Киева и других малороссийских городов ляхам не отдал, все
спрашивает меня: покуль у нас граница будет с ляхами? А мне почему
знать? Я ему клянусь душою и священством своим, что государь
не мыслит Киева отдавать, а он, на меня оскорбившись, говорил: вот я как услышу, что Москва учнет что-нибудь дурное, - велю
211
тебя лютою смертью уморить! А я на то ему: за истину и за
великого государя, говорю, готов помереть, а только, что тебе
рассказывают и тебя стращают, -так это все ложь! Ничего с ним
не поделаешь! Полечитесь вы, пошлите к нему умного человека
с царскою грамотою, обнадеживал бы он, что великий государь
Киева ляхам не отдаст и Солонину на гетманство не поставит.
Потешьте его, ради Бога!>
Более резко не смел протопоп отзываться в Москве о своем
гетмане, пока Демьян еще находился в царской милости.
1-го марта 1672 года отпустили из Москвы протопопа с
товарищами, а с ними отправились царскими гонцами к гетману
стрелецкий голова Михайло Колупаев и подьячий малороссийского
Приказа Максим Алексеев. Не доезжая двадцати верст до Севска, услыхали они странную и неожиданную весть. Прибежал в Севск
из Путивля стрелецкий сотник Ушаков от путивльского воеводы
Волконского с известием, что генеральный писарь Карп Мокри-
евич, стародубский полковник Петр Рославец и переяславский
полковник Дмитрашко Райча привезли в Путивль гетмана
Демьяна Игнатовича скованным.
15-го марта возвращавшееся из Москвы малороссийское
посольство приехало в Севск. Тамошний воевода Вердеревский
задержал протопопа под предлогом, что в Севске все подводы
разобраны и надобно посылать в села и деревни для сбора свежих
подвод. Это сделал Вердеревский по наущению сопровождавшего
малороссиян стрелецкого головы. По поводу странного
приключения с гетманом Грибович и Миклашевский сказали своим
великороссийским провожатым: <от гетмана мы никакого дурна не
чаем, колиб он что дурное замышлял, то нас бы с протопопом к
великому государю в Москву не посылал. Да и потом, как мы
были в Москве, гетман прислал глуховского сотника’ с лошадьми
в дар великому государю>.
Но протопоп отнесся иначе. Когда Грибович и Миклашевский
ушли к себе на подворье, где их поместили, Симеон, оставшись
с Колупаевым и подьячим, говорил им так: <Давно уже я замечал
за гетманом, что он стал не прежний; слова говорит не добрые
и меня, протопопа, ганил многажды худыми словами и голову
московских стрельцов, Григория Неелова, бесчестил. Обозный и
судьи и Дмитрашко не раз сказывали ему, Григорию, что у
гетмана не доброе на уме и чтоб он остерегался. Судьи и Дмитрашко
служат великому государю верно. Они, в Батурине сидя, втайне
написали письмо к Ржевскому в Нежин о гетманских неправдах, а Ржевский отправил то письмо в Москву. А как меня посылал
гетман с челобитьем в Москву, то говорил мне: <коли проведаешь
подлинно, что государь хочет отдать Киев и Малую Россию ляхам, я тотчас пошлю в Гомель засесть многих людей! Я ему на то
212
сказал: без царского указа в Гомель посылать людей не годится.
Ты пред святым евангелием обещал никаких дел не делать без
царских указов, - на кого ты надеешься? <Надеюсь, - говорил
Демьян, — на того-же, на кого надеется Дорошенко; Бруховецкий
сгинул за правду и я сгину так же, как он. В Переяславле
московских породных людей мало, а Чернигов я людьми своими
осажу>… На Запорожье послал 6.000 талеров, чтоб запорожцы
были ему послушны. Теперь, слышу, везут его скованного в
Москву, так мне уже в Нежине жить незачем; буду бить челом
великому государю, чтоб дозволил мне жить в Москве и пожаловал
бы меня так, чтобы мне сыту быть>.
- Живи-ка лучше в Нежине по-прежнему и служи правдою
государю, как прежде служил, - сказал ему Колу паев.
- Мне, - сказал протопоп, —ив измену Бруховецкого было
много мучения и товаров своих остал (достояния своего лишился).
Мы с Дмитрашкою Райчею Спасов образ на том целовали, что буде
гетман Демьян великому государю изменит; так нам уезжать совсем
в Путивль. Как я был в Москве, то некогда было мне поговорить об
этом с думным дворянином Артамоном Сергеевичем Матвеевым, потому что он беспрестанно за царскими делами сидит в Приказе.
X
Старшины арестуют гетмана в Батурине и везут в
Москву. - Приключение с Гвинтовкою. - Озный
Забела временно управляет Малороссией с
старшинами. - Допросы гетману. - Овинение. -
Казнь. - Ссылка в Сибирь.
В ночь с 12-го на 13-е марта пришли к Григорию Неелову
старшины, обозный Забела, судьи Домонтович и Самойлович, генеральный писарь Карп Мокриевич и полковники: переяславский
Дмитрашка Райча, наказной нежинский Уманец и стародубский
Рославец.
Они сказали: <гетман собрался завтра ехать в Киев как бы на
поклонение печерским чудотворцам. Но это один отвод. На самом
деле он хочет изменять царскому величеству и, по примеру Доро-
шенка, поддаться турецкому султану. Мы хотим предупредить
такое страшное дело; если промедлим хоть немного и выпустим
Демьяна из Батурина, то неминуемо дойдет до кровопролития. Надобно
взять его под караул теперь же ночью, до рассвета>.
Неелов не стал противоречить, потому что уже был вооружен
против гетмана. Взяли стрельцов и отправились в замок, или так
называемый малый город. Демьян ничего не ожидал. Демьян спал.
Старшины свободно вошли в его опочивальню, быстро схватили
его, не допустивши ни кричать и звать на помощь, ни
объясняться, связали, вынесли из дома, положили в подвезенные за-
213
ранее сани, закрыли шкурою и немедленно вывезли из Батурина
под конвоем стрельцов. Все это сделано было так внезапно и так
тихо, что в Батурине до утра никто не мог узнать, что случилось, и наемное (затяжное) войско, состоявшее при гетманской особе, не могло получить приказа спешить на оборону гетмана.
- Слава Богу, - говорили после того старшины, - что не
было здесь асаула Грибовича; он был гетману верен, надсматривал
над нами, ходил даже по дворам каждую ночь и обо всем, что
замечал, переносил Демьяну.
Поутру генеральный писарь Карп Мокриевич и стародубский
полковник Рославец уже ехали со скованным гетманом через Пу-
тивль и Севск в Москву. Им придали пятнадцать человек Козаков
и челядников. Дмитрашко Райча отвернул от них и поехал в
.Курск дать знать о поступке старшин с своим гетманом боярину
Ромодановскому.
Оставшиеся в Батурине старшины отправили по всем полкам
универсал, извещавший об измене гетмана, запрещали признавать
его начальником и предписывали прислать в Батурин сродников
и советников Многогрешного скованными, чтоб удержать их под
караулом до царского указа. Тогда же арестовали четырех
посланцев Дорошенка, прибывших накануне в Батурин.
Мокриевич с арестованным гетманом прибыл в Севск 17-го
марта и, повидавшись с провожавшими Демьяново посольство из
Москвы, просил по поручению остальных старшин, чтобы
протопоп ехал назад в Москву разом с ними, асаула же Грибовича, считаемого другом Многогрешного, оставил в Севске, поручивши
тамошнему воеводе. Затем Миклашевского и подписка Андреенка
Мокриевич отправил в Батурин с письмом к остающимся там
старшинам. В этом письме он убеждал своих товарищей ловить
и сажать под караул всех, которые своими речами начнут
показывать себя соумышленниками преступного гетмана. На другой
день, 18-го марта, царские гонцы поступили так, как хотел
Мокриевич. Миклашевский и Андреенко уехали в Батурин, а прочие
двинулись к Москве со скованным гетманом.
Протопоп, до сих пор не решавшийся объявить себя
противником гетмана, теперь круто повернул и стал заодно с гонителями
Демьяна. 19-го марта, выехавши в путь, отправил он вперед себя
к Матвееву письмо м в этом письме выражался, что <Демьян в
чести сый не разуме, приложился сыном несмысленным>, что
Демьян <забыл Бога и присягу свою, что есть явные улики
гетманской измены как на письме, так и на словах>.
Один из друзей Многогрешного, нежинский полковник Гвин-
товка находился тогда в Коропе; там узнал он о событии с
Многогрешным, наскоро убежал в Путивль, явился к тамошнему
воеводе князю Волконскому и показывал вид, будто он не в добрых