Наверное, простудился, немудрено при такой погоде.
— Пока нет. Потерпите еще, я постараюсь ускорить допрос. Кто следующий?
Нет желающих. Я выбрал Тайлера. Он даже не пытался скрыть раздражение. Скукота. Но концы с концами сходятся, ухватиться не за что. Еще один человек видел Деллвуда — и все.
— Кид? Что скажешь?
Скучная история, в основном о патруле.
Надежды мои не оправдались. Вне подозрения — на девяносто процентов — лишь Деллвуд и кухарка.
— Деллвуд, хоть это и потеря времени, изложи нам свою версию.
Его рассказ оказался лишь немного короче кухаркиного. Он не навел меня на след. Практически у всех было время убить Хокеса.
Что ж, ты должен перевернуть каждый камушек, Гаррет.
— Благодарю за помощь и терпение. После буду говорить с каждым в отдельности, сколько понадобится. Любое убийство можно раскрыть. Если что-либо придет в голову, дайте мне знать, я сохраню ваше имя в тайне. Вы свободны.
Они ринулись к двери, позабыв, что ключ у меня. Первая спохватилась Дженнифер. Она вырвала его у меня с грацией разъяренной росомахи.
— Еще одно. Я видел в доме вторую женщину. — Я описал белокурую красотку. — Кто она? Секрет это или нет, я требую ответа.
Они недоумевающе уставились на меня. Некоторые покачали головами, засомневавшись в моем здравом рассудке. Все ушли, кроме Деллвуда. Он положил ключ на письменный стол.
— Я уложу генерала, сэр, если вы не возражаете.
— Не возражаю, если он не возражает.
— Идите, Гаррет, — заговорил старик, доказывая, что он и не думал спать. — Я не в силах продолжать. Увидимся после завтрака.
— Слушаюсь, сэр. — Я устал. Не урвать ли несколько часов, не вздремнуть ли? Когда еще придется поспать всласть: ведь старик сделал из меня живую мишень.
Нет. Сперва Снэйк. Судя по всему, навряд ли он сообщит нечто полезное. Но, с другой стороны, черт его разберет. А вдруг… Тогда я смогу не бояться, что меня опять попытаются зарубить во сне топором.
Я направился вниз, в холл. И тут же застыл как вкопанный, разинув рот.
Опять эта женщина. На балконе, наискосок от генеральских покоев. На моем балконе. Я дрожал мелкой дрожью, но не отрываясь смотрел на нее, точно грезил наяву. Она скользила, как призрак, не замечая меня. Я бросился к лестнице, ведущей на пятый этаж, прокрался в восточное крыло, спустился на балкон.
Напрасные старания. Она исчезла. Надо поймать ее в ловушку, иначе с ней не поговоришь. А мне безумно этого хотелось.
Желание порой играет с нами странные шутки. Она возбуждала меня, а победительное очарование Дженнифер почему-то оставляло равнодушным.
17
Поскольку вход в мою комнату был сразу из коридора, я подумал, что не помешает принять меры предосторожности. Пожалуй, ножа может оказаться недостаточно, если ночной гость будет настроен чересчур воинственно.
Уходя, я просунул между дверью и косяком листок бумаги. Но это была лишь приманка. Листок трепыхался на виду и сразу бросался в глаза. Настоящим сигнальным устройством служил мне волос, высовывающийся из-за двери на пару дюймов. Его-то уж на место не вставишь.
Волоса не оказалось.
Войти или нет? Видимо, злоумышленник еще там: между собранием у генерала и моим приходом прошло совсем немного времени, он не успел бы обыскать комнату.
Я подумал было расположиться с комфортом и подождать снаружи. Но это значило бы отсрочить свидание со Снэйком.
Может, пойти ва-банк и удивить непрошеного гостя? Я снял со стены булаву, достал ключ, отпер дверь и сильно пнул ее ногой, чтобы отбросить притаившегося в засаде. С булавой наготове я ворвался в комнату.
Пусто. Темно. Кто-то опять задул лампу.
Я поспешно вернулся в коридор: мой силуэт мог послужить отличной мишенью для человека, вооруженного арбалетом.
В дверном проеме показалась чья-то фигура.
— Это я.
Морли Дотс. Я осмотрелся, нет ли кого в коридоре, и зашел в комнату.
— Какого черта ты тут делаешь?
Я отбросил булаву и зашарил по столу в поисках лампы.
— Стало любопытно, что у вас здесь происходит.
Я зажег лампу и захлопнул дверь.
— Ты так прямо взял и вошел?
— Подумаешь, у вас все двери нараспашку.
— Как тебе мои апартаменты?
Он постучал себе по носу.
— Запах. У эльфов тонкий нюх, а в твоих апартаментах воняет мясом. Сразу ясно, ты не вегетарианец.
Издевается, мерзавец.
— Значит, ты явился. Что прикажешь с тобой делать?
— Новости есть?
— Да. Еще один убитый. Это случилось сегодня утром, пока я был в городе. Поэтому вечером старик созвал совещание, доложил всем, кто я такой, и пригрозил, что виновных детектив Гаррет по стенке размажет. Между делом старик спалил свое завещание. А что новенького в городе?
— Плоскомордый кое-где побывал, но нашел немного. Ты знаешь, сколько штамповалось этих медалей, в любом ломбарде их полным-полно. Ценность представляют только серебряные: в Холме вечно не хватает серебра.
Холм — центр Танфера. Там живут все важные шишки, в том числе шайка колдунов, ведьм и прочих, кому серебро нужно позарез: для волшебства серебро что дерево для огня. С тех пор как Слави Дуралейник сосредоточил все запасы серебра у себя в Кантарде, цены на него взлетели до небес.
Впрочем, это к делу не относится.
— Что с подсвечниками и прочей дребеденью?
— Кажется, он нашел пару. Люди, купившие их, не помнят продавца. Но ты ведь знаешь Плоскомордого. Убеждать он умеет.
Он убедителен, как оползень: станешь на дороге — рискуешь быть раздавленным.
— Великолепно. Что будем делать?
— Завтра он попытается снова. Жаль, что ворюга не спер что-нибудь эдакое, примечательное — тогда бы его наверняка запомнили.
— И правда. Дал он маху. Слушай. У меня назначена встреча с одним человеком. Он говорит, что знает убийцу. Может, и впрямь знает. Надо поспешить, а то он передумает и не станет разговаривать.
— Вперед, отважный рыцарь.
Морли частенько подсмеивается над моей романтичностью и сентиментальностью. Но он и сам не безгрешен. Взять хоть его появление здесь. Ни в жизнь не признает, что не захотел оставлять меня одного среди акул. Любопытно ему, видите ли, стало.
— Дом с привидениями, да и только, — ворчал Морли, пока мы осторожно спускались по лестнице. — И как они тут живут?
— Говорят, дома стены помогают. Привыкаешь через какое-то время, перестаешь замечать.
— Что это за брюнетка, на которую я наткнулся по дороге, в пустом холле?
— Генеральская дочка, Дженнифер. К ней не подступишься.
— А может, ты не знаешь, как взяться за дело.
— Может. Но сдается мне, с ней не все в порядке.
Мы вышли через черный ход. Светила луна, и я почти не спотыкался, а Морли, тому без разницы, он из тех, кого хоть в гроб заколоти — зрение, как у кошки.
— По крайней мере у вас все без затей: ни призраков, ни вампиров, ни великанов — просто людская жадность.
Я подумал о женщине в белом. Надеюсь, она не призрак: я не умею общаться с бестелесными существами.
Морли схватил меня за плечо.
— Здесь кто-то есть.
Я ничего не увидел, но услышал звук — будто человек вдруг остановился.
— Услышал нас, — шепнул Морли и как сквозь землю провалился. Я подошел к конюшне, позвал:
— Снэйк? Ты где? Это Гаррет.
Не отвечает. Я просунул голову внутрь. Темно, лошади неспокойны. Лучше обойти вокруг, сразу заходить рискованно.
С северной стороны конюшни из щелей между досками пробивался слабый, неверный свет, похоже было, что горит оплывающая уже свечка.
В углу оказалась небольшая дверца, видимо, я наткнулся на убежище Снэйка.
— Снэйк? Ты здесь? Это Гаррет.
Снэйк не отвечал.
Я открыл дверь.
Снэйк не ответит больше никому, во всяком случае, в этом мире. Его зарезали.
Нечистая работа. Удар пришелся в грудь, но не в сердце, лезвие прошло через легкое, кончик ножа торчал из спины.
Появился Морли.
— Я его упустил. — Он глянул на Снэйка. — Любитель работал.
Эх, Морли, всегда всех критикует.
— Даже профи может наделать ошибок, когда имеет дело с несговорчивым субъектом. Этот человек, я слышал, бывший десантник. А десантников голыми руками не возьмешь.
— Может, и так. — Дотс присел на корточки, повертел в руках шнурок, обвитый вокруг шеи Снэйка. — Занятно!
Я занялся поиском улик. В спешке убийца мог что-нибудь обронить.
— Что это?
— Это шнурок кефов-душителей.
— Что-о? — Я присел на корточки рядом с Морли.
— Есть такое восточное племя — кефы-душители. Им строго-настрого запрещено проливать кровь. Потому что тогда мертвец не найдет покоя, пока не будет отмщен. Приходится убивать без кровопролития. Между тем убийство — часть их религиозного ритуала, поэтому плетение шнуров у кефов целое искусство.