Только взрослого сына не видит она.
Над ее головою во тьме — ореол.
Непорочна ее молодая краса.
Овевают ее ароматы садов.
Ночь сладчайшею негой полна,
созреваньем плодов,
а вокруг — тишина, тишина…
…Эту голову снег обметал серебром,
но немецкий палач ее кровью залил.
Сын за это преступникам не отомстил,
и не он тело матери в землю зарыл.
Перевод Б. Камянова
ВЕЛИКИЙ ПЕЧАЛЬНИК
/Перевод Б. Камянова/
Всесильный, в которого я не верил, покуда не был наказан,
горькую дал мне судьбу —
и сам разразился моим же плачем, исстрадавшись от моих ран.
Но и Он ведь страшно одинок,
и Ему не хватает кого-то, в чьих объятьях
Он бы душу Свою раскрыл,
кому поведал бы Свою великую муку.
Ведь Творец — не существо из плоти и крови, не человек,
и несоизмерима с нашей Его печаль.
Человек может согреться теплом других,
может сесть и выкурить сигарету,
выпить кофе или вина,
а потом уснуть и видеть сны до рассвета…
Все это Творцу недоступно, ибо Он — Бог.
Перевод Б. Камянова
«Козлоногие мрака сорвали цветы этой ночью…»
/Перевод Г. Люксембурга/
* * *
Козлоногие мрака сорвали цветы этой ночью,
И страшная буря цветы эти сбросила в море.
Я знал про все это: во сне я тревожном увидел —
Над садом забила фонтаном горячая кровь.
Меня разбудило звенящее золото утра,
Но сон мой остался со мной тайным знаньем:
Страна расстилается, полная золотом теплым,
Но лето покинуло нас.
ОТ ИМЕНИ БЕЗМОЛСТВУЮЩИХ МЁРТВЫХ
/Перевод Г. Люксембурга/
Я кровь от крови, пролитой
Эфраимом из Хульды
Он мертв... Я жив и требую: верните жизнь ему!
Вы, вы, чиновники из грозных канцелярий!
Я — кровь от крови всех растерзанных в "Слободке",
Я — кровь убитых Цфата, Эйн-Зейтим,
Я — кровь кварталов Иерусалима, Тель-Авива.
Я — кровь всей крови, пролитой в Сионе.
Они мертвы, я жив... И требую от вас
Вернуть им жизнь —
Чиновники из грозных канцелярий!
Вы виноваты в том, что льется кровь в Сионе.
Вы, как арабы и Эдом, повинны в смерти.
Вы маленький народ мой обольстили сказкой,
Чтоб он пахал, трудился и не думал,
Какой вулкан извергнется под ним.
Верблюдом стал народ.
И потому он пал в бою с арабским зверем.
Кто знает — как баран или солдат...
Я жив и требую от вас: верните жизнь ему,
Чиновники из грозных канцелярий!
Перевод Г. Люксембурга
СЫНЫ МОЕГО НАРОДА
/Перевод Г. Люксембурга/
Я видел мой народ, промокший среди гоев
От крови, и от слез, и от плевков врагов, —
Промокший, словно кони под дождем.
Их лица скрыты, как в мешках с овсом...
Когда ж утихла страсть, и варвары устали
Плевать в евреев, резать, лаять, бить, —
Я видел мой народ сидящим в лавках:
Они сидят и взвешивают что-то,
И режут полотно, и разливают вина,
Соленую и дохлую из бочки тащат рыбу.
И день их к вечеру срывается и жмется
К вчерашним и позавчерашним дням;
И эти дни, как сельди в бочке, сжаты.
А после — записи ведут до полуночи:
Доходы — жирным ассирийским шрифтом,
Расходы — римским росчерком имперским,
Для пропитания и свадьбы сыновей.
И далеко — Страна Израиля,
Как остров под водой, и нет его
На глобусе средь хлебных островов.
Мессия — среди умерших царей,
А слово «царство» — в мусоре на свалке.
1928
Перевод Г. Люксембурга
ЕЩЁ НАСТУПИТ ЧАС (Отрывок)
/Перевод Г. Люксембурга/
Я, поэт поколения учителей-санбалатов,
Учеников, в крови которых — ни силы, ни величья предков,
Кричу вам, знающим язык мой,
Моему поколенью и поколению грядущему:
Как с пылающего Синая, приказ единственный —
И ничего святее в мире:
Дважды — кровь за кровь!
Дважды — огонь за огонь!
И семижды семь — позор всем врагам!..
Не верьте Флавия потомкам!
Поверите — пропала крепость.
Как и тогда, в дни Флавия, — сегодня
На поколения опять придет беда.
Мужайтесь, юноши Израиля!
Из нас еще восстанет мститель.
Он в водах моря Средиземного обмоет
Запыленные временем ноги
И к Евфрату, исполнив зов мести,
Придет стирать одежды,
Коней поить,
Прошедших вековые расстоянья.
Перевод Г. Люксембурга
МУЧЕНИКИ МОЛЧАНИЯ
/Перевод В. Слуцкого/
Моя мама святая в лунную ночь
Моему святому отцу
Говорит: “Когда родился наш сын,
Сверкала в окне луна.
И младенец, тотчас открыв глаза,
Посмотрел на нее; с тех пор
Лунный луч в сыновней крови поет
И блуждает в его стихах...”
Наполняла мятущаяся тоска
Отцовское сердце. Но
Колесница странствия у дверей
Не ждала отца. Потому
Глубину молитвы умел постичь
Он в музыке тишины
И любил смотреть на парящих птиц:
“Куда влечет их — летят...”
Но тоска моей мамы была впряжена
В колесницу странствия: путь
Через море лунной дорожкой вел
Маму ко мне в Сион...
Но не встретив сына у кромки волн
Ждущим на берегу,
Она, изнемогшая от пути,
Вернулась под грустный кров...
Мученики молчанья теперь —
Моя мама и мой отец.
Есть дорожка лунная на волнах...
И — единственный сын,
Остающийся в мире...
Перевод В. Слуцкого
У КРАЯ НЕБА
/Перевод В. Слуцкого/
Как внимающие в дубраве Мамре
Вести благой Авраам и Сара,
И Давид с Вирсавией в первую ночь
Любви в покоях царского дома, —
Так мои святые отец и мать
Предстают над западным краем моря
И под тяжестью красоты
Ореола божественного сиянья
Опускаются медленно в глубину
Моря, туда, где дом их...
Стен у этого дома нет —
Он в-воде-из-воды построен.
И вплывают со всех сторон
В него утопленники Израиля,
И звезда у каждого на устах...
А о чем они говорят — не знает
Моя песня, ибо ведать о том
Суждено только им — кто в море...
Словно арфа, чей светлый напев погас,
Добрый сын, над временем возвышаюсь
Я, стоящий на берегу.
Входит вечер с закатным морем
В мое сердце...
И словно взор
Призван видеть у края неба
В ореоле солнца отца и мать
С двух сторон заходящей сферы:
Справа — он, и слева — она;
Их босые ступни обняв,
Под ногами пылает море...
Перевод В. Слуцкого
СРЕДЬ ВОЮЮЩИХ ПРИЗРАКОВ
/Перевод В. Слуцкого/
И вино, обманув, не веселит человека
Перед тем, как на ложе бросит он свое тело.
Его ночи в комнате сновидений —
Продолжение нестерпимых дней
Средь воюющих призраков...
Что ему делать
В толпах людей его поколенья, пьющих отраву из языческих чаш? —
Души их помрачились, а он — сын благородный,
И его душа высока,
И в крови его отсвет эпохи Первого Храма,
Где ликует его народ, возвышающийся над врагом;
Может ли он, своим царям и князьям подобный,
Жить сегодня и уцелеть?
Нет, не отсюда откроются времена и пространства.
Не поймет и не будет понят, покуда песня его
Не зазвучит на чужих языках, и придел свой он не покинет,
Чтобы одним дыханьем с чуждым миром дышать;
И его одежда, сшитая по законам
Своего поколенья, будет на нем древней,
Чем на муже, спустившемся с Галаада...
Вот, окунувшись, из Иордана он
Вышел и, бросив там свою ветхость, побрел, гонимый
Ветром времен и пространств... И внезапно здесь
Оказавшийся, озирается в страхе
Средь воюющих призраков,
Обступивших его...
Перевод В. Слуцкого
ПРАВДА ТОЛЬКО ОДНА
/ПереводР. Торпусман/
Ваши мудрецы учат: землю покупают за деньги;