Читать интересную книгу Лучше чем когда-либо - Езра Бускис

Я в замешательстве, еще не веря, что она говорит именно со мной.

– Пересадка была, и я отстал… В туалете сидел и не слышал объявление… Теперь самолет только завтра.

Несу какой-то маразм…

Она улыбнулась:

– В туалете задержался… Ах, как романтично!

И мне кажется, что я краснею. Еще этого не хватало…

– Иди в жопу!

– Да! Ты Эзра! – уверенно говорит она.

Я овладеваю собой.

– Так почему я тебя не знаю? Или знаю?

– Не помнишь? Институт… Студенческий театр…

Как-то неловко… Все по-дурацки…

– Не помнишь, как танцевали на ночной улице под одинокое соло саксофона?

Черт… Не помню…

– А я часто вспоминаю… Веселее компании у меня в жизни не было!

Какая она все же красивая… Вот козел! Как это я ее не помню…

– И как вы учили меня папе Дода говорить слова благодарности на идиш… И как мацой угощали…

– Конечно, помню… – осторожно говорю я.

Она смотрит и не верит.

Нет! Ни черта не помню…

– У кого-то из вас был зимний тулуп, и на штампе было написано: артикул-номер-шкурки русские.

– Это был мой тулуп, а шкурки бараньи…

Улыбнулась:

– Знаешь, я вам была страшно благодарна за свое театрально-жмеринское воспитание… – Задумчиво: – А ведь это было в прошлой жизни… – С улыбкой. И с театральным выражением: – Я пришла к тебе из прошлой жизни… Нет! Не так! Ты пришел ко мне из прошлой жизни… – И еще раз улыбнулась, но как-то грустно. – Умение смеяться, и в том числе над собой, спасает меня всю жизнь.

Она склонила голову набок и опять улыбнулась.

Я посмотрел на ее склоненную голову, на эту улыбку, и сразу все вспомнил: ее, театр, Дода, всех ребят… Я даже вспомнил, как я впервые с ней заговорил. Не помню, о чем я ее спросил, но ее ответ… «Это что-то особенного».

– Он пережил когнитивный диссонанс! – сказала она небрежно.

– Чего? Когнитивный диссонанс? И что это значит? Небось, гадость какая– то?

– И никакая не гадость! Это когда твои представления о чём-либо или о ком-либо оказываются вдруг опрокинутыми реальностью. Например, когда человек внезапно открывает для себя что-то неожиданное, ну, знаешь, когда ты встречаешь вечером девочку такую красивую – и вдруг видишь ее утром ненакрашенной…

– Знаю! У меня так было… Только ненакрашенным был я! Оставлю себе! Как подарок… Если кто подумает, что дурак, сразу так небрежно скажу: «Ты просто в когнитивном диссонансе…» Пусть попу рвут от зависти!

Затем, посмотрев на нее внимательнее, подумал: «А ведь тогда она не казалась мне такой красивой… Вот козел!.. Как же ее зовут?..»

– Как все сложилось у тебя? Вид вполне респектабельный, даже после туалета…

– Ха! Ха! Ха! А ты что в этом городе делаешь? Живешь?

– Не поверишь… Тоже пересадка…

Как же ее зовут?..

– Какой-то пересадочный город!

– Как Жмеринка…

– Да!

И вдруг неловкая пауза…

– Ну? И куда ты сейчас? – спросила она небрежно.

– Не знаю… Собирался в гостиницу. Самолет только завтра. А ты?

– И у меня завтра самолет …

И опять какая-то неловкая пауза…

– Гуляем?

Она посмотрела на меня, склонив голову:

– Если вспомнишь, как меня зовут, гуляем!

Неужели эта красотка согласится пойти со мной?! Блядство, как же ее зовут? Вот непруха… А-а, будь что будет… Наугад…

– Дина!

Она опять склонила голову и улыбнулась.

– Видишь, помню!

– Значит, гуляем…

Как же я обрадовался! И не только оттого, что она согласилась идти со мной, а еще потому, что угадал. В общем как говорили в Жмеринке: для того, чтобы быть везучим, не надо иметь ума, но для того, чтобы быть умным, надо быть везучим.

Улица…

– Как же я ее не заметил раньше? Как это было возможно? Только там, в трамвае, в том неизвестном городе я увидел ее… И какая она красивая… и веселая… столько времени потерял… Вот козел!

Он дошел до трамвайной остановки и стал ждать трамвай. Задумчиво оглядывает людей. Рекламные плакаты на стенках трамвайной остановки. Уставшие ждать трамвай люди. Звук полицейской сирены. А вот и полицейская и пожарная машины с шумом проскочили мимо. И дождь, дождь пошел… Неудивительно, осень все-таки…

– Хаим, посмотри, какая грустная курочка у нас во дворе! Может, сварить из нее суп? – вспомнил он последнюю хохму и грустно улыбнулся…

Подошел трамвай он посмотрел на номер… нет, не его… И хорошо… Не хочется никуда ехать… Подумать хочется…

Открылась трамвайная дверь… одни входят… другие выходят… А он стоит в одиночестве и думает…

Я представляю…

Театр… Сцена… Красные, желтые, оранжевые цвета…

Девушка из кафе в рваном желтом платье и босиком. Прижимая руку к груди, с театральным выражением произносит в зал:

– Эзра! Послушай меня, пожалуйста! Ты игрушка в ее руках. Каприз… ее каприз… А мы… Мы созданы друг для друга… И мы должны быть вместе! Эзра! Когда мессия придет, мы должны быть вместе!

Первый актер:

– Начало всегда трудно… Но я уже знаю… Я знаю, о чем говорить… Я уже выбрал!

Девушка из кафе:

– Ты выглядишь уверенно… Ты знаешь!

Первый актер:

– Да! Знаю! Я вспомнил их всех… И буду рассказывать о них обо всех! И о том городе, где все они жили…

Девушка из кафе:

– Ты помнишь, как этот город назывался?

Первый актер:

– Жмеринка! Он назывался Жмеринка!

Девушка из кафе:

– А я думала, это не реальный город, а придуманный, город для анекдотов… Делов аж до Жмеринки… или где вы купили это красивое платье? В Жмеринке. А это далеко от Парижа? Три тысячи километров. Ой! Вэй? В такой глуши – и такие модные платья…

В зале смех и жидкие аплодисменты. Девушка из кафе улыбается и кланяется публике.

Первый актер:

– Да! Это был великий горд… Одно название чего стоит… Жмеринка! Штейтл Жмеринка… Со своей культурой… Со своей уникальной культурой. Которая ушла в никуда и больше уже никогда не возродится.

Девушка из кафе:

– Ах, как же это грустно…

– Да! Очень грустно… Это был город философов, уличных философов. Однажды, когда спросили Яшу Столярова, отчего это в Жмеринке так много сумасшедших, он посмотрел на спрашивающего с недоумением и сказал: «Жмеринка – это большая узловая железнодорожная станция. Люди выходят из вагона пописать, купить мороженое. Они видят этот вокзал… этот город… эти улочки, людей… И тут они видят меня, Яшу Столярова, и они задумываются… И они говорят себе: “Как здесь красиво! Центральная улица, садик у вокзала, Пушкинская улица… Памятник Ленину… А большой базар чего стоит…” И тут они снова видят меня, Яшу Столярова! И они опять себе говорят: “Все! Я вспомнил! Этот город я знаю… я его видел во сне… Это он… Он мне снился!” Они прижимают руку к сердцу со слезами на глазах: “Это не просто город, это рай! И зачем нам куда-то ехать?” И я им предлагаю: “Оставайтесь!” А они: “Все! Мы остаемся…” – “Умэйн! (аминь)” Вот так!» – После паузы: – Опять почувствовал прикосновение… прикосновение грусти…

Девушка из кафе:

– Не умирай… Рассказывай… Расскажи про Жмеринку. Какая она была?

Первый актер:

– Хорошо… Слушайте…

Жмеринка…

Лето. Жаркий день. Мы в центре маленького городка. Шум уличной толпы… На улице много народу, все куда-то идут, спешат… По улице едут грузовики, редкие машины. Едут повозки, запряженные лошадьми…

Духовой оркестр из пестро одетых музыкантов марширует по улице. Барабанщик обращает на себя внимание: очень маленького роста, горбатый, на голове кепка с пуговицей посередине. Широкий кожаный ремень обхватывает его маленькое туловище, на котором висит огромный барабан.

Высокий мужской голос под аккомпанемент оркестра поет песню «Зингарелла» на идиш.

Дети и зеваки смотрят на оркестр в восхищении. Среди них высокий крупный парень лет двадцати восьми в пиджачке, который ему тесен, в маленькой кепке на крупной голове, в нервном возбуждении кулаком трет зубы и с болезненным восхищением смотрит на оркестр. Это Миля, местный дурачок.

Оркестр, минуя его, уходит вдаль. Толпа ребятишек бежит рядом.

Высокий мужчина в длинном старом вельветовом пиджаке, в шляпе с широкими полями и большим, повязанным на шее черным бантом быстрым шагом переходит улицу, не обращая внимания ни на оркестр, ни на машины, ни на повозки. У него под мышкой футляр от скрипки. Рядом с ним, еле поспевая, почти бежит мальчик лет десяти с футляром от скрипки поменьше. Мужчине около пятидесяти лет. Длинные волосы развеваются при каждом его шаге.

Они направляются в винный погребок мадам Чарны, где люди будут пить вино и слушать скрипку, на которой будет им играть Столяров-старший с сыном.

– Мадам Чарна, – говорит Боця, один из ее постоянных клиентов. – Ваш погребок лучший во всей Жмеринке.

На лице Мадам Чарны появляется румянец. Она краснеет и смущается:

– Ой! Что вы такое говорите, Беницион…

А Боця, церемониально держа стакан с оттопыренным мизинцем, медленно и важно делает два глотка красного вина «Лидия». Продолжает: