устроилась.
Лошадь фыркнула, но дёргаться не стала — она уже знала меня. Именно Зиму Эд иногда одалживал, чтобы учить меня верховой езде.
Я легонько тронула каблуками бока лошади. Зима двинулась рысью вокруг башни. Давненько у нас не было этих уроков, надо предложить учителю отложить намеченную на завтра историю.
— Луна, — я заканчивала второй круг, когда мама позвала меня, вместе с Эдом выходя из башни.
Я подъехала к ним как раз к тому моменту, когда Эдмунд запер дверь.
— Подвинься чуть вперёд.
Я пересела ближе к шее лошади. Эдмунд, подсадил маму ко мне. Дополнительному пассажиру Зима не обрадовалась.
— Ну, поскакали, — Эд взял лошадь под уздцы и шустро зашагал в сторону Третьего города.
Конечно, у всех частей Трое-Города были свои названия, но я их не помнила, как и большинство тех, кто проездом оказался тут, поэтому города назывались: Первый, Второй и Третий. Башня Эда находилась во Втором.
— Итак, девочки, краткий план сегодняшнего дня, — когда мы уже шли через лес, заговорил Эдмунд. — Сначала идём в Третий — праздник будет там. Потом я иду в Первый город, туда, где начинается наше единственное поле, а вы во Второй, где находится другой его конец. Там конечный пункт моей дороги.
— Ясно, — я пока с трудом понимала, что будет, но инструкции, как себя вести, получила ещё вчера.
Меж голых деревьев показались домики, начали слышаться голоса и музыка. Эд ускорился, вынуждая и лошадь прибавить шагу. Мы вышли на окраину этой части города и поспешили к «центральной площади», если это маленькое пространство можно за таковую считать. Местные и гости городка сегодня собрались тут.
При виде нас, в толпе послышались крики и одобрительный свист. Эдмунд сиял как новая монетка. Ну… или как ребёнок, обожравшийся сахаром.
— Эд, поможешь? — мама легонько тронула чёрные кудри, привлекая к себе внимание, и соскользнула с лошади в объятья моего учителя.
Не знаю, предполагалось ли, что так получится, но ни на что кроме объятий их действия не походили.
Я спустилась с лошади сама, но Эд стоял рядом, готовясь поймать в случае чего.
— Я пойду отдам лошадь в одну из гостинец, — Эд погладил Зиму по шее и отыскал взглядом ближайший постоялый двор. — Развлекайтесь.
Мы с мамой остались вдвоём и первым делом приблизились к центру площади, где скапливались желающие потанцевать, причём не важно, что и как.
Например, среди танцующих была парочка моих ровесников, крутящихся в каком-то бодром движении. У них не была отточена техника, да она и не была им нужна. Для такой пары этот «танец», похожий на эпилептический припадок, был в самый раз — неловко и по-своему мило.
Одновременно с ними, чередуя всего пару движений и мешая медленным темпом всем окружающим, танцевала пожилая пара. Они категорически не вписывались в бодрую мелодию, но им было плевать.
— Я знаю эту песню, — улыбнулась мама. — Знаешь, один раз мы с твоим папой под неё танцевали. Тогда мы были в парке все вместе и за тобой попросили приглядеть дядю Джека.
— Ага, — я вспомнила, о чём говорит мама. Мне тогда было года четыре, не больше. — А он меня возле каких-то собак поставил, и я решила, что обнять их — отличная идея.
— Да… — протянула мама. — Какие всё-таки умные животные собаки.
— Да, — я расплылась в улыбке, вспоминая, как спокойно большой рыжий пёс терпел мои «Ты мягонький. Тебя зовут Подушечка?».
— Ладно, пойдём, посмотрим, что в палатках.
Мы заглянули в один из переулков, где стояли пёстрые домики. Предприимчивые Трое-Городцы очень старались навариться на земляках и приезжих: тут были и напитки, и вкусняшки, и всяческие мелочи в роде резных ложек и недорогих украшений.
— Ну, всё. Эду на пиво не хватит, — усмехнулась я, видя, с каким восторгом мама рассматривает палатки. Плевать на все разумные причины воздержаться от покупок — через пять минут у неё будет целая охапка всякого хлама.
— Я постараюсь много не тратить. Платки вот мне не нужны, украшения тоже… я только посмотрю.
Мама моментально оказалась возле ближайшей палатки. Тут лежала расписная посуда. Мама взяла в руки большое плоское блюдо, расписанное по чёрной поверхности алыми цветами. Тарелка, даже под неярким солнцем, красиво бликовала. На ней хорошо бы смотрелся открытый пирог. Например, с ветчиной и сыром на ароматной томатной пасте… Я живо представила треугольную дольку такого пирога. Вкуснятина.
Перед моим лицом возникла рука, держащая три наколотые на палочки колбаски, обжаренные в панировке с большим количеством масла. Ужасно жирная, вредная, но вкусная штука. Одна была надкушена.
— Твоя вот эта, — учитель чуть шевельнул большим пальцем той же руки, стараясь указать на одну из порций. — Та, что в смеси соусов.
— Спасибо.
Я забрала колбаску, обмазанную с одной стороны горьковатой рыжей пастой, а с другой — красной, на основе томатов и острого перца.
Эд подошёл к маме, по-прежнему внимательно разглядывающей блюдо:
— Весьма симпатично и, думаю, должно влезть.
— Куда? — не поняла мама.
Эдмунд показал ранее спрятанную за спиной руку с корзинкой, обтянутой изнутри тканью.
— Мне показалось, что носить все покупки в руках будет неудобно.
Мама смущённо улыбнулась и повернуло блюдо к девушке за прилавком.
— Сколько с меня?
— Семьдесят пять.
Тарелка опустилась в корзину, а деньги на ладонь продавщицы, больше заинтересованной не продажей, а взаимодействием моих мамы и учителя — всё-таки он не часто таскается по городу в компании женщин и уж тем более не часто угощает их чем-то и дарит корзинки.
Я состроило выражение лица, будто ничего сверхъестественного не происходит. Если спросят, буду делать вид, что не понимаю вопросов.
Мама забрала у Эдмунда последнюю не надкусанную колбаску.
— Эй, Крапивник! — один из членов «городского совета» — в миру сапожник — поспешил к нам. — Ты чего здесь? Пошли, время официального начала.
— Ага, — оживился Эдмунд и, вручив маме корзину, поспешил за сапожником.
Мы с мамой засеменили следом.
Представитель совета втащил Эда на сколоченную из старых ящиков «сцену».
Его внук-подросток, сидящий на краю этой конструкции, подал музыкантам сигнал к остановке и громко свистнул, привлекая всеобщее внимание.
— Доброе утро, сограждане и гости Трое-Города, — начал сапожник. — На правах представителя совета, я рад сегодня стоять здесь и…
Сапожник начал толкать речь о том, как горд и рад, что видит сегодня всех этих чудесных людей. Я закатила бы глаза от количества беспричинного пафоса, но в этот момент Эдмунд, на котором сосредоточилась добрая половина всех взглядов, обнаружил в своей руке недоеденную сосиску на палочке. Он сделал шаг назад и быстро откусил сосиску.
— И я рад представить всем, кто