— Конечно, поможем! — ответила я, запоздало ругая себя за поспешные обещания. Два года Рик учил никогда не обнадеживать пациентов до тщательно осмотра, анализа состояния. И вот — первое, тяжелое испытание — и все тренировки насмарку.
— А моей маме? — тут же выскочила из толпы ребят конопатая девчушка, лет одиннадцати. Ее косматые черные волосы, рассыпались по худеньким плечам, накрыв спину до талии.
«А меня посмотрите!» «Помогите моему брату!» «Можно вас попросить…» «У нас бабушке плохо…»
Со всех сторон посыпались на нас с Кармелией детские просьбы.
— А ну-ка! Тихо! — прибежали в палатку четыре верберши. Мы видели, как они размешивали что-то в громадном котле у костра. Плечистые, с крепкими, мужиковатыми фигурами, но очень красивой, округлой грудью и длинной шеей женщины в мгновение ока отогнали от нас детишек и построили их.
Теперь ребятня подходила по одному. А пока ждала своей очереди, с ней играл неутомимый Мурашка. Позволял себя гладить, мурлыкал и фырчал, прятался и находился, умильно подставлял пушистое пузико и вылизывался. Я всегда знала, что коты способны найти подход к любому, особенно — к детям.
Ребятишки оказались в сносном состоянии, большая часть их мамочек, сестер и даже бабушек — тоже. Только не беременные. Около двадцати пяти женщин, на разных сроках едва передвигались, чуть ли ползали на четвереньках. И за ними неизменно тянулся тонкий буро-алый след — ни одна не избежала кровотечений.
При беглом осмотре, мы с Кармелией обнаружили, что беременные очень истощены, у многих отказывают почки, поджелудочная, щитовидка, большинство — на грани выкидыша.
— Будем госпитализировать, — заявила я так, словно заняла место Рика. Но почему-то и мысли не возникало, что василиск откажет. Только не такой гуманист, как он. Рик выделил треть стационара для вражеских воинов. Неужели он не поможет беременным женщинам?
Кроме них, я решила забрать в больницу еще трех детишек. Семилетку, с явной лихорадкой, пятнадцатилетнего парнишку с отеком Квинке — одним из самых сложных последствий аллергии, когда тело раздувается, как резиновый мячик. И пятилетнюю малышку, с раздробленной ключицей. В таких случаях одним вливанием жизненной силы и тугой повязкой не обойтись. Нужно по крупицам соединить кости. А проводить такую операцию на закрытом переломе в грязи походного городка, не представлялось возможным.
К моменту, когда мы с Кармелией вышли из последней палатки с женщинами и детьми, ноги подкашивались, икры взрывались от боли, а голова гудела как чугунный котел.
Мы вынырнули в поле и ахнули — наступила глубокая ночь. Мы провозились во вражеском лагере больше суток!
Вот почему мы с Кармелией четырежды перекусывали сушеной рыбой, мясом и хлебом — нашим традиционным сухим пайком для выездов. Обычно я никогда им не пользовалась. А сегодня мы с маргонкой уничтожили все подчистую. Только сладкие батончики и кексы отдали детворе.
Ребятишки уплетали лакомство за обе щеки, делились со всеми, и на душе потеплело.
Ноги укутывал старый знакомый — сиреневый туман, ложился вокруг палаток словно диковинный цветной снег. Собирался возле костров, и рыжие локоны пламени подсвечивали его оранжевым.
Звезды уже завели в небе свои чудные хороводы, убывающие Луны становились все ярче.
Солнце перестало нещадно палить, но жара почти не спала.
— Тоже потеряли счет времени? — окликнул нас Вагр, выходя из воинской палатки.
— Мы забираем тяжелых и едем домой, — ободряюще крикнул Рик, показываясь следом за драконом.
…
Шейман и четверо самых крупных, явно неплохо пролеченных и прокачанных энергией жизни белых вербера погрузили больных в специальный отсек машины.
Генерал пружинистой походкой вышел провожать нас.
Он больше не выглядел больным и усталым, совсем не хромал и без усилий орудовал раненой рукой. Грузный, массивный вербер двигался легко, гибко, почти как наши вертигры.
— Спасибо вам, — сказал он только, и когда мы все, включая Мурашку, запрыгнули в машину, добавил: — Я жду вашего поединщика. Обещаю, что он не погибнет в этой схватке.
Звучало так, словно он клялся. Вагр выглянул из машины, окатил белого вербера удивленным взглядом. Рик поддернул дракона назад, в кабину и высунулся из дверей сам.
— Спасибо, я понимаю, — произнес с благодарностью. Генерал кивнул, почти отдавая честь, двери захлопнулись, и машина взмыла ввысь.
— Чего тебе вздумалось играть в благородство? — недовольно проворчал Вагр, усаживаясь рядом с притихшей Кармелией. — То же мне! Он типа нашего воина пощадит!
— Ты не понял, — устало и тихо произнес Рик. — Он поклялся, что даже ради спасения собственной жизни не будет убивать нашего поединщика. По-моему это вызывает уважение.
Вагр пожал плечами, проворчал что-то о безумных клятвах нижних и о том, что не зря «желтый дом» зовется желтым — немытая шерсть белых верберов как раз такого оттенка. Добавил про то, как низко надо поклониться захватчикам за обещание не убивать, и замолк, потому, что Рик ничего не ответил.
Я посмотрела на василиска, и на лице его крупными буквами читалось — Рик уже знал — кто выйдет сражаться против белых. И это явно вербер, и мы его наверняка знаем.
— Маллес? — удивилась я.
Рик вскинул бровь и уставился непонимающим взглядом.
— Они хотят выставить против белых Маллеса? — уточнила я.
Вагр обернулся, голова Шеймана высунулась между нашими с Риком сиденьями, Кармелия приподнялась, глядя на нас через спинку своего кресла, а Латифа затихла.
Мурашка запрыгнул на кресло рядом со мной, свернулся калачиком и, как ни в чем ни бывало, закрыл глаза, погружаясь в дрему.
— Да ладно! — воскликнул Вагр и рубанул руками по воздуху. — Не может такого быть!
— Не может, — согласился Рик. — Они планируют выставить Раттибора.
Я вспомнила этого курчавого громилу. Он не выглядел таким же массивным, громадным, как некоторые верберы, но силой и ловкостью превосходил многих. Вспомнилось мне и то, что именно с Раттибора — с провозглашения его альфой приграничного племени — и начались наши приключения. Тогда рухнул без сознания пораженный нижней магией Маллес и… все закрутилось. Круг замыкался, и в этом я видела нечто вроде провидения.
Почему-то от мысли, что именно Раттибор представит нас на поединке, в душе разлилось удивительное спокойствие. Я не желала поражения нижним. Не хотела прогонять их туда, откуда женщины и дети пришли настолько измученными, истощенными.
Но почему-то казалось неправильным, если генерал ихней орды победит нашего воина.