его книжном шкафу.
Матвей слегка улыбнулся воспоминанию и, описав свой план, приступил к работе, не обращая внимания на пораженные взгляды коллег.
– Давай, Бабушка, в декабре у твоих внучек новогодний концерт, – бормотал он.
– Остановка! – вскрикнула Ева, глядя на монитор блестящими от слез глазами. Все попятились, подняв руки.
– Дефибриллятор, – пробормотал Матвей, отсчитывая секунды. У него был план, и все теперь зависело от женщины на операционном столе и времени.
Тело слегка подбросило в воздух, но безрезультатно, и он скомандовал повторить еще раз.
– Разряд! – глухой стук. – Черт побери. Матвей, это безнадежно. Посмотри…
– Еще раз, – приказал он, уставившись на дефибриллятор, словно один взгляд мог придать тому сил. Как умершие могут танцевать на Балу под черной луной, как душа человека может провести века на пути перерождения, прежде чем снова встретит свою любовь, – так может внезапно завестись и сердце, правильно? Вопреки данному когда-то обещанию, он мысленно умолял Фаину о помощи.
Услышав успокаивающий писк, Матвей уверенно шагнул к столу вместе с остальными.
– Продолжаем.
* * *
– Спорим, Бабушка скажет, что после такого ты обязан на ней жениться? – пошутила Ева, когда они выходили из операционной. На часах было полпервого ночи.
– Она уже говорила это, когда поделилась со мной рецептом лучшего в мире яблочного пирога, – ответил Матвей, подавляя чувство голода. Ореховый батончик, который он успел съесть где-то в девять, был давно забыт.
– Я слышала, в ординаторской целая куча еды. Пошли скорее.
Открыв дверь, они действительно обнаружили на столах коробки с пиццей, пакеты с гамбургерами и даже несколько сетов с роллами. Матвей набросился на пиццу с жадностью, чувствуя, как все тело гудит от усталости. Фаина готовила ее вкуснее, но сейчас было не время привередничать. Голова словно налилась свинцом. Он сделал все что мог, но, к сожалению, иногда смерть все же оказывалась быстрее.
– «Гейдельберг, тысяча восемьсот шестьдесят второй год», – повторил сидевший рядом с ним Глеб. – Матвей, это войдет в историю отделения. Ты должен написать статью.
– Однозначно. Это будет статья о доступе по Рокотову, – сказала Ева.
– Мы сделали это все вместе, – сказал Матвей, улыбнувшись коллегам. – Спасибо. День был долгий, я поеду домой.
– После сегодняшнего мы обязаны сходить в бар все вместе. Матвей, отказ не принимается!
– Я подумаю, – уклончиво ответил он, не в силах думать ни о каком баре и желая лишь сдать форму в прачечную, вернуться к Фаине, а затем проспать не меньше десяти часов.
Едва он открыл дверь, Фаина встала с дивана, сжав перед собой руки. Ему не нужно было ничего ей рассказывать: она знала обо всех его сегодняшних победах и поражениях, не торжествуя, но спокойно принимая правду, как всегда.
– Я просто с ног валюсь, – признался он, бросая рюкзак на пол и устало потирая лицо. – Таксист попался добрый, узнал, где я работаю, и довез бесплатно.
– Ты настоящий герой, – искренне подтвердила Фаина, подходя к нему и целуя в щеку. – Ты вправе гордиться собой. Хочешь есть? Я испекла пироги, с мясом и с вареньем.
– Поел на работе, спасибо. Припасу их на завтрак.
Улыбнувшись, он потрепал ее по талии и зашел в ванную вымыть руки. Затем лег на диван и закрыл глаза. Его усталость только усугубилась; теперь еще и сводило плечи. Он поморщился и потер кожу за ушами, нывшую после долгого ношения маски.
До него донесся тихий шум воды, а затем Фаина устроилась на краю дивана, перебирая его волосы. Ее прикосновения были легкими и ласковыми, и он издал удовлетворенный вздох, мечтая, чтобы она продолжала это делать всю ночь.
– Я почти потерял ее, – не выдержав, сказал он спустя какое-то время, пока Фаина продолжала гладить его по голове. – Три попытки завести сердце… снижение давления посреди операции… ты очень помогла мне там, Фая, но я так боялся, что ее сердце не выдержит. А днем погибли еще люди. В приемном было столько криков… Дети, взрослые… мы вытащили из них столько осколков, что хватит собрать здание музея в миниатюре. Один, огромный, вонзился прямо в сердце.
Она тихо вздохнула, целуя его в макушку. Вдруг стало трудно дышать, и Матвей шмыгнул носом, чувствуя, что к глазам подступают слезы. Как бы сильно он ни жмурился, сдержать их не получалось. Сказалось и недавнее открытие, и переживания из-за Бабушки, и долгие часы напряжения в операционных. Он спрятал лицо в подушку и съежился, начиная всхлипывать. Фаина обняла его за плечи, и от этого слезы потекли лишь быстрее.
– Ты справился, – сказала она, целуя проглянувший между волосами кончик уха. Он поежился, ощутив пробежавшие по шее мурашки. – Мой дорогой, ты сделал все, что в твоих силах.
Она не отпускала его, гладя волосы и плечи, пока слезы не закончились и он не поднял руку, кое-как вытирая щеки. Фаина отстранилась, чтобы подать ему салфетку.
– Тебе полегчало?
Он кивнул, попытавшись сделать вздох, и в знак благодарности сжал ее пальцы. Должно быть, сейчас он выглядел не лучшим образом, но сил на стыд не было. К тому же они оба прекрасно знали, что плакать порой бывало полезно вне зависимости от пола.
– Состояние твоих пациентов стабильно, я это чувствую. Если что-то изменится, дам знать. Теперь дело за ними.
Взгляд Фаины был внимательным и нежным, и она грустно улыбалась, будто жалела, что ничего не могла изменить.
– Ты говорила, что не чувствуешь жалости, – заметил он, комкая промокшую салфетку.
– Зато могу понять живых. Особенно тебя. Ты заслужил право отдохнуть. Пойдем. Я знаю, что тебе сейчас нужно.
Фаина взяла его за руку, ободряюще улыбнулась и повела к наполнившейся к этому моменту горячей ванне. Затем помогла раздеться, ни прикосновением, ни взглядом не намекая, что собирается соблазнить его. Матвей был измотан до предела, но, окунувшись в воду с головой, почувствовал, как ему уже становится легче. Когда он вынырнул, то увидел, что Фаина сидела на краю ванной, обнаженная и с убранными в пучок волосами. В руках она держала мочалку и шампунь, а браслет он заметил на полке над раковиной.
– Подвинься вперед, пожалуйста.
Матвей сидел, прижав колени к груди и закрыв глаза. Устроившись позади, Фаина уже помыла его волосы и теперь мягко терла мочалкой спину. У него снова щипало в глазах, и он не был уверен, что в этом виноват шампунь. Под ее руками он почувствовал, как наконец-то расслаблялись мышцы, и смог вздохнуть полной грудью. Здесь были только они двое, в их собственном маленьком мире, и больше ему было ничего не нужно.
Маленькие руки легли ему на плечи, потянули назад, и он прижался спиной к