пор как его надежды рассыпались в прах и ему пришлось расстаться с мечтой о министерском портфеле, Пуришкевич при каждом случае заявлял, что вина за печальный ход событий, военные неудачи и возможное крушение всего режима лежит на Распутине. Пуришкевич был талантливым оратором, и его яростные атаки на старца производили сильное впечатление как на Думу, так и на общественность.
В конце 1916 года князь Юсупов прочитал пламенную и гневную речь Пуришкевича и сразу же подумал, что этот депутат Думы – тот человек, который поможет ему осуществить замысел освободить Россию от «темных сил».
Пуришкевич служил в Красном Кресте и возглавлял санитарный поезд. Тот большую часть времени стоял на вокзале в Петрограде, а Пуришкевич работал в кабинете, оборудованном в одном из вагонов. Туда однажды вечером и направился князь Юсупов, чтобы поделиться с ним своими намерениями. Пуришкевич тотчас пришел в восторг и пообещал князю свое содействие.
В тот же вечер состоялась еще одна встреча. Князь Феликс очень хотел, чтобы в этом патриотическом акте принял участие и его друг великий князь Дмитрий Павлович: он полагал, что участие в убийстве станет отличным стимулом для великого князя, так же как он сам увлеченного «Дорианом Греем» Оскара Уайльда и подобной литературой. Когда Феликс предложил депутату привлечь к делу Дмитрия Павловича, тот согласился, что идея великолепна. Действительно, в соответствии с законом члены императорской фамилии не подчинялись обычным властям, только царю, и этот иммунитет распространялся на всех, кто принял участие в противоправном деянии совместно с принцем. С того момента, когда Юсупов и Пуришкевич объединились с великим князем, они заранее ограждали себя от любых неприятностей со стороны полиции и судов.
Кроме того, депутат, убежденный монархист, был в восторге от того, что член императорского дома примет участие в убийстве того человека: таким образом, часть великой чести этого патриотического деяния принадлежала и монарху.
Когда они договорились по этому пункту, Пуришкевич предложил в качестве еще одного соучастника своего помощника по санитарному поезду: поляка доктора Лазоверта, ему поручалось раздобыть яд. Наконец, к заговору были привлечены офицер Сухотин и лакей Юсупова Нефедов.
Элегантного великого князя Дмитрия уговорили легко. Со времени отмены крепостного права и проникновения в Россию западных гуманистических предрассудков у молодых русских принцев практически не было возможностей пощекотать себе нервы. Убийство животных на охоте уже не приносило подлинного удовлетворения. Поэтому Дмитрий с удовольствием ухватился за этот неожиданный подарок: получить возможность «прикончить человека».
Поскольку план Феликса Феликсовича был хорошо проработан, а великий князь всегда слепо выполнял то, о чем просил его друг, он заявил, что готов принять участие в деле, тем более что это был патриотический акт.
План Юсупова основывался главным образом на доверчивости и искренности матери и дочери Головиных. Феликс Феликсович знал, как они сердятся на него за его неприязнь к почитаемому ими отцу Григорию. Притом что сам старец с первой встречи отнесся к «Маленькому» с симпатией и сердечностью. В последние годы Муня неоднократно пыталась сблизить Юсупова с Распутиным, и Григорий Ефимович просил ее всегда приглашать князя, когда бывал у нее.
Феликс вспомнил о дружеском расположении к нему старца и симпатии Муни. Это должно было помочь ему завлечь жертву в западню. Правда, иногда у Феликса мелькала мысль, что не слишком-то красиво злоупотребить доверием очаровательной девушки и воспользоваться ею, чтобы приблизиться к человеку, которого он намеревается предательски убить. Но эти угрызения совести быстро исчезали: разве он собирался совершить убийство не по «высоким мотивам» и из «патриотизма»? «Высокая цель» оправдывала средства и лицемерие!
И потом, молодой аристократ, пьяневший от декадентской литературы, втайне испытывал наслаждение от такого притворства. Напасть на жертву открыто было бы слишком просто, грубо, вульгарно и не могло прийтись по вкусу столь утонченному молодому человеку, как он. Достойное его убийство следовало подготовить тайно и с особым коварством, вложить в осуществление преступления всю элегантную утонченность, на какую он только бы способен, чтобы в дальнейшем его не путали с заурядным убийцей, нецивилизованным и неэстетичным.
Итак, князь Юсупов начал подбираться к Распутину с помощью слишком доверчивой Муни Головиной. Тем временем остальные сообщники занимались поисками яда и тяжелых цепей, которыми должны были обмотать тело Распутина, прежде чем сбросить его в воду.
Феликс, намеренно навещавший семейство Головиных реже, теперь искал случая восстановить с ней отношения и проявить едва заметный интерес к старцу. Однажды он дал понять, что с радостью встретился бы с Распутиным, потому что все рассказываемое Муней и ее матерью о нем создает впечатление, что Григорий Ефимович все-таки заслуживает восхищения, хотя и не следует принимать его за святого.
Через несколько дней после того, как Юсупов, Пуришкевич и великий князь Дмитрий решили совершить убийство, Муня позвонила князю по телефону пригласить его на завтра на чай с Распутиным. Феликса даже напугала легкость, с какой осуществлялся его план: бедняжка Муня так радовалась! Но князь почти сразу подавил в себе это чувство и ответил, что с радостью придет.
Войдя на следующий день в гостиную Головиных, он нашел мать и дочь в сильном возбуждении. Для них предстоящая встреча была значительным событием. Вскоре прибыл старец. При виде Феликса его лицо осветилось радостной улыбкой, и он поцеловал его. Григорий Ефимович, обычно такой осторожный, вел себя по отношению к своему будущему убийце, как ни к кому другому: он осыпал Феликса знаками своей дружбы и пытался привлечь особенными добротой и сердечностью. Он не догадывался, что «Маленький» хладнокровно скрывал в себе, и был искренне счастлив внешними проявлениями его симпатии.
Князь Юсупов, делая вид, что приятно тронут дружелюбием Распутина, в действительности испытывал в присутствии этого мужика все то же отвращение к нему. Манера Григория Ефимовича разговаривать с обеими женщинами и ласкать их снова приводила его в бешенство. Был неприятен и отеческий тон, которым к Феликсу обращался Распутин, который, в частности, говорил: «Когда ты отбываешь на фронт?»
Старец высказывал презрительные замечания о дворе, аристократах, князьях церкви, министрах и депутатах.
«Все меня боятся, все до единого, – говорил он. – Мне достаточно кулаком по столу стукнуть. Только так с вами, знатью, и надо. Вам бахилы мои не нравятся! Гордецы вы все, мой милый, отседа и грехи ваши. Хочешь угодить Господу – смири гордыню!»
Юсупову стоило невероятного труда не дать вырваться своему гневу. Но ему предстояло совершить героическое деяние, поэтому он улыбался старцу и позволял ему ласкать себя. Он чувствовал, что каждый поцелуй, каждое доброе слово приближают его к цели и что он все больше и больше