м-м, — замычал узбек, оттягивая на ней фартук и забираясь под него грубыми движениями. Вера схватила чашку, в которой месила фарш и, изловчившись, ударила его через плечо. Не видела, куда попала, но по возмущенному, грозному возгласу поняла, что все-таки попала.
— Тебе нужно знать свое место, девка, — схватил ее за волосы, прижимая к себе. Вера поддалась обстоятельствам, позволяя себе зареветь. Кожу головы нестерпимо жгло от крепкого захвата и она, не видя ничего перед собой, начала махать руками, надеясь его зацепить. Рывком, Маджид развернул ее лицом к себе, толкая на рабочий стол и срывая несчастный фартук. Следом затрещала водолазка, расползаясь огромной дырой на плече. На пол посыпалась посуда, мешок муки пылью разлетелся по кухне, вызывая надсадный кашель.