ветра.
Эту девушку она видела несколько раз на посевах. Трудолюбивая, светловолосая и совсем юная – двадцать один год ей исполнился только на прошлой неделе. И ее уже зовут замуж. Уйти от родителей. Родить через год. А еще через год – родить опять. И еще. И еще.
На улицах почти не было людей – мужчины ушли на охоту, женщины занимались скотиной. Помона чувствовала, что и ей будет правильно заняться делом, а не глазеть на рождение новой семьи исподтишка, но она осталась стоять на пороге с опущенным веником в руках. Помона не хотела этого видеть. Ей было не интересно.
Но она не двинулась с места.
– Ханна! – крикнул парень на ходу. Как показалась Помоне, сделав голос ниже и задорнее, чем он был у него на самом деле. – Дома ли ты, милая? Дома ли ты, верная?
– Дома-дома наша девочка, – пропела женщина, высунувшись из окна, – а тебе, молодчик, Ханна наша зачем?
Мать Ханны хихикала, будто это ее пришли забирать из отчего дома. Помона невольно улыбнулась, но скорее стесненно, нежели от каких-либо нежных чувств. Этому представлению явно не хватало зрителей, смеха и воплей друзей и зевак. Очень уж нелепо эти брачные заигрывания с родственниками избранницы звучали в давящей тишине пустых улиц.
Мужчина остановился у калитки, высоко подняв над собой букет. Женщина в оконной раме зашлась притворными охами и стала звать дочь. Помона так и видела, как где-то рядом с ними на табуретке раскачивается бабуля и с прижатыми к груди руками любуется разыгрываемой ими сценой.
По тому, как оживился жених, Помона догадалась, что к окну наконец подошла и сама Ханна. Может, на ней было чистое белое платье с красной строчкой на подоле. И может, она просидела в нем весь сегодняшний день.
Но тут что-то случилось.
Парень, уже было взявшийся за калитку, чтобы открыть ее и пройти прямо к дому возлюбленной, отдернул руку. Ни его голоса, ни голосов матери, бабушки или самой Ханны не было слышно. Мир замер, а воздух загустился – Помона могла почувствовать зависшее над ними напряжение даже со своего места.
Мужчина вновь положил руку на задвижку калитки, но на сей раз тут же попятился назад: фигура, возвышающаяся над ним чуть не на две головы, ожила.
Все это время Страж, как и бдящий у любого другого дома, был здесь же, на своем посту, но стоял в тени, и Помона не сразу заметила его неподвижную фигуру. По ее спине поползли мурашки: огромная ручища существа, облаченного в вишневую мантию и набедренную повязку, поднялась ладонью от себя.
Страж приказывал парню остановиться.
– Почему? – услышала Помона его вопрос. В голосе жениха звучали злость и изумление.
Страж медленно покачал головой. Помона видела, как торчащие из прорезей его кожаной маски бивни сверкают перед побелевшим лицом мужчины.
– Это же Рубен! – воскликнула мать Ханны. Помона услышала, как она застучала по оконной раме, но Страж не обращал на нее никакого внимания. Он испепелял взглядом парня у калитки. – Эй! Эй! Это Рубен, пропустите его, он пришел к нам! Он пришел к Ханне!
Судя по тому, как живо стих ее крик, Помона поняла, что Страж сказал ей что-то резкое, так и не обернувшись. Сердце Помоны сжалось.
Что же происходит?!
– Я не уйду, – крикнул Рубен, но голос его был не тверд. Страж не шевелился, но было похоже, что он снова что-то сказал – Рубен вздрогнул. – Я люблю Ханну! Пустите меня или…
– Пошел вон, – отрезал Страж, на сей раз достаточно громко, чтобы услышала даже Помона.
В доме что-то разбилось – может, приготовленная для брачного букета ваза. Послышались стоны, охи, ахи и горестный плачь молодой девушки – убивалась Ханна. Рубен медленно пятился от дома избранницы, во все глаза таращась на Стража. И побежал прочь, когда бдящий сделал первый и последний предупреждающий шаг ему навстречу.
Рубен пронесся мимо хватающей ртом воздух Помоны. Только когда порыв ветра от мужчины поднял ее юбку, она заметила, что стоит, вцепившись в дверную раму пальцами. Женщина с багровым от стыда лицом с трудом оторвала от нее руки. К счастью, Рубен не заметил Помону, которая стала свидетелем его позора – он думал только о том, как оказаться подальше от этого дома и стерегущего его невесту чудовища.
Помона рассеянно вынула зубами впившуюся в указательный палец занозу. Она смотрела на Стража, который невозмутимо вернулся на свой пост. В доме за ним в три голоса завывали женщины. У окна разбилось что-то еще. Помона подумала, что кто-то из троих хотел запустить в Стража кружкой, но так и не решился метко прицелиться.
Насколько было известно Помоне, Стражи никогда не вмешивались в союзы мужчин и женщин, если те достигали совершенного возраста – двадцати одного года. Почему бдящий не пустил на порог сватающегося мужчину? Разве Стражи не настаивают на том, чтобы в Пэчре рождалось как можно больше семей?
Охваченная тревогой, Помона подняла веник, который выпал из ее рук, вернула на место и заторопилась домой. Она не была уверена, что хочет обсуждать чужое неудавшееся замужество с родителями, но совершенно точно хотела убраться подальше от избы, в которой вопили и скребли стены несчастные женщины.
7
Недалеко от дома Помона замедлила шаг. Встречный ветер растрепал ее волосы и охладил пыл: так уж ли важно то, что она увидела? Может ли она, женщина, от которой молодые пары на удачу держались подальше, быть уверена, что это первый случай, когда Страж не одобряет брак поселенцев? Если кому и стоит поднимать шумиху, то точно не ей. А то, чего гляди, суеверные бабки сплюнут и обвинят в неудавшейся свадьбе Помону – само ее присутствие, которое несет беды намечающимся семьям.
Интересно было только, куда все-таки побежал Рубен со своим отчаянием? На обратном пути Помоне на глаза попался брошенный в грязь брачный букет, на который дети недоуменно показывали пальцами. Они дергали за юбки матерей, чтобы те посмотрели тоже, но женщины только пожимали плечами.
Уж не в Серый ли замок побежал обезумевший от горя жених, чтобы требовать от Стражей выгнать с поста их сослуживца?
Помона вскинула глаза на каменного исполина. Нет, конечно. Рубен не приблизился бы к Серому замку, даже если бы в нем была заточена его драгоценная Ханна.
Легенда гласила, что Серый замок был воздвигнут для того, чтобы однажды поселить в нем Посредника, но сейчас от подножья до колокольни его населяли Стражи. Помона и сама часто видела, как они высыпают из него на службу и скрываются в нем после суточной смены. Как и другие, видела издали: люди предпочитали к Серому замку не приближаться.
Даже если бы захотела, Помона не смогла бы вообразить себе постройку более нелепую. На