изучать этот феномен парапсихологам и генетикам. Его специализацией были реальные тела и травмы, лечение которых вряд ли было связано с перерождением души. И уж тем более он никогда не думал, кем мог быть в прошлой жизни. Однако появление Фаины заставило его впервые задуматься о многих вещах, и теперь он уже не узнавал себя прежнего.
Матвей встал и медленно заходил по маленькой комнате, не в силах больше сидеть на месте. Скопившаяся в нем напряженная энергия требовала хоть какого-то выхода.
– Как мы с тобой встретились?
– Ты приехал в деревню, где я жила, и однажды подрался за меня. А я подарила тебе цветок шиповника. Красный.
Его взгляд на мгновение метнулся к стакану на столе.
– Ты сказала, он, – он пока не мог заставить себя сказать «я», – был воином, да?
– И мастером на все руки, – мягко добавила Фаина, следя за ним взглядом. – Особенно в резьбе по дереву. Он говорил, что построит для нас прекрасный дом и сам его украсит. Раньше у меня был оберег, сделанный его руками, – маленький конек, – но его отобрали.
Она накрыла браслет дрожащей рукой, словно не могла избавиться от страха, что Матвей назовет ее сумасшедшей, отберет подарок и велит убираться прочь. Ему и правда требовалось все хорошо обдумать. Была ли душа источником воспоминаний, как долго они могли храниться, что именно служило триггером для их проявления, могли ли в нем со временем проявиться другие черты его прошлого воплощения и как, во имя всего святого, он мог сохранить прежнюю внешность, учитывая, что прошло больше тысячи лет…
Стоп.
Для большинства людей реинкарнация была научным заблуждением, такой же сказкой, как Бал, на котором можно встретить своих покойных родителей. Последний, впрочем, оказался реален вопреки всем законам физики и логики. Красный шиповник на столе тому подтверждение.
– Я могу уйти, если тебе нужно побыть одному, – предложила Фаина, хотя по ее глазам и ссутулившимся плечам он видел, что она приносит в жертву желание оставаться рядом после открывшейся правды. Но он не сомневался, что, если и правда попросит оставить его, она тут же подчинится и не вернется, пока он не передумает.
Он вспомнил год между Балом любви и их новой встречей, когда пытался жить, совмещая нормальную жизнь и воспоминания о той ночи. Каждое полнолуние воскрешало в его памяти чувства, испытанные на Балу. Но не менее сильной, чем радость от встречи с родителями, была необъяснимая тоска по ней. Порой он чувствовал фантомное прикосновение ее пальцев к своей руке, легкий вес ладони на груди. Он вспоминал, как она целовала его и как смотрела после. Он не мог смотреть на полную луну, не подумав о встрече с посланницей смерти, которая оказалась совсем не такой, какой он представлял. Просить ее уйти сейчас было бы жестоко по отношению к ним обоим. У него не было возврата к прежней жизни. У нее тоже.
То, что он чувствовал прошлой весной, когда она впервые пришла к нему, казалось слабой тенью страха, который охватил его при этих мыслях. Матвей с трудом сделал вдох, возвращаясь на свое место.
– Я почувствовал между нами нечто особенное, но решил, что все дело в атмосфере Бала, – сказал он. – Все кажется правильным, когда ты рядом со мной… Фая. До нашей встречи я никогда не испытывал подобного.
Фаина стиснула его пальцы, подавшись вперед и ловя каждое слово. Когда он произнес ее имя, она прикрыла глаза, как будто никогда не слышала ничего прекраснее звука его голоса. Его губы предательски задрожали, и Матвей почувствовал, как к глазам подступают слезы. Год за годом он тратил, изучая человеческое тело, исцеляя раны и возвращая жизни, которые еще рано было терять, однако ему потребовалось посмотреть в глаза самой Смерти, чтобы узнать самого себя.
Когда Матвей заговорил снова, ему казалось, что он стоял на пороге момента, к которому шел очень долгое время – возможно, всю жизнь. И сделал последний шаг. Сдавливавшее сердце напряжение стало ослабевать, когда, глядя ей в глаза, он сказал правду, которую наконец увидел:
– Порой мне казалось, что я родился с любовью к тебе. Теперь я знаю, что это правда.
Что-то вспыхнуло в его груди, там, где он обнаружил ту самую душу. Фаина медленно отняла свою руку и встала, не сводя с него глаз. Ему показалось, что она готова упасть перед ним на колени, и он поспешно притянул ее к себе, уткнувшись лицом в живот и вдыхая ее нежный запах.
– Мне очень жаль, что пришлось ждать так долго, – едва слышно добавил Матвей.
На несколько секунд Фаина замерла, не говоря ни слова, но затем сбросила оцепенение. Ее пальцы гладили его спину, путались в волосах и прижимали к себе, а губы шептали что-то бессвязное, но ласковое. Казалось, прошла целая вечность, тихая, нежная, прежде чем она села к нему на колени и прижалась лбом ко лбу, уничтожая последние сомнения. Он был рожден, чтобы снова найти ее, – он не сомневался в этом, как не сомневался в том, что быть врачом – это его призвание.
– Матвей…
– Фая.
Он крепче прижал ее к себе за талию. Зеленые глаза встретились с карими. Они внимательно смотрели друг на друга, вспоминая, гадая, желая, а затем их губы снова встретились. Матвей целовал ее с новообретенной страстью, на которую и не думал, что был способен, не в силах насытиться той, что ждала его так долго и кого он называл своей по праву. На ее мягких губах ощущался вкус варенья, которое она тоже пробовала. Он не сдержал стона, когда Фаина отстранилась, но она всего лишь сменила позу и, сев к нему лицом, притянула обратно за шею. На его коже появились бы царапины, но, как они уже успели убедиться, они не могли причинять друг другу малейшую боль, даже когда она сопутствовала удовольствию. Стул под ними угрожающе заскрипел, и Матвей встал, удерживая ее в руках.
– Я люблю тебя, мой свет.
В том, как она произнесла это новое обращение – нежно, неотрывно глядя ему в глаза, – было не меньше страсти, чем в их поцелуе. Он опустил взгляд на ее сарафан, под которым прятались шрамы – доказательства силы ее чувств. Им нужно было многое обсудить. Все-таки они провели друг без друга больше тысячи лет.
* * *
То, что случилось вечером на следующий день, было ужасным совпадением, а вовсе не карой со стороны Вселенной. Матвей не сомневался в этом. Ему приходилось иметь дело с авариями и катастрофами во все дни и