Я плачу.
Затем глубокий голос позади меня говорит:
— Я никогда не играл с тобой, детка. Я любил тебя с первого дня.
Я оборачиваюсь. Дэвид вскакивает на ноги.
Мы оба в ужасе смотрим на Кейджа, выходящего из тени дверного проема.
Выражение его лица каменно-холодное, в его глазах застыл смертоносный взгляд, и он держит пистолет наготове.
Дуло направлено на Дэвида.
42
Нат
Что-то в моем животе резко ухает вниз. У меня начинают дрожать руки. На долгое, ужасное мгновение воцаряется тишина. Я смотрю на Кейджа, такого опасного и прекрасного, и мое сердце снова разрывается.
Я люблю его.
И я ненавижу себя за то, что люблю его, этого человека, который заставляет мое тело гореть, и который потчует меня сладчайшей ложью.
— Как ты меня нашел? — тихо говорю я с дрожью в голосе.
Кейдж удерживает свой смертоносный взгляд на Дэвиде, когда отвечает мне.
— На земле нет места, где ты могла бы спрятаться от меня.
Дэвид говорит:
— Ты всегда был хорош в поиске людей, Казимир. Полагаю, у тебя все еще есть контакты в Федеральном управлении гражданской авиации, которых ты можешь подкупить, чтобы получить доступ к журналам полетов и спискам пассажиров?
Когда Дэвид говорит, слышно, что он потрясен до глубины души, но пытается храбриться. Кейдж игнорирует это и рычит:
— Я должен убить тебя за то, через что ты заставил ее пройти.
Я шепчу:
— Кейдж, нет. Не делай ему больно. Пожалуйста.
Когда Кейдж смотрит на меня, его взгляд смягчается.
— Не буду, детка. Обещаю. Но только потому, что ты этого не хочешь.
Кейдж снова смотрит на Дэвида, и вся его мягкость превращается в лед.
— Между прочим, до прошлого года мы понятия не имели, что ты ездил на озеро Тахо. До тех пор у нас в бюро не было ни одного человека. Так что либо твой контакт в Службе защите свидетелей соврал о том, что мы нашли тебя пять лет назад, либо это сделал ты. Я ставлю на тебя. Ты всегда был тем еще куском дерьма.
Я хочу повернуться, чтобы увидеть выражение лица Дэвида, но не могу. Мой взгляд прикован к лицу Кейджа, в то время как мой одурманенный мозг работает подобно тому колесу, в котором бегает бедный хомячок, дико вращаясь, переполненный вопросами.
Если он не собирается убивать Дэвида, зачем он последовал за мной сюда?
Почему он все еще называет меня «деткой», когда знает, что я знаю, какую игру он ведет?
И зачем Кейджу рисковать собственной жизнью только ради того, чтобы переспать со мной?
Он, должно быть, знал, что его босс не потерпит неповиновения. Кейдж бы знал, что его голова будет насажена на пику, если бы этот мудак Максим обнаружил, что он не убил меня сразу, а вместо этого играл в течение нескольких месяцев, не получая от меня никакой информации о Дэвиде…
Или, может быть, этот телефонный звонок от Максима был частью тщательно продуманного плана, чтобы напугать меня, чтобы я начала предпринимать отчаянные действия? Они еще ничего от меня не получили, поэтому устроили большую драматическую конфронтацию, которая определенно заставила бы меня заговорить, если бы я что-то знала?
Но тогда зачем Кейджу было стрелять в Виктора? Это тоже было частью плана?
Без понятия. Я не знаю! Боже!
Кейдж все еще лжец, несмотря ни на что. Он никогда не говорил мне, что знает Дэвида. Он знал, что Дэвид был в мафии, женился, украл деньги, сбежал и скрылся, и все остальное. Он знал все это, пока трахал меня до бесчувствия.
Но действительно ли это была ложь или что-то другое?
Что-то вроде… необходимости держать все в тайне.
На что я на 100% согласна.
О боже.
Выводя меня из задумчивости, Дэвид говорит:
— Тебе понадобятся деньги. Я могу вернуть все, что взял у Макса…
— Мне не нужны твои гребаные деньги, Деймон.
Слышно, как Дэвид судорожно сглатывает.
— Тогда чего же ты хочешь?
Кейдж снова смотрит на меня, и теперь его глаза горят. Два пылающих темных уголька любви.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мою девочку.
Мы снова молчим. Я чувствую, как Дэвид смотрит мне в спину, но не могу повернуться и посмотреть на него. Я слишком глубоко проваливаюсь в глаза Кейджа.
Наконец, Дэвид говорит:
— Если Макс узнает, что ты ослушался его, и ты не вернешь деньги…
— Я мертвец. Знаю.
Тон Кейджа указывает на то, что ему поровну на этот факт.
— Вам обоим конец.
— Он ее не тронет. Я справляюсь с этим.
Я шепчу:
— Если только…
В то же время Дэвид и Кейдж повторяют:
— Если только?
Я облизываю губы, дрожа всем телом.
— Мы не спрячемся.
Глаза Кейджа вспыхивают огнем. Он опускает пистолет на бок и тихо говорит:
— Мы?
Я закрываю глаза и делаю вдох, собираясь с силами. Затем я снова открываю глаза и смотрю на него.
— Не думай, что я тебя прощаю. Я не прощаю. Мне просто нужно новое место для жизни. Я больше не могу спать в этом доме, зная, что призрак Виктора бродит поблизости.
Своим голосом, полным любви, Кейдж говорит:
— Ты лгунья.
— Беру пример с тебя, гангстер.
Откуда-то из глубины дома раздается женский голос:
— Дорогой? Где ты? Я дома!
На секунду я ошеломлена, затем поворачиваюсь и смотрю на лицо Дэвида. Оно почему-то стало еще белее, чем раньше. Оно буквально цвета копировальной бумаги.
За его спиной из-за угла в комнату выходит привлекательная брюнетка. Она молода и соблазнительна, широко улыбается, но улыбка стирается с ее лица, когда она замечает нас троих, стоящих там, и Кейджа, держащего пистолет.
Девушка замирает. Смотрит туда-сюда между нами широко раскрытыми глазами.
— Никки? — произносит она высоким и напряженным голосом. — Что происходит?
Встревоженная, она подносит руку к горлу. Огромный бриллиант на ее левом безымянном пальце сверкает так ярко, что почти ослепляет.
Все еще ждет меня, да чтоб тебе пусто было. Боже, мужики – сплошное разочарование.
Глядя на Дэвида, я тихо говорю:
— Как долго ты на самом деле ждал, пока я найду тебя?
Он сглатывает. Облизывает губы. Переминается с ноги на ногу.
— Год.
Кейдж сухо спрашивает:
— Теперь ты хочешь, чтобы я пристрелил его?
Я жду, когда начнется боль, но она так и не приходит. Я ничего не чувствую.
После всего того времени, что прошло, мне уже все равно.
Кейдж обходит диван и поднимает с пола мою дорожную сумку, перекидывая ее через плечо. Он засовывает пистолет за пояс джинсов.
— Пошли, детка. Пора уходить.
Затем Кейдж стоит и ждет, протягивая руку.
Я подхожу к нему и беру за руку.
До того, как мы с ним уходим, я поворачиваюсь к Дэвиду и говорю:
— Кстати, Деймон, твои дети ни разу не похожи на сицилийцев. Я видела фотографии. Они выглядят точь-в-точь как ты.
Когда мы выходим, я слышу, как новая жена Дэвида громко говорит:
— Кто такой Деймон? Какие дети?
Если ей повезет, то понадобится не более пяти лет жизни, чтобы узнать правду о человеке, которого она называет Никки.
Надеюсь, она получит половину из этих ста миллионов.
Уверена, что она этого заслуживает.
43
Кейдж
Когда мы уходим от Деймона, Натали со мной не разговаривает.
Мы проводим ночь в гостиничном номере. Я заказываю еду в номер и готовлю ей ванну. Я смотрю, как Натали ест в удушающей тишине. Я прислушиваюсь к звукам ее купания из-за запертой двери ванной и хочу распахнуть ее и заставить ее поговорить со мной.
Я этого не делаю.
Это страдание – мое покаяние. Как бы долго ни длилось ее молчание, я буду ждать.
Она спит в большой двуспальной кровати. Я лежу без сна на диване, мое сердце саднит, и слушаю, как она дышит.
На следующее утро мы вылетаем в Нью-Йорк. Нат не спрашивает, куда мы едем. Я думаю, она в состоянии глубокого шока после встречи с Деймоном.