Читать интересную книгу Август-91. До и после - Станислав Радкевич

Весной восемьдесят первого (десять лет, что ли, прошло?) джазовый фестиваль запустили в совсем еще нецелованный после Олимпиады «Краб» на Лужнецкой набережной. По ту сторону Москва-реки свистали соловьями Ленинские горы, черные-черные на бледно-зеленом фоне заката.

В антракте знакомый шестидесятник показал юным Протокиным спецбуфет под сценой. Всесоюзно обожаемый джазовый вождь Балашов там одарил Фро казенным розаном со стойки бара…

Утром Фро взяла «Спидолу» и —?

…То есть сколько-то свободы тебе перепадает и в империи – украсть, соврать, съехидничать. Эжопов язык. Кухонные революции: низвергай кого хочешь.

Потом свободно можешь настучать на вчерашних сонизверга-телей. Свободно ведь могут и они на тебя.

Свобода совести. Свободно притащился за тридевять земель поглазеть на Крестный ход в Новодевичьем, свободно получил по кумполу милицейской дубинкой, свободно поехал домой.

Свободные цены на колхозном рынке: пришел, купил кулек семечек, идешь – свободно плюешь под ноги.

Свободный выбор спальных гарнитуров ценой от десяти инженерских зарплат и выше. Свободно зашел отабуретить кухню, свободно поглазел на гарнитуры, свободно вышел.

Первые бронетранспортеры Ось увидел за Никитскими, у ТАССа. Гражданский транспорт, жужжа, по уважительному радиусу объезжал броню.

В арсенале Ося имелись удостоверение с.н.с. Института Латинской Америки да складной зонтик японской фирмы «Три слона». Против спецназа – самое то.

– По какому случаю парад-то? – поинтересовался у каски над люком.

Служивый лишь шмальнул синим глазом в лазутчика.

– Я говорю, майские-то прошли давно. – Ося тряхнуло. Адреналин, гад. – А до октябрьских, вроде, далековато будет.

– Да не знаю я… Все вон подходют… – застенчиво прорезалась белозубая стрелецкая улыбка. – А мы-то че?.. Приказ ить…

Над броней, обрамленные кожей шлема, взошли скулы Чингис – хана. Скулы задвигались – синеглазый скрылся.

– Ну, правильно, бдительность! – Заглянуть степняку в глаза Ось так и не сумел. – Правильно действуешь, лейтенант.

Нарочито неторопливо вольнодумец тронулся от Никитских к Пушкинской. Лопаткам было неловко: в них уткнуто было дышло чингис-ханова пулемета. Калибр – 12,7, электропривод, обрывками вспоминалось Осю из военного перевода. Тонкую броню прошьет насквозь. Человеку – кранты с гарантией.

Нет! Нет предела тупости человеков на бульваре: что живчика – совслужащего, что зачарованной мамаши с коляской для близняшек, что своры тинэйджеров, бутылочку «Жигулевского» запустившей коллективистски по кругу.

Что еще нужно сделать, чтобы ты – пусть не полез себя защищать – хотя б пуганулся всерьез? Вот, вроде, бандитский ствол уж заткнут тебе в глотку. Чего ж тебе боле, добрый человек?

Вот она, милая!

Колонна демонстрантов поршнем гнала к Никитским последние заполошные легковушки. «Долой хунту!» – кривыми буквами поперек плаката. Раззявленный клюв «пикейного жилета» на тротуаре.

Через чугунную ограду парка Ось сходу перескочил на мостовую.

– Куда идем-то? – спросил у какого-то длинного, с рукой на перевязи.

– Да на Краснопресненскую.

– А чего там?

– Да Ельцин. Президент российский. Слыхал про такого?

– Да фамилия, вроде, знакомая.

– Ну, вишь…

Январь?

В январе 91-го спецназы захватили вильнюсский телецентр, положив полтора десятка безоружных защитников. На следующий день, у Моссовета демонстрантов собралось не так уж и много, сотни две. Но, продравшись через центр, они перегородили половину Калининского проспекта, заставив машины по-черепашьи тащиться следом.

Лидер процессии – начальническая черная «Волга», – слегка даже игриво подтолкнула Ося под задницу. Тот, не обернувшись, двинул каблуком прямо в желтую «противотуманку». «Перевернем на хуй!» – охолонули полезших было разбираться волгарей. Те смекалисто опять спрятались под свой панцирь.

На голом балконе посольства простоволосая литовка без стеснения рыдала в голос. «За вашу и нашу свободу!» – окутывался паром митинг время от времени…

Вильнюс – цветочки?

– Янаеву – позор! – промегафонил бело-голубой, с глазами – угольями, Пьеро.

– По-зор! По-зор! По-зор! – плавно заколыхалось многоголосье.

Ось оглянулся: над серединой колонны размахивали черно – красным флагом анархиствующие акселераты. Следом за матерью порядка, в арьергарде брело еще с полдюжины бомжей. Всё.

– Крючкова, Язова, Пуго – в отставку!

– В от-став-ку! В от-став-ку! В от-став-ку!

«Чего стоит Чингис-хану шмальнуть по нам через сквер?» – вдруг спросил себя Ось. Не станет, пожалуй. Деревья помешают. Если только они не переставили БТРы на позицию поудобнее…

– Чего с рукой-то? – поинтересовался Ось у длинного.

– Да в цеху. С будуна. Херня, в целом.

– А сам откуда?

– С Пушкинской площади. Там народу – лом. Один говорит: Ельцин в Белом доме. Ну, мы и двинули.

– Да нет, я не в том смысле. В смысле, сам-то – москвич?

– Не, из Дмитрова. Пошел с утреца на перевязку, а тут – вон чего… Из травмопункта даже домой не заходил. Еще жена прицепится. Ну, не жена, так живем. Но все равно!

– Ну?

– Ну, и на электричку. Прямым ходом в Москву. Что же, меня будут ебать, а я – знай, подвазелиниваться?

По спуску от Садового кольца – к Белому дому, что ли? – покатились мастодонтоподобные бронетранспортеры, последние троллейбусы, грузовики с морпехами, матерящиеся миротворцы… Но внизу стояла баррикада. Осю не верилось, что две садовые скамейки, мусорный бак и несколько сломанных досок смогут удержать всю тяжесть советской армии и флота. Однако, прогнувшись дугой, они – вместе с баррикадниками – держали пока.

Рыдающая женщина вдруг не выдержала – бросилась к БТРу. Исступленно она колотила кулачком по броне. Воины во чреве китовом безмолвствовали. Лишь брызгами разлетелся «Полет» на запястье декабристки.

Осина колонна породила без числа речек и ручейков. Сквозь рахитичные заграждения они легко просочились к Белому дому.

Перед Домом правительства народ все более прогуливался, почитывал листовочки, постебывался. Из-за спины кто-то сказал: был грандиозный митинг, добровольцам раздадут автоматы. Ось сразу обернулся, но отличить рассказчика от слушателей было уже невозможно. Какие на хрен автоматы? Начинался дождь.

Поперек эстакады, при въезде на пандус, раскорячился КРАЗ. Трехосный тяжеловоз был огромен, но и двухрядная эстакада была не узенькая. В зазор между бампером грузовика и парапетом эстакады взволнованные юноши то и дело насовывали всякий хлам, но его отодвигала свободно фланировавшая публика. Ось тоже пролез в невзначай открывшийся проход.

Он не помнил, почему, но отчетливо помнил, когда. Впервые внешнему, чужому распорядку он противопоставил свое внутреннее «я» еще в детском лесном санатории под Звенигородом.

Фтизиатры снова и снова ставили ему диагноз «туберкулезная интоксикация», и он снова и снова попадал в санаторий.

За нарушения санаторского распорядка «белые халаты» сажали Ося посидеть в новехоньком ГДР-овском холодильнике. До помрачения рассудка продлевали упрямцу лечебную горчичную ванну. На целую ночь выкладывали в спальном мешке на промороженную хрустящую террасу.

Он не подчинился.

Его причислили к отпетым. Считалось, что на остальных детей он воздействует разлагающе.

Ему вменяли двусмысленные злодейства с идеологическим душком: скажем, тысяча первую кражу очков полуслепой бурятской девочки Светы Цыденовой. (Национализм). Или – поджег трансформаторной будки. (Вредительство). Красавице-главврачу на Ося доносил лично дедушка-вахтер Веор Федулович, отставной вахмистр и ворошиловский стрелок.

Его снова наказывали – и за дело, и так.

Он не подчинился.

«Белые халаты», наконец, приписали Осю роль застрельщика сексуальной революции, за которую они приняли внезапную перекрестную влюбленность школьной группы. Однако стукачи уточнили, что главная интрига закручивается вокруг первой красавицы, третьеклассницы Маринки Дергачевой. Да и визави ее был не Ось Протокин, а лучший Осин дружбан – Борька Петров.

Это была правда. Борька среди мальчишек выходил во всем первый, поэтому именно его предпочла бесчисленным воздыхателям Маринка. Но даже и отверженный Маринкой, да даже, как будто, и сломленный всеобщим непониманием, да даже и чуть не умерший от двусторонней сухотки Ось – все равно был опаснее. На агар-агаре страстей всех по всем его вольнодумство расцветало все ярче. И цветочки эти были ядовитее иной орхидеи.

Красавица-главврач знала, что это Протокин показывает детям способы складывать из бумаги голубей, которые перелетают через любые ограды и зоны, включая зону вверенного ей учреждения. Но она и ведать не ведала, что, стремясь приворожить Маринку Дергачеву, страстный поглотитель научной фантастики Ось открыл способ передавать на расстояние самое мысль. Иначе она бы просто вышибла его к чертям собачьим. И не нужны бы были эти бесконечные вызовы Протокина на ковер, агитация за советскую власть, мучительное стоическое молчание…