Читать интересную книгу Сын - Филипп Майер

В тот же вечер, невзирая на возражения судьи, я уехал в Бастроп. К утру, по его словам, я должен был нагнать почтовый фургон. Хозяйка чувствовала себя виноватой, отсылая меня, а девочки, узнав, что я уезжаю, залились слезами, и их совершенно невозможно было утешить; старшая дочь прыгнула мне на шею, принялась целовать и истерически рыдать.

Но я вновь почувствовал себя свободным. Сорок акров принадлежавшей судье земли, которыми он так гордился, казались мне почтовой маркой; я привык иметь в своем распоряжении не меньше двадцати миллионов. Остин был переполнен людьми, тысяч пять или даже больше; невозможно пройтись в тишине вдоль реки, непременно или лошадиные колокольца звенят, или лодочники орут. Слишком много поросят для одной сиськи.

Тридцать два

ДЖИННИ МАККАЛЛОУ

Заснула она с рассветом, однако вскоре очнулась, услышав, как ее зовут. Голос доносился прямо из-за двери, и хотя она мечтала о нем всю ночь, сейчас вдруг испугалась. От растерянности затихла, не отозвалась.

Взяв себя в руки, все же крикнула:

— Я спущусь через минуту. Попросите Флорес приготовить вам кофе.

Шаги удалялись. Она почувствовала себя неловко. Убеждала себя, что просто не хотела, чтобы он видел ее опухшей спросонья, без макияжа, понимая, что лукавит. Я просто трусиха, призналась она себе. Умылась, подкрасилась, уложила волосы и спустилась в кухню.

— Как спалось? — вежливо поинтересовалась она.

— Превосходно.

Джинни не подала виду, что ее это задело.

После завтрака он опять занялся картами, а она понесла в машину корзинку с ланчем. По пути взгляд упал на сервировочный столик с бутылкой виски и серебряным шейкером. Сунула их в корзину тоже и тут же выбранила себя: а что, если кто-нибудь увидит, а если он будет против? — но следить за ней некому, от этой мысли одновременно и легче, и тяжелее. И вообще Хэнк, похоже, предпочитает не спешить. Наведавшись еще раз в кухню, она завернула брусок льда в несколько слоев полотенца; еще нужен сахар. В конце концов, если она передумает, всегда можно выбросить.

На выезде из двора она попросила:

— Сверните вон к тому пруду на минутку.

Выскочив из машины, нарвала большой пучок мяты, сунула в корзинку.

— А это для чего? — полюбопытствовал он.

— Освежающее.

— Ловлю вас на слове.

Через несколько часов, наколесив по окрестностям достаточно, чтобы передохнуть, они устроились на ланч у ручья в старой усадьбе Гарсия. По берегам росли молодые тополя. Пробравшись по узенькой кромке берега, она набрала пригоршню тополиных почек и вернулась к Хэнку. Растерла терпкие бутоны в пальцах, протянула ему:

— Вот.

— Что это?

— Просто понюхайте.

В ответ на скептический взгляд она сунула раскрытую ладонь прямо ему под нос.

— Ух ты. — Он ухватил ее за руку, уткнулся лицом в ладонь, потянул вниз, усаживая; она чувствовала его дыхание на запястье. — До конца жизни, наверное, нюхал бы и нюхал.

— Это сок, — сказала она. — Он бывает только несколько раз в году.

— А как на вкус?

— Попробуйте.

— Прямо с пальцев?

Она пожала плечами. Смотрела на него… надеясь… неизвестно на что. Но он лишь аккуратно лизнул самый кончик ее пальца. И все.

— Пахнет лучше, — констатировал он и расхохотался.

Она ждала, что он ее поцелует, но он, наоборот, даже отпустил ее руку.

— Красивое место. — Он растянулся на одеяле, глядя на саванну.

Усилием воли она заставила себя кивнуть. В глазах у нее потемнело.

— Общество тоже приятное.

Она еще раз кивнула. Неподалеку журчал ручей, стрекотали цикады.

— Если вы хотели сказать, что со мной трудно справиться, то я согласен.

— Я ничего подобного не говорила, — возразила она.

— Ну а я именно это услышал.

— И вы раньше ничего подобного не говорили. — Иными словами, ты идиот. Она не расположена вести умные беседы, момент упущен, все пропало.

— Вы красивая девушка. — Он потянулся к ее щеке погладить, но замер на полпути.

— Сделаю-ка нам прохладительного, — решительно сказала Джинни, хотя не была уверена, что хочет.

— Нам пора двигаться. Мне трудно объяснить, до какой степени мне нужна эта работа. — Он сел и начал собирать вещи.

Хэнк привстал, но Джинни удержала его за руку.

— Вы плохо знаете своего дядюшку, верно?

Она помотала головой, не отпуская его.

— Он меня повесит. После того как расстреляет и зарежет.

— Нет, — заявила она. — Сидите смирно.

Она нервничала, однако надеялась, что это незаметно.

— Я самый глупый человек на свете, — заметил он и все же послушался.

Она достала из машины все для джулепа, раздавила в шейкере мяту с сахаром, щедро плеснув туда бурбона, добавила лед. Стаканы она забыла. Усевшись на одеяло, протянула ему шейкер.

— Довольно большая порция прохладительного, — хмыкнул он.

Пока ее не было, он успел аккуратно расправить одеяло и передвинул его дальше в тень. Она вновь занервничала.

— Я забыла стаканы, — сообщила она. — Придется пить по очереди.

— Не возражаю.

— Не сомневаюсь. Это рецепт моего прадеда.

Он отхлебнул.

— Отличный джулеп. — И закашлялся. — Боже. Вы поосторожней, как бы у вас борода не выросла.

— Я пью это с детства. — Она сделала глоток, потом другой, и в голове тут же зашумело. — О боже, — выдохнула она, падая на спину.

— Вы в порядке?

Она молча кивнула.

— Выглядите несчастной.

Но Хэнк все еще колебался. Он не похож на других. Она злилась, но, кажется, ей все это нравилось. Потянула его к себе. Долгий поцелуй, чересчур деликатный, по ее мнению; Хэнк тихо лежал рядом. Ужасно хотелось, чтобы его руки начали наконец изучать ее тело, но он никак не решался. Тогда она сама принялась двигать бедрами навстречу, и тут он прервал поцелуй; она смутилась. Не стоило заходить так далеко.

— Что-то не так?

— Думаю, нам надо продолжить поиски нефти, и еще я думаю, что ваш дядя прикончит меня.

Он, конечно, имел в виду не «прикончит», а «разорит»; грустно, что люди чересчур беспокоятся о деньгах. Она мгновенно остыла и даже смотреть на него не хотела. И вообще век бы его не видела. Ну, не совсем так, наверное.

— Он ничего не узнает, — с трудом выдавила она.

— Кроме того, хотя это говорит не в мою пользу, достаточно было одного взгляда на ваш дом, и я сразу понял — это не для меня.

Джинни догадывалась, что он имеет в виду, но предпочитала не обращать внимания. Она устала, невероятно устала, устала от всех этих мужчин, милых и вежливых; ей-то хотелось, чтобы он задрал ей платье и притиснул к стене, чтоб прекратил наконец болтать и расспрашивать.

— У вас дурная репутация?

— У меня нет никакой репутации. Я всю жизнь гонялся за нефтью, а не за юбками. К сожалению, отец бросал меня в глубокую воду, а не водил в бордель.

— Зато меньше риска подхватить заразу.

— Ага, но больше риска потерять конечность.

— Это действительно настолько опасно?

Дурацкий вопрос. Конечно, опасно, если отец погиб на буровой. Но сейчас ей было не до того, не до сочувствия и не до обсуждения чужой судьбы.

— Со временем учишься избегать опасностей.

— Вы же могли заниматься чем пожелаете, — сказала она. — Это видно с первого взгляда.

— Я, кстати, так и делаю. — И после паузы добавил: — Просто чтоб вы знали, мое банкротство — ситуация временная. Хотя и удачная для вашей семьи.

Она притянула его к себе и поцеловала. Они лежали рядом, но руки его оставались неподвижны. Жуткое разочарование. Она готова ему отдаться, у нее такое чувство, будто они никогда больше не встретятся; неужели что-то не так с ней, с ее телом или лицом, если она совершенно не возбуждает мужчин?

Возможно, они чувствуют ее неопытность, думают, что она неловкая или придает этому слишком большое значение. Это полная ерунда, хотелось ей крикнуть, это как проклятие, и я хочу от него избавиться. Или ее вообще не воспринимали как женщину? Им просто нравилось болтать с ней. Внутри опять все похолодело.

— Полагаю, нам пора возвращаться к работе?

— Пожалуй, — согласился он.

— Отлично. Прекрасная мысль.

Она резко вскочила, торопливо собрала вещи и поспешила к машине, обогнав его. Она чувствовала его недоумевающий взгляд, парень не понимал, что же сделал не так. Ну и пусть. Она хотела домой.

Остаток дня они объезжали поля, останавливаясь, чтобы сделать отметки на карте.

— Как люди находят здесь дорогу? — изумлялся он. — Здесь же один холм не отличить от другого.

— Все холмы абсолютно разные, — возразила она.

— Ну ладно, может, я и привыкну.

— Как долго вы рассчитываете здесь прожить? — Просто вежливость, ничего личного.

— Если мы найдем нефть? Многие годы, если меня не повесят на дубе напротив вашего дома.