Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь смотри, что получается, – Анохин провел ладонью по абсолютно сухому лбу, – под тебя общак уйдет. Но спокойно тебе уже никогда не будет. Не ты один такой умный. Копать под тебя начнут. Вот тут я тебе и пригожусь. На кого покажешь, тот тихо и без подозрений исчезнет. Много способов есть. И моих слишком ретивых бойцов найдем, как одернуть, чтобы лишнего на тебя не накопали. Информацией взаимно делиться будем. Худой мир лучше хорошей войны.
Пашка глубоко вздохнул, горячий воздух обжег горло:
– Жарко здесь.
– Все равно холодней, чем в аду.
– Окунуться надо.
Анохин придержал дверь рукой, приблизил лицо к Пашкиному:
– После сходняка высоко взлетишь, но помни, что у меня веревочка в руках остается, дерну, мигом свалишься. Теперь ты без нас никуда. С двух сторон тебя обложили, – сказал и тут же рассмеялся. – Ты пацан с головой, глупостей не наделаешь. Умный с умным всегда договорятся.
– Да понял я все, понял, – Пашка-Крематорий рванул дверную ручку на себя, – но и ты запомни, что больше плясать под вашу дудку я не стану. Мы равные партнеры.
– А кто спорит? Выгода должна быть взаимной.
Анохин бросил взгляд на термометр и вышел следом за Пашкой.
– Девочки, не желаете попариться? – крикнул он проституткам, плескавшимся в бассейне. – Я холодную рыбу не употребляю – только подогретую…
Пашка-Крематорий знал верный способ не терять головы и не заводить лишних врагов – если на душе плохо, пей мало, как бы ни хотелось напиться. Тогда и не брякнешь сгоряча и в драку не полезешь. Вот и теперь он смотрел на раскрасневшегося от выпитого сицилийца, сидевшего за столом в гостиной в обнимку с двумя девицами сразу, на повеселевшего Анохина. Чекист хоть и пил одну рюмку за другой, но почти не пьянел. То ли были у него какие-то хитрые таблетки, то ли сказывалась профессиональная дрессировка. А Пашка только макал губы, пряча рюмку в кулаке, а затем выливал водку, то под стол, то в стакан с минеральной водой. Уже давно тайные встречи с чекистом перестали быть только официальными, Анохин с Пашкой сделались связующим звеном между двумя системами, а потому и вели себя почти как друзья. Скороспелый законник подозревал, что таких звеньев много.
«Иначе почему тогда всесильные спецслужбы смотрят сквозь пальцы на таких же, как я? – рассуждал он. – Деньги, они сейчас правят в России. Где деньги, там и „крыши“ для них. Блатные, бандиты, менты, ФСБ – теперь все „крышуют“. А принципиальные только портят игру. Те же Карл с Монголом. Умные люди договариваться умеют. Нет таких принципов, через которые нельзя переступить. Было бы из-за чего».
Теперь на Анохина Пашка-Крематорий смотрел почти с любовью, тот стал его гарантией на будущее.
– Иди сюда, телочка, – позвал он девицу, сидевшую между мафиози и полковником ФСБ.
От Пашки не укрылся короткий взгляд телки, брошенный на Анохина.
«Ну хрен с ним, что она у „конторщика“ разрешения спрашивает. Все эти бабы на него работают. Хоть знать буду, кому она потом докладывать станет. Задница у нее от этого хуже не сделалась, – Пашка обнял девушку, – да и платить ей меньше придется. И без меня прикормленная».
Он уже приготовился расслабиться, даже позволил себе выпить рюмку до дна, твердо пообещав, что она будет предпоследней, как в гостиную заглянул охранник. За его спиной стоял его собственный, Пашки, водила с трубкой мобильника в руке.
– Ты чего? – Пашка-Крематорий, уперев девке ладонь в лицо, отстранил ее от себя.
– Вас спрашивает, – проговорил водитель.
– Почему тебе звонят? – Пашка провел ладонью по лбу. – Что случилось?
– Монгол. Позвать велел, – шепотом произнес водила.
Сказано это было так, словно не Пашка, а Монгол платил водиле деньги и был его хозяином.
Мгновенно все замолчали – Анохин, приложив палец к губам, напряженно всматривался в лицо Пашки.
– Слушаю. – Трубка холодила разгоряченное ухо.
– Поздно уже. Ты и телефон свой отключил, – проскрипел далекий голос Монгола, – пришлось пошустрить, еще один номерок отыскать. Водила твой сообразительный, спорить не стал. Приезжай ко мне прямо сейчас. Разговор есть.
– Я выпил немного, – голова у Пашки кружилась.
– Бросай телок и приезжай. Дела такие пошли, что ждать некогда. Не каждый день беспокою. Жду. Нужен ты мне.
Пашка-Крематорий глянул на внезапно замолчавшую трубку. Анохин кивнул ему:
– Выйдем.
На крыльце они остались вдвоем. Анохин сжал перила:
– Поздравить можно?
– Монгол к себе зовет.
– Таким людям не отказывают. Все, сдался Монгол, ему больше ничего не осталось, как только тебя поставить.
– Думаешь?
– Он лицо сохранить хочет. Вот увидишь. Карл у него из доверия вышел.
Пашка глянул на часы:
– Через полчаса у него буду.
– Не тяни. Монгол пока еще в силе.
* * *Старик в инвалидной коляске сидел у раскрытой двери на балкон и, не моргая, смотрел в ночь – темную и тихую. За его спиной потрескивал догорающий камин. Ни один листик не дрожал на дереве, ни одна травинка не качалась. Комары плотным облаком вились возле садового фонаря.
– Кровопийцы, – прошептал Монгол, – что ж ко мне не летите? Стариковская кровь не по нутру? Молодой крови хотите?
Просторный дом был наполнен тихими звуками. Где-то внизу открылась дверь, но лишь только второго этажа достигла мелодия песни, тут же звук в приемнике уменьшили. Зажурчала вода… Скрипнула половица, застрекотал сверчок…
Монгол вслушивался, наклонив голову, будто пытался различить в ночном доме еще один звук.
– Я знаю, ты давно поселилась у меня. И раньше по пятам ходила, но я молод был, быстрее тебя бегал. Не прячься, выйди, – казначей говорил с кривой старческой улыбкой, продолжая смотреть в темноту за окном. – Я уже в годах и могу встретить тебя без страха. Это молодые тебя боятся. А я свое отбоялся.
Среди стволов старых сосен замелькали светлые полосы, и только потом послышалось тихое урчание мотора. Монгол откатил коляску от балкона и ткнул кочергой в рдеющие угли камина.
– Подкинь-ка дров, прохладно, – крикнул он.
И тут же в комнату заглянул охранник, без лишних слов подбросил в жерло камина сухих березовых дров. Вопросительно посмотрел на казначея общака.
– И пацанам скажи, чтобы смотрели в оба.
Охранник кивнул, вскоре его шаги уже раздавались на лестнице.
Пашка-Крематорий выплюнул за окно джипа жевательную резинку. Мята еще приятно щекотала горло.
«Все, сдался Монгол, – подумал он, глянув на освещенные окна верхнего этажа кирпичного дома, – о сходняке разговор поведет».
«Гранд Чероки» замер у закрытых ворот.
– Посигналить, – спросил водила, – или выйти постучать? Словно не слышат.
В воротах открылась калитка, и к машине вышел худой сумрачный уголовник лет тридцати. Единственной живой деталью на его бесстрастном лице был шрам, пролегший наискосок – от переносицы до скулы.
– Монгол ждет, – блатной меланхолично прихлопнул комара на щеке, – а ты, «браток», в тачке посиди.
Пашка-Крематорий поднимался по неширокой лестнице на второй этаж, в доме пахло лекарствами, как в больнице. Мясистые кактусы и алоэ в керамических кашпо стояли по обе стороны коридора. Он переступил порог комнаты. Ярко горели дрова в камине, старый казначей кутал ноги в клетчатый плед. Желтая, словно обтянутая пергаментом ладонь Монгола на мгновение выскользнула из-под пледа и снова исчезла в складках. Казначей присесть не предложил.
«Злость затаил, что не по его вышло», – подумал Пашка и тем не менее обратился к хозяину дома с полным уважением.
– Извини, что телефон отключил. Не думал, что среди ночи понадоблюсь.
– Мне твои извинения не нужны, – хриплый голос Монгола звучал зловеще, – думаешь, всех развел? И теперь общак у тебя под ногами окажется?
– Что с тобой, – Пашка нервно оглянулся, – какое развел?
– Ты Карлу «филки» предложил в обмен на фирму. Подставить решил? Думал, не откажется?
– Он сам себя в другом подставил. Я его спасти хотел. Ему и предъявляй, а не мне.
– Предъявлять? Не буду. Ты лучше меня свои грехи знаешь…
– Что ты на понт меня берешь? – Пашка почувствовал движение за спиной и тут же ощутил дрожь в коленях.
Он не успел обернуться, двое блатных схватили его, тонкая шелковая удавка плотно обвила шею. Как Пашка-Крематорий ни упирался, его поставили на колени.
– Сдохни, сука. Жаль только, что похоронят тебя как человека. И семье помогут. Жене даже тратиться не придется. Могила-то у тебя уже есть, – неожиданно звонко проговорил Монгол.
– Это все Артист…
– Артист тебя и сдал, с потрохами.
Пашка-Крематорий подозревал, что когда-нибудь подобное случится, но в мыслях ему представлялось, что произойдет это через долгие годы. Иллюзий не строил, мир, в котором он жил, не знал жалости. Как не знал ее и он сам. Единственное, на что он мог надеяться сейчас, – смерть окажется быстрой.
- Девушка с пистолетом "ТТ" - Роман Каретников - Боевик
- Точка выброски - Сергей Зверев - Боевик
- Морской волкодав - Сергей Зверев - Боевик
- Парад кошмаров - Сергей Зверев - Боевик
- Мент: Свой среди чужих - Сергей Зверев - Боевик