Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он так и не подчинился.
Любимый фантом коммунистов – пролетарий как двигатель революции – Ось раз и навсегда отогнал от себя, защитив диссертацию по латиноамериканским профсоюзам. Но рабочий лучше интеллигента знает цену слову: слово – только полдела. В этом Ося бесповоротно убедили дискуссии профессора Зубрицкого с его пролетарскими собутыльниками в «Трех воронах» на Бронной.
Поэтому первым пунктом программы Ось определил себе недостроенную желто-кирпичную «башню» в Седьмом Ростовском переулке.
Между двумя рядами бытовок там втиснулась оранжевая машинища. Ее имя неведомо было Осю, но достоинства очевидны. Она имела громадные, в человеческий рост, литые колеса и, похожий на сшестеренные бивни, ковш впереди. Чудище спало, бивни лежали на земле.
Лишь две бытовки стояли без замков, но одну венчала табличка «Прорабская», и агитатор постучался в другую. Ему отвечали вразброд.
– Здоро́во! – Скользя лопатками по пластмассовому шкафу для одежды, Ось опустился на корточки. Мокрый зонтик он прислонил рядом с собой.
– Здрасьте.
– Добрый вечер, как говорится.
Двое работяг постарше, еще в спецовках – справа. Третий, помоложе, уже в пиджаке и джинсах, – слева. Из атрибутов вечери над краем стола – только бледное горло белой. Да пылающая щека помидора.
– Ну что… – Ось колебался. – Надо бы Борису Николаевичу помочь…
– Какому это? – один, в спецовке, кося, вскинулся над стаканом.
– Ну, как… Да Ельцину, известно.
– А!
– А чего такое-то? – второй работяга был седой, с прищуром, положительный.
– Как чего? А вы чего, ничего не знаете?
– Дык, смена с утра… – Седой недоговаривал, осторожничал.
– Да и, как говорится, именины. Вон у него… – Он кивнул на пьяненького. – Не кажный же день.
– Ну, – Ось не знал, с какого конца подступиться, – поздравляю.
– Спсибо, – выдохнул именинник.
– Плохо дело, мужики, – спокойно сказал Ось.
Он вдруг и правда успокоился. Чего терять – теперь-то? Горбачева скинули. Теперь вместо него, вроде, Янаев. А так – хунта: Язов, Крючков, Пуго. И все ложатся под них. Один Ельцин – против. Но, если народ его не поддержит, они его…
– Ну, известно… – Седой медлил, приглядывался. – А вы сами – то кто будете?
– По профессии, что ли?
– Ну.
– Так… – Ось замялся. Латинская Америка ни с какого боку не влезала в рабочую бытовку в Хамовниках. – Так учитель я, в школе, историю преподаю.
– А-а-а.
– Ну, а чего мы можем-то? – вступил молодой. – Вы, вон, образованный. Учитель. А мы – чего? Они, вон, – такелажники, а я – сварной.
– Да вы что, мужики? Там вон, на Краснопресненской набережной, баррикады городят. Каждый человек на счету, особенно – которые по строительству. У вас тут, кстати, вон эта хреновина стоит, с ковшом… А водитель-то где?
– Дык… Сашк, пойди, посмотри, Вовка-то Глухов не ушел еще?
– Да ушел уж, – отмахнулся молодой. – Они, вон, с Костромой вместе… по пиву намылились…
– Видите, поздновато. Разошлись уж все. – Седой все приглядывался, щурился. – Но я вас понял. Дело ясное, как говорится.
– Да мы, если надо… – зашелся пьяненький.
– А то приходите. Там уже народищу – тыщи. Только все больше вот вроде меня – поговорить. А надо – руками, мужики. Очень надо. А этого, водилу, никак не найти сейчас?
– Да где ж их щас найдешь? – Молодой побрякал вилкой по тарелке. – У нас ить Кострома – человек-невидимка.
– Дык… Завтра он придет – мы ему скажем, – Седой откусил хлебца, пожевал. – А мы-то прямо щас пойдем. Он вот, – он кивнул на молодого. – Верно, Сашк? И я вот…
6Фро вскипятила чай.
Дождь все лил и лил, то ли вне кухни, то ли внутри нее: настольной лампе едва доставало ватт на полстола. Различи Рембрандт в сумрачной московской кухне Ося и Фро, он наверняка переписал бы «Заговор» наново.
– Ни черта не получается… – Ось горестно покачал чайную гущу в чашке. – Как будто против течения фигачишь…
– Ну, уж так уж…
– А как? Смотри, я от Плющихи до Пироговки, считай, вон, прошел стройку, мастерскую и автобазу. И все зря!
– Подожди, неизвестно. И потом ведь это пролы. А интеллигенция?
– Да сопли с сахаром. Ты разве у Бэ дэ их не видела? Я там послушал одних… Про кантовский императив дискутируют. Самое время, блядь.
– Ну, не все же… Есть ведь, которые баррикады строят. Да и мы вот…
– А толку, толку?
– Ну, кто его знает…
– Пролы… И ведь, вроде, по большому-то счету они и соглашаются: да, там, Янаев – говно, да, надо за Ельцина. И что? Так, покормили лошка завтраками…
– Ну, а тот, в мастерской?
– А, тот, что подсак констетерил? Ну, разве что. Как это он сказал-то? Видно, говорит, еще поплавают мои сазаны… Был бы Наполеоном, двести лет бы цитировали. Ну, он-то, может, и пойдет. А остальные-прочие…
Фро мельком глянула на часы, потом перевела глаза к себе в чашку. Там чаинка Фро вместе с такими же, как она, хороводилась в янтарном раю… Танцам конец.
– Что ж теперь будет? – она в упор посмотрела на Ося. – Опять, как в тридцать седьмом?
– У нас термос есть?
– Термос?…Я проснулась утром, включила телевизор – никак не пойму, о чем они. «Память», что ли, какое заявление сделала… Тогда почему его по государственному ТВ передают? Я пошла на кухню, вернулась кровать убирать. А тут звонит Кирка, в голосе – слезы. Она уже все поняла, а я все-таки такой тугодум. Мы решили перед работой обязательно в церковь сходить.
– Церковь? Найдешь термос – залей чаю покрепче. Все же на целую ночь…
– Ладно…Мы все-таки сходили. К Николе, на Комсомольском. А в церкви праздничная служба, сегодня же праздник – Преображение Господне. Все несут фрукты святить: яблоки, сливы… Батюшка говорит: вот весной их еще не было, а сейчас уже созрели. Природа преобразилась. Бог предстал перед нами в истинном свете. Я три свечки поставила: за нас с тобой, за родителей и за Горбачева.
Кругленькая Кирка сторожила громадную колонну на «Баррикадной».
– Привет!
– Привет, ребята! – она сразу заулыбалась.
– Ничего, что мы опоздали? – Ось дежурно чмокнул подставленную щечку. Такой Кирки, по-походному ненакрашеной и в стареньких кроссовках, он никогда не видел раньше. – Ничего, что у меня лом?
– Откель вещь?
– Да от Сашки-дворника. Дали ему на бутылку, а он нам и лом, и лопату.
– Сразу видно, на серьезное дело идут люди, – Кирка подержалась за лом, как за живой… – А хочешь, Фро, я лопату понесу.
– Да ничего, Кирк, она не тяжелая.
– Ну, сумку давай.
– Что ж ты, две потащишь?
– Да заради такого дела…
Давящий, раздваивающий плечо лом словно бы сам тащил за собою Ося. То ли бык при оси, то ли ось при быке. Да и баррикадники замечали вначале лом и лишь затем – героического носильщика.
– Против лома нет приема? – припанкованный паренек с ярусами английских булавок на курточке.
– Если нет другого лома, – угрюмый бугай в бушлате.
На Горбатом мостике стояла нешуточная уже баррикада: шеренга мусорных баков, поддоны с кирпичами, груды ящиков из-под болгарских помидоров. Грозно торчали прутья арматуры в сторону предполагаемого противника. Венчал укрепление волглый триколор.
– Эй, с ломом, двигай сюда!
– Не, это он Павлова ищет.
Чем ближе подходили Ось, Фро и Кирка к Белому дому, тем больше народу ловилось на лом. Железо зажило своей жизнью, оторвавшись от Ося. Казалось, лом теперь высоко-высоко парит над Пресней, а народ, словно нитка за иголкой, взвивается в головоломную спираль…
– Ура! Мы ломим? – бородач-КСПешник.
– С ломом – на танк. Ну, герой… – ветеран – колодки в три ряда.
Тыльная часть Белого дома во всю ширь была затянута многосотметровым бело-сине-красным полотнищем. «Брокеры принесли, – пояснил кто-то, – с биржи». Над великанским триколором, в центре, торчал пучок начальников. Ось составил лом и лопату в форме перевернутой V и оперся на них, внимая ораторам: демократ Афанасьев, яростно работая квадратной челюстью, догрызал последнего гэкачеписта. Медленно сиреневеющий вечер близ фонарей был прострочен строчками дождя.
– Ну, что, нашли?
– Да нету его нигде! – Кирка досадливо махнула рукой.
– В таком бардаке разве найдешь кого-нибудь? – добавила Фро.
– А какой он из себя-то?
– Ну, такой, в тенниске… – Фро взялас у Ося лопату. – Да, в общем, никакой.
– Да мы ж его, милай, – добавила Кирка, – до сегодняшнего утра, почитай, и не видывали.
– Ну, и чего нам теперь с этим свитером делать?
– А вот насчет этого, – Кирка для убедительности даже потрогала Ося за руку, – будь спокоен.
– Успокоишься тут…
Суперменскую челюсть Афанасьева на трибуне сменила розовая лысина Станкевича. Толпа внизу бурно его приветствовала и с минуту слушала. Но толковал новый трибун примерно о том же, что и прежние. Поэтому слушатели стали отвлекаться, бродить туда-сюда и несознательно переговариваться. Иной закурил.
- Баку – Москва. В поисках дома - Анна Кривицкая - Русская современная проза
- 7 секунд - Давид Карапетян - Русская современная проза
- Война Хаоса - Борис Воронкевич - Русская современная проза
- Напасть - Игорь Сотников - Русская современная проза
- В аду повеяло прохладой - Максуд Ибрагимбеков - Русская современная проза