но — чтобы дойти до Него, войти в Него, стать Им в Нем:
как крепкого дерева сильная ветвь,
ибо исполнились времена.
Однако лишь избранные молящиеся
приходят к Нему в молитве молитв,
но так, как приходят
к воротам дворца вожделенным,
к высоким воротам, закрытым всегда.
И там — тишина.
В них не входит никто.
В эти ворота не входит живое ничто
и там наступает молитвы конец,
и — молчанье:
там преклоняют колени
и за воротами слышат
ангелов пенье.
И у коленопреклоненных
нет слов и нет еще мысли,
есть лишь сердца биенье
и слезы в глазах,
но слезы без соли печалей...
За воротами слышится ангелов пенье:
сладость с высоких небес,
сладость с высоких небес...
Перевод И. Винярской
ПЕСНЯ ЮНОСТИ
/Перевод И. Винярской/
Тропа ведет равниною куда-то,
усеян звездами чудесный небосклон —
грудь стеснена, и взгляд мой увлечен
величием и святостью заката.
Вдали оранжево-багровою струей
впадает свет в пылающее море —
и гаснет он с сомненьем и мольбой,
как человека стон в стихающем просторе.
Костры земли и глубь границ небесных,
краса небесных и земных дорог,
все замерло... так тихо и чудесно —
и входит Божий мир в поэзии чертог.
Перевод И. Винярской
«Не проводят меня пожеланья друзей…»
/Перевод И. Винярской/
* * *
Не проводят меня пожеланья друзей,
не посмотрит вослед взор любимой моей;
и в покоях, куда отдохнуть я приду,
тишины долгожданной я не обрету...
И если кто-то спросить придет:
"Эй, путник, куда тебя ветер несет?"
Холодным взглядом его я встречу:
"У дерева в бурю спроси!" — отвечу.
Перевод И. Винярской
«Кровавая басенка: парень-волжанин…»
Перевод И. Винярской
* * *
Кровавая басенка: парень-волжанин
пал на Дунайце чужом,
пробито сердце солдата-рейнца,
засыпано Вислы песком.
Воды тех рек на закате кровавом
кровь тех сердец — пьют,
и снова восход, и реки, как прежде,
плещутся и текут.
Перевод И. Винярской
«Предвиденье легионера…»
/Перевод И. Винярской/
* * *
Предвиденье легионера:
наступает крушение родины,
и в груди закипает отчаяние
у стен Иерусалима.
Меня опутали узы несчастья,
скрытый обман и льстивые речи
братьев, вступивших в легионы Иерусалима:
нести щиты и знамена
в пламенное сражение.
И разбилось сердце во мне
при мысли о правде
иерусалимских братьев,
о правде их чистой крови.
Разбито сердце во мне,
ибо оно — сердце.
И как отец, с разбитым сердцем,
готов я молиться всегда и везде
Господу,
ибо очень и очень я угнетен.
«Никогда не скрывал я лицо…»
/Перевод И. Винярской/
* * *
Никогда не скрывал я лицо
от пропасти передо мной,
и от страха грядущего
не закрывал я глаза.
Лишь однажды пытался я здесь
закрыть их руками
при виде разверзшейся пропасти
иерусалимской.
Но было еще страшнее видеть
сквозь закрывшую глаза руку:
третий пожар еще затаенный.
Ныне открыты глаза у меня,
ибо ресницы сгорели в пожаре.
Перевод И. Винярской
«Я преступник: в Сионе, в траурный день…»
/Перевод И. Винярской/
* * *
Я преступник: в Сионе, в траурный день
я живу у себя взаперти,
в одиночестве (как в тюрьме)
и мечусь как дикарь, выйдя под Божье небо,
с громким и горьким воплем,
до тех пор, пока ноги тело несут
и в горле есть голос — до хрипа.
Я преступник — я не врываюсь в дома
(тихи они в скорби своей, и тает скорбь,
как будто тонет в воде...).
И не громлю я столы, накрытые к трапезе:
"Эй! Кто тут пирует, когда — ужас —
Иерусалим мы теряем!"
Под насыпью времени — колодец для сбора слез,
вы будете плакать в него, а за вами —
ваши потомки!
И пока я не скован, не арестован властителем-чужаком,
и не тащат спутанного меня к британцу в тюрьму,
Как пророка из Анатот
по площадям столицы Давида униженной,
да, я преступник, если в день траура
жив я, одет я, и галстук повязан,
и встречаюсь с людьми,
и не врываюсь в дома с камнем разящим в руке
с громким и горьким воплем".
Перевод И. Винярской
«Это было с нами вчера…»
/Перевод И. Винярской/
* * *
Это было с нами вчера,
а как будто еще до времен.
Древний свиток, что черною кровью написан
и в гончарный горшок заключен,
найден был и нами прочтен:
о неимоверных страданиях,
о разрывах связей в изгнании,
о том, что был крови еврейской потоп,
и даже ангел погиб, окунувший крылья в этот поток;
А у нас — как бы в Арарат превратился Сион.
И хоть нет еще радуги, и, значит, есть еще праведный гнев,
и открыт еще гойских печей пламенеющий зев,
мы успели забыть эти печи гоев-врагов,
мы забыли мученья и угрозы смертей и костров.
Забывчивость и неверие вместе ходят порою
с гордо поднятой головою.
И нет сердечного "землетрясения",
и в устах моей страждущей расы
нет молитвы "Шма Исраэль",
символа святости и очищения.
Где тот, чей плач не забыт,
чей плач — это скорбь, гнев и потребность отмщенья?
И нет беспокойства в сердцах,
далеки от них трепет и страх,
и как будто смеется над нами солнце,
как позавчера, как всегда.
А Германия вновь сосцы обнажает,
созывая народы креста.
Перевод И. Винярской
«Не поднять вам в Эйлате свой флаг…»
/Перевод И. Винярской/
* * *
Не поднять вам в Эйлате свой флаг:
там, в Красном море, —
флагшток тростниковый.
Вы предали величайшую в мире гору,
святейшую в мире гору.
А без этой горы, без опоры ее —
не сидеть вам в собрании наций.
Там воссядет другой,
кому опорой ваша гора.
Тайной окутана эта гора,
Тайной величья и мощи —
Тайну эту хранили вы на чужбине.
Знали ваши враги,
что вы дети великой горы,
и гимны ваших царей
поют они
в день памяти мертвых
или в день коронации их царя.
Без величия этой горы —
что стоите вы
во всем мирозданьи?
Уберите из мира север —
и останется треугольник.
Уберите из мира восток —
и не останется мира.
Израиль без этой горы —
не Израиль.
Перевод И. Винярской
ПЕСНЬ О СУДЬБЕ ПЕВЦА
/Перевод Р. Торпусман/
Хотели ли предки мои, чтобы стал их потомок певцом
В чертоге Господнем, в далеком и жарком краю земного шара?
В кровь мою накрепко впета старинная песня
О золотом козленке; о том, что Тора дороже любого товара;
И о Том, кто однажды придет к нам с радостной вестью...
Я не пошел за чужими лирами и чарами чуждых племен.
Товарищи мои пошли — и сгинули там. А я был пленен
Другой музыкой — той, что звучала когда-то в Храме! Разве я мог
Задушить в себе песнь, которую и факел врага не сжег,
Музыку, в огненных нотах которой звучит сам Бог
И дух упованья Его народа, что неколебимо берег
Печать Его с горы Синай, пока не был в бою разбит и истреблен!
Родители убиты... И сын их, как памятник, в землю врыт;
Сумерки вокруг – и только музыка все звучит;
И открыт его взору чертог Господень, попранный, втоптанный в землю, —
И только простой человеческий дом перед ним навсегда закрыт.
Перевод Р. Торпусман
СТИХ О СУДЬБЕ ПЕВЦА
/Перевод И. Винярской/
Хотелось ли предкам моим, чтоб стал я поэтом