Читать интересную книгу Сын - Филипп Майер

— Как люди находят здесь дорогу? — изумлялся он. — Здесь же один холм не отличить от другого.

— Все холмы абсолютно разные, — возразила она.

— Ну ладно, может, я и привыкну.

— Как долго вы рассчитываете здесь прожить? — Просто вежливость, ничего личного.

— Если мы найдем нефть? Многие годы, если меня не повесят на дубе напротив вашего дома.

— Это кедровый вяз.

— Вот и посмотрим.

— Вы всегда так много болтаете?

Он покраснел, отвернулся к окну, и в машине опять повисла неловкая тишина. Она хотела было попросить подбросить ее к дому, но вместо этого спросила:

— Вы учились в школе?

— До некоторой степени.

— В каком смысле?

— Я горжусь тем, что закончил шестой класс.

— Лучше чем ничего.

— К сожалению, даже это некоторое преувеличение.

— Но читать и писать вы, кажется, умеете.

— Как говорили у нас дома, есть черножопые — и черножопые. Я из первых.

Ужинали они вместе с вакерос. Хэнк болтал с ними по-испански. Он им понравился, хотя и поглядывали они настороженно и, к ее изумлению, ревниво. Возбуждение опять охватило ее. Но как только ужин завершился, а Флорес, Хьюго и остальные служанки принялись убирать посуду, он, извинившись, ушел к себе.

— Нам завтра рано вставать. Доброй ночи.

И все. Ей отдельно — ни слова. Она ушла спать в ярости.

Утром она снова велела притормозить по пути, чтобы набрать мяты.

— Вы твердо намерены помешать нам работать?

— Вы же все равно планируете торчать тут целый год.

— Если ваш дядюшка не выгонит меня.

— Чудесно. Тогда мне тем более все равно.

— Не разочаровывайтесь раньше времени.

— Поздно, — отрезала она.

— Уверены?

— Абсолютно.

— Я и не знал…

— Вы непроходимый тупица! — взорвалась она.

Он попытался взять ее за руку, и в первый раз она не позволила.

После обеда они валялись на одеяле в тени. Она соблазняла его, и на этот раз успешнее, руки стали смелее, но потом возникла естественная пауза. Возбуждение дошло до высшей точки и угасло, опустошение заполнило ее, как будто уже произошло то, что и не думало начинаться. Она решила изменить отношение — принять это как техническую проблему, с которой нужно разобраться; приподнялась и начала расстегивать рубашку Хэнка, не очень представляя, как будет стаскивать ее с плеч. А пока, закончив с рубахой, расстегнула ремень и пуговицы на брюках. Он не останавливал ее. В ответ на вопросительный взгляд она решительно кивнула. Несколько секунд — и он сбросил одежду. Она — следом за ним. Он замер, разглядывая ее, грудь и все прочее; ему, очевидно, понравилось, но вместе с тем ей показалось, что смотрит он оценивающе, и, чтобы преодолеть смущение, она прижалась к нему.

Они двигались медленно, потом все быстрее и быстрее, а потом желание стало вовсе невыносимым, она стиснула его и, не зная наверняка, как получить желаемое, приподняла бедра, и внезапно он оказался прямо внутри. Совсем не больно. Даже наоборот. Она прижалась еще теснее, и вот тогда ощутила боль, но коротко, и сразу все прошло. Как будто порвалась бумажная перегородка — именно так она себе это и представляла. Он захватил инициативу, и она забыла обо всем, потом опять вспомнила и успела подумать, неужели вся эта суета вокруг боли мешала ей заниматься этим каждую минуту жизни.

Кажется, над головой колышутся деревья, но она не уверена; не совсем понимает, где вообще она находится и на этом ли свете. Вроде бы должна быть кровь. У тебя пойдет кровь, гласит поверье, кровь-кровь-кровь, как будто это самое страшное на свете. Ей хотелось смеяться. Нет, смеяться нельзя, он неправильно поймет. Она словно во сне и в то же время не спит, чувствует свое тело и как будто вылетела из него, она здесь и одновременно где-то еще, и вот опять здесь. Лежит на одеяле, сверху на ней мужчина, а в спину впивается камешек или что-то еще твердое. Она обняла его покрепче. Это продолжалось довольно долго, но тут он стремительно вышел из нее. Она понимала почему, но все равно огорчилась.

— Прости, — пробормотал он.

— За что? — Она поцеловала его в шею.

— В следующий раз будет лучше.

— Мне понравилось.

— Будет еще лучше.

— Иди ко мне.

— Дай мне пару минут. — Он скатился с нее и устроился рядом, забросив на нее ногу.

Она пошевелила бедрами. Она нарушала все правила, и это было восхитительно.

— А рукой ты можешь? — Она ненасытна, но он с радостью подчинился.

Ощущения нарастали, и это было гораздо лучше, чем все, что она делала сама с собой, но, прежде чем она кончила, он вновь оказался сверху.

— Давай медленно и длинно, — попросила она.

Он так и сделал, и ее накрыла горячая волна, как будто ее опустили в ведро с теплой жидкостью (красная краска, решила она, это красное), жар распространялся от талии во все стороны.

А потом опять стало очень хорошо, и он опять быстро выскочил из нее. Она удержала его в объятиях. Он попытался поцеловать ее в шею, но едва сумел приподнять голову. Силы покинули его. Он, как пьяный или спящий, касался губами ее кожи, скользя от уха к плечу. От него приятно пахло. И она еще крепче обняла его.

— Ты?.. — через минуту спросил он.

Он что, в самом деле не решается произнести? Ей было больно, потом не больно, просто очень сильное ощущение. Как будто так и должно быть.

— Как ты думаешь… — заговорил он.

— Ш-ш-ш, — перебила она. — Ш-ш-ш ш-ш-ш ш-ш-ш.

Она по-прежнему словно лежала под водой, в теплой ванне. Чуть позже очнулась, сердце билось странно — как будто это не ее, а его сердце. Кровь, вспомнила она, — смешно, какие же люди идиоты, какая глупость. Она гладила его по спине, целовала волосы. Он вздохнул, но не проснулся. Дул легкий ветерок, и журчание ручейка, сбегавшего с холма мимо старой церкви, напомнило ей, как они с братьями нашли могилу. Все ушли, подумала она, все умерли. Солнечные блики мелькали в листве. Если я умру…

Чуть позже Хэнк вновь оказался внутри нее, но теперь ей мешал полный мочевой пузырь. Хэнк неутомимо двигался, а ей хотелось поскорей закончить. Она не знала, как лучше сказать, и вообще начала переживать, не отдала ли ему нечто ценное, самое ценное, что у нее было, и даже ничего не попросила взамен, и никаких обещаний не ждала. Она уже хотела прервать его и потребовать гарантий, но поняла, что идея неудачна, он сейчас ничего не скажет.

Он как будто прочел ее мысли, потому что очнулся и поднял голову:

— Я тебя не раздавил?

— Нет.

Он осторожно приподнялся, она вздохнула, когда он вышел из нее. Они долго лежали рядом, но потом все же пришлось встать, пока не случилось настоящего конфуза.

— Ты куда?

— Мне нужно на минуточку.

— Зачем? — Но, слава богу, сообразил сам.

Она натянула платье, туфли и стремглав бросилась к другому концу дома.

Когда вернулась, он все так же нагишом лежал на одеяле, и солнечные зайчики смешно скользили по его телу. В тени прохладно. Она провела рукой по груди — худая, но мускулистая, как и плечи; он весь такой сухой и жилистый, но в общем ничего особенного. Скользнула ладонью по темной полоске волос от пупка к его… Пусть будет пенис, решила она; существует много слов для этой штуки, но она не смогла выбрать подходящее в данной ситуации. Пенис лежал между бедер, темным фрагментом выделяясь на фоне остального тела, покрыт высохшей пленочкой, и на животе еще несколько таких же пятен. Она потрогала, и Хэнк вздрогнул.

— Больно?

— Просто неожиданно.

Такой маленький сейчас. Очень маленький. Она уже хотела высказаться на этот счет, но вовремя удержалась.

— Как думаешь, что скажет Финеас? — спросила она.

— Боюсь подумать.

— А я думаю, он будет рад.

— Тогда ты единственный человек во всем Техасе, кто так думает. Впрочем… полагаю, он догадывался, что непременно случится что-нибудь в этом роде.

— Возможно, не так скоро.

— Не могу понять, с чего бы ему считать меня достойной парой для тебя, но, с другой стороны, он точно не дурак. Я очень удивился, когда он попросил отвезти тебя домой. Странная затея. Я как глянул на тебя, сразу понял…

— Что?

— Что ты и разговаривать со мной не станешь, вот что.

— Почему он решил поручить нам с тобой это дело?

— Пожалуй, в основном потому, что я согласился работать задешево.

— Финеас не дурак.

— Вот уж точно. В этом я ни секунды не сомневаюсь.

— Ты ему нравишься. Немногие могут этим похвастаться.

— Да уж.

— А может потому, что мы оба сироты.

— Такое мне в голову не приходило.

— Правда?

Помолчали.

— В общем, твое личное дело, как ты ко всему этому относишься, — заключил он. — Бывает гораздо хуже.

— Я тебе не слишком нравлюсь.