пот тыльной стороной ладони и поспешила убраться. В этот раз ей удалось отвести от себя беду. Но кто может поручиться за то, как отреагируют люди на ее безучастие в следующий раз?
Помона сказала чистую правду: она не видела смысла в восстании без понимания того, кто Стражи в сущности такие и почему человечество находится под их беспрестанным надзором. Но слукавила, что собиралась по крупицам собирать информацию и объявиться однажды с бесценными знаниями на их заседании. На самом деле ее давно не пленили тайны Стражей. Она семь лет как разменяла четвертый десяток и не питала иллюзий насчет того, что, исчезни однажды Стражи из Пэчра, люди все равно не сумеют жить иначе, чем они их научили.
Отчасти Помона гнала от себя все, что было связано с восстанием, потому что сама не знала, чем именно угнетают их Стражи. Они не давали людям ни воды, ни пищи, ни сырья, но учили получать все это собственными силами. С медициной у них тоже был порядок: Стражи учили людей выращивать растения, из которых можно было сделать бесчисленное множество отваров, мазей и сиропов от самых разных недомоганий, а если ничего из этого не помогало, молча передавали больным странное сладковатое снадобье. Никто не знал, из чего и как они его делают, но оно могло за день поставить на ноги кого угодно, и отец Помоны был тому живым и бодрым подтверждением.
Не оставались Стражи в стороне и тогда, когда требовалось замарать руки кровью. Они первыми приходили на подмогу при глубоких порезах, переломах и родах. Люди не выносили присутствие Стража в своем доме, но сами отворяли ему двери, когда женщина должна была вот-вот освободиться от бремени. В отличие от супругов и сыновей, у Стражей никогда не тряслись руки, и они были совершенно глухи к раздирающим воздух в клочья крикам женщин. Страж помогал ребенку появиться на свет быстро и ловко, и уже через несколько минут возвращался на свой пост у калитки. Останавливался только раз, чтобы вымыть руки в баке с мутной водой.
За что еще можно было побороться, если не за продовольствие, знания и медицину? Пожалуй, за свободу, на чем настаивали революционеры больше всего. Вот только Стражи не запирали их в домах и за границу поселения выходить не запрещали; строго они следили только за тем, чтобы никто не разгуливал по ночам. Возможно то, что некто снаружи открывает и закрывает ставни в определенные часы, нервировало, но едва ли кому-то по-настоящему хотелось выходить ночью на улицу, тем более за пределы Пэчра.
В юношестве Помона, заручившись поддержкой друзей, которые были также опьянены жаждой приключений, решила сбежать из Пэчра, чтобы поглядеть на мир снаружи, а то и построить свой собственный: основать новое поселение, придумать в нем свои праздники, занятия и правила без всяких надзирателей. За мечтой дети мчались до самого захода старой звезды, но так и не убежали дальше леса, в который обычно уходили на охоту мужчины и где женщины собирали с кустов клочки шерсти животных для пряжи. Там они и заночевали. Утомительная ночь заставила друзей вспомнить о благах уже существующей цивилизации и несколько охладеть к затее Помоны.
К утру вся компания вернулась в поселение. Страж ждал их на краю поля, за которым простилался Пэчр, и бесстрастно глядел на приближающихся грязных, понурых детей. Покрытый с ног до головы короткой белой шерстью мужчина молча пропустил их вперед, замкнул собой процессию и не спускал с детей сурового взгляда до тех пор, пока не убедился, что каждый благополучно добрался до дома.
Помона подозревала, что плана по «освобождению» у повстанцев не было по той же самой причине, что и у нее: что-то в их жизни было не так, но они сами не понимали, что именно. И конечно, Стражи оставались крайними.
Само их присутствие – вот, что было не так.
Кто или что они такое? Откуда взялись и что заставляло их контролировать каждый человеческий шаг? Откуда появились они, люди, сами? На протяжении всей недолгой истории человечества, которая длилась что-то около полутора века, люди не могли получить ответов от Стражей. Лишь однажды они дали им надежду настолько размытую, что это стало больше походить на легенду: Стражи пообещали подарить людям ответы на любые вопросы, какие они только отважатся задать, когда среди любопытствующих найдется человек, который станет Посредником между двумя живущими бок о бок цивилизациями. Человек, в чьих силах будет понять и донести до других все, что они ему расскажут.
Но только при одном условии: Посредника Стражи выберут сами.
Помона много раз слышала эту историю, но вера в нее блекла с каждым годом. В живых уже давно не осталось никого, кто мог бы подтвердить и дословно передать слова Стражей так, как они их слышали. А если бы и остались, даже они не смогли бы сказать наверняка, сколько в Пэчре могло смениться поколений, прежде чем Стражи соизволят вынести вердикт.
Помона оставила позади пшеничное поле и вышла к подножью городка, усеянного однотипными деревянными домами, дворами, школами и мастерскими. Она остановилась у невысокой расписной таблички, похожей на квадратную арку, на которой было вырезано:
ПОСЕЛЕНИЕ ЭВОЛЮЦИОНИРУЮЩЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РОДА
И где ниже, уже мелом, велся учет его обитателей в несколько тысяч человек. Едва разборчиво, потому что все чаще мел с текущей цифрой размазывали и выводили поверх новое число – большее или меньшее.
4
Помона оставила ведро с рыбой на крыльце. Она слышала, как за входной дверью отец с Идой на плечах ходит из одной комнаты в другую и как скрепят под его ногами половицы. Мать как обычно суетилась на кухне: старалась успеть приготовить обед до боя школьного колокола, чтобы отец мог как следует поесть перед охотой. Он никогда не притрагивался к еде перед походом в лес, но мама продолжала готовить, будто не замечала всякий раз оставленные на столе приборы и кушанья.
Помона поставила ногу на первую ступень. На секунду задумалась, склонила голову на бок, шагнула назад. Она пригнулась, когда проходила мимо открытых настежь окон, бесшумно перебралась на задний двор и уселась под стройную грушу. Страж остался с другой стороны дома, семья – за запертой дверью. Было слышно, как кто-то из соседей колет дрова. Помона глубоко вдохнула запах зреющих над ней плодов, настолько сладкий, что защекотало язык, и достала из широкого переднего кармана юбки подшитую жилами пачку пергамента.
Большая часть листов была сплошь изрисована углем. Помона рисовала выкройки будущих платьев, юбок и рубах; составляла схемы объемных узоров, которые собиралась соткать; изображала фрукты, овощи, животных и людей в виде орнамента на