Найдя взглядом свои туфли, обуваюсь, подхватываю сумочку. А когда делаю шаг к двери, Настя обхватывает малыша руками, как будто думает, что я собираюсь наброситься на него. Ребенок устал сидеть на руках, хочет встать на ноги, изучить новую для него обстановку, но она лишь сильнее прижимает его и отступает в сторону.
– Аня, мы не договорили, – слышу голос Тимура.
Слышу, а смотрю на мальчика на руках у его сестры. Потом перевожу взгляд на Настю, в глазах которой стынет тревога.
– А раньше ты ничего не боялась, – замечаю я слегка удивленно.
– Тебе не понять…
– Замолчи, Настя! – прерывает ее Тимур резким тоном.
– Не понять, – соглашаюсь я.
Делаю еще один шаг, и она отходит в сторону, чтобы меня пропустить. Ни возмущений, ни криков, ни выяснения отношений. Да, правильно говорят: материнство сильно меняет людей.
Дверь все еще распахнута, и хорошо. Слишком дрожат мои руки, вряд ли бы я открыла замок.
– Все-таки, – бросаю последний взгляд на ребенка, который беспечно мне улыбается, – подарок ты получила.
Настя ничего не успевает сказать, потому что мальчик, внимательно меня слушавший, начинает вертеться у нее на руках. Разворачивается ко мне и возмущенно мне сообщает:
– Макс!
Надо же, маленький, а уже умеет за себя постоять. Хочет сказать, что он не подарок. Он – Макс.
– Пока, Макс.
Он машет мне ручкой, прощаясь.
Сделав шаг за пределы квартиры, я на секунду прикрываю глаза, а потом несусь вниз по лестнице. Под стук собственных каблуков, под окрик Тимура – я не могу останавливаться, не могу, мне нужно скорее на волю.
На улице порыв ветра пронизывает насквозь – да, не по погоде одета. Быстро марширую к машине, но неожиданно кто-то перехватывает мою руку, заставляя замедлить шаги. Хотя «кто-то» – это лукавство.
Я узнаю его, даже не оборачиваясь. Это Тимур. Освободиться из его цепких пальцев не получается, приходится мириться с тем, что мы подходим вместе к машине.
– Решил меня проводить? – снова делаю попытку стряхнуть его руку. – Спасибо, что доставил в целости и сохранности. Дальше я могу и сама.
– Не можешь, – отрезает он жестко и тем самым заставляет взглянуть на себя. – Без меня ты дальше не можешь. Просто снова боишься.
Я не собираюсь это комментировать, да и он, видимо, понимает, что не место, не время, не то состояние.
– Ключи, – протягивает ладонь.
Спорить с ним бесполезно – упрямый, все равно настоит на своем. Не отдам ключи – увезет на своей машине, а мне потом возвращаться за Маздой. Не уверена, что захочу снова быть здесь.
Сжав ключ, он нажимает на пульт и открывает для меня пассажирскую дверь. Сам занимает кресло водителя.
Машина для него явно маленькая, но он будто не замечает неудобств. Ведет ровно и выглядит так, словно часто сидел за этим рулем. Только теперь замечаю, что он так и вышел – в домашних штанах и кроссовках, хорошо хоть футболку накинул.
Злится.
О чем-то сосредоточенно думает.
Хмурится, когда мы подъезжаем к моему парадному.
– Ты знал… – вырывается из меня. – Ты поэтому так?.. Поэтому заключил со мной эту сделку, чтобы убрать меня с ее дороги? Тоже хотел ей сделать подарок?
Вряд ли моя оранжевая «девочка» привыкла к такому обращению, потому что взвизгивает, когда он почти ударяет по тормозам.
Тимур разворачивается, и я впервые вижу в его глазах такую бурю эмоций – гнев, раздражение, какое-то отчаяние, хотя последнее просто нелепо.
– И трахал я тебя тоже, чтобы сделать приятно сестре! – добавляет он таким холодным, злым голосом, что у меня мороз по спине. И жар. Несовместимые вещи, как и то, что он и я сейчас вместе.
Дернув за ручку, выхожу из машины. Мне все равно, что ключи у Тимура. Все равно, что за ними в любом случае нужно будет прийти. И все равно, что так холодно, а я вчера и так попала под дождь.
Дальше…
Дальше от его взгляда, слов и цепей, которые с каждым моим шагом не ослабевают, а лишь сильнее натягиваются.
А потом и разворачивают. Сильными руками, которые сжимают мои плечи, обнимают меня, приподнимают мой подбородок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он так близко, что не только закрывает меня от ветра, но и делится своим жаром.
– Настя сделала много ошибок. Мы сделали много ошибок. У нас есть шанс не сделать еще одну. – Он длинно выдыхает, как будто ему становится тяжело говорить, и все-таки произносит: – Не возвращайся к нему.
Я медлю.
Скольжу взглядом по лицу, которое хотела бы изучать часами – пальцами, губами, дыханием. Встречаюсь с обжигающим взглядом осени, без которой тосковала все это время, хотя, казалось бы, осень была каждый год.
– Это… конечно… если ты напоминаешь мне об условиях сделки… о том, что я в полном твоем распоряжении и не могу отказать… то конечно, как скажешь… я сделаю так, как ты хочешь…
Его глаза темнеют с каждым моим сказанным словом. Его пальцы впиваются в мое тело так сильно, что отпечатки точно останутся. А потом он неожиданно отпускает меня. И я снова чувствую холод.
– Забудь про сделку.
Тимур раскрывает мою безвольную ладонь, оставляет ключи и уходит.
Я поднимаюсь домой по ступенькам, с каждым шагом все замедляясь. Какое-то время стою у двери квартиры, а потом выдыхаю и вставляю в замочную скважину ключ.
Уже ничего не изменишь.
И если растягивать боль во времени, легче не станет.
Тишина.
Но подсказки мне не нужны. Я знаю, где может быть Макс. Сбросив туфли, иду по тихому дому и да, нахожу мужа в его мастерской.
Он сидит на полу, прикрыв глаза и прислонившись к дивану спиной. Рядом с ним мольберт и картина, над которой он работал до того, как все закрутилось. Даже не верится, столько событий… за такое короткое время…
Я не задумываюсь о том, как он взглянет на меня и что скажет. Меня будто толкает к нему, и я сажусь рядом, тоже на пол – среди кистей и красок.
– Знаешь, что нельзя удержать? – спрашивает неожиданно Макс.
Его голос звучит устало – не спал, многое передумал, пока меня не было. И впервые я вижу, что бессонная ночь оставила на нем свои отпечатки.
– Что? – спрашиваю чуть слышно, чтобы не тревожить тишину наших чувств.
– То, что тебе никогда не принадлежало. Но я не жалею, что попытался.
Он открывает глаза и поворачивает голову в мою сторону. Мне хочется разрыдаться, но я не могу. Наверное, это защита – слишком много эмоций, слишком много всего, в мыслях полный туман.
Мне хочется прикоснуться к нему, обнять его, убрать эту темную горечь из синевы. Но я не решаюсь. И только наши взгляды как неразлучники, которые знают, что скоро придется проститься: держатся друг за друга, впаиваются в сознание, отпечатываются в душе вечным слепком.
– Ты… – Макс выдыхает, ему трудно это произнести, а еще он знает, что мне будет трудно это услышать. Он всегда оберегает меня, даже сейчас. – Ты… сама или он?..
– Он не заставлял меня, нет.
Я могла бы прикрыться сделкой. Могла бы перекинуть часть вины на него. Но зачем? Я знаю правду. А он достоин того, чтобы услышать ее. Я сама пришла, я сама согласилась, и это я таяла, когда Тимур ко мне прикасался. Он поставил условие, но силой не взял. И ночью я вернулась к нему тоже сама.
– Прости, – говорит неожиданно Макс и, обхватив меня за плечи, прижимает к себе, как будто пытается спрятать. – Мне так хотелось всем доказать, что я могу больше, что я могу все…
Он издает невеселый смешок.
– Доказать матери, отцу – они всегда возлагали на меня такие надежды, а я чувствовал себя почти аферистом. Да, я могу управлять, могу руководить, но было ощущение, что все это… не по-настоящему. И я заигрался в эту игру, забылся. Если бы я не пытался прыгнуть выше своей головы, я бы никогда так не облажался. Но куда там! Мне показалось, что это очень удачный момент – доказать всем одним махом: и родителям, и Тимуру! Я рисковал, не просчитав рисков. Глупость, кураж, на этом меня и подставили. Мне хотелось доказать, что я лучший, а на деле…