Васильева передать принесенный пакет их величествам вместе с моими верноподданническими чувствами горячей любви и преданности, а также и сообщить о моем непременном желании во что бы то ни стало остаться вблизи их величеств. Отец Васильев охотно согласился исполнить это и на прощание благословил меня и назначил местом свидания на следующий день церковь после службы, где наша встреча менее всего могла бы быть замечена. В конце нашего разговора в комнату вошел молодой еще человек, который оказался сыном отца Васильева, с которым он меня и познакомил. Юноша произвел на меня очень симпатичное впечатление.
Я вышел на улицу и, пройдя несколько боковых улиц, снова очутился неподалеку от губернаторского дома. Медленными шагами направился я к нему.
В одном из крайних левых окон второго этажа я заметил великих княжон Ольгу Николаевну и Марию Николаевну. Они разговаривали между собой. Я на несколько секунд остановился, но больше никого мне увидеть не пришлось, и я быстрыми шагами отправился домой.
Когда я закрыл на ключ дверь своей комнаты, силы совершенно оставили меня, я лег на кровать и несколько часов пролежал без движения. Нервы слишком напряглись за эти дни, и скажу откровенно, что только обильные слезы, слезы безысходной тоски, привели меня в более или менее нормальное состояние.
Весь остаток дня и весь вечер я провел в писании длиннейшего письма ее величеству, в котором описывал происходившее в России, гибель нашего полка в Крыму с перечислением убитых однополчан, жизнь Ю.А. Ден в Белецковке, последние известия об А.А. Вырубовой, а также рассказал о своем свидании с графом Келлером. Кроме того, я умолял ее величество мужаться и не беспокоиться. Их не забыли и не забывают, «тант Иветт»[53] (под таким наименованием ее величество знала о Маркове-втором, как о главе организации) еще с лета 1917 года лихорадочно работает, все налаживается, и скоро их величества увидят в Тобольске не только одного меня.
Вечером я не выдержал и отправился еще раз к отцу Васильеву и передал его сыну письмо, написанное мной ее величеству. Когда я вернулся домой, часы потянулись томительно долго. Ночь была невыносима, и, только когда наступило утро, я почувствовал себя несколько окрепшим. Я полагал, что это утро будет для меня решающим.
С трудом я дождался конца длинной великопостной службы. Когда почти вся публика вышла из церкви, я увидел отца Васильева, знаком приглашавшего меня войти в алтарь. Когда я вошел и мы поздоровались, он дрогнувшим голосом в самых теплых и сердечных выражениях передал мне глубокую благодарность их величеств за мой приезд и при этом передал мне от имени ее величества благословение в виде иконки святого Иоанна Тобольского с одной стороны, а с другой – с изображением Абалакской Божией Матери, молитвенник с собственноручной надписью ее величества: «Маленькому М. благословение от ш[ефа]», и в подарок от их величеств большой мундштук мамонтовой кости. Передавая мне его, отец Алексей прибавил:
– Ее величество не знала, что вам подарить, но потом, достав мундштук, сказала: «Он, наверное, курит, я ему вот его и подарю… Когда будет курить, будет чаще меня вспоминать…»
Кроме того, отец Васильев передал мне еще один маленький мундштук мамонтовой кости и открытку собственной ее величества работы: наверху ангел, прекрасно исполненный акварелью, а в середине церковнославянскими буквами надпись: «Господи, пошли благодать Твою в помощь мне, да прославлю Имя Твое Святое», с просьбой передать эти вещи Анне Вырубовой. Совместно с вещами он передал мне также письмо ее величества ко мне.
Я был до того безумно счастлив, что не мог и слова благодарности сказать. Отец Васильев дал мне успокоиться и продолжал:
– Ее величество считает, что вам небезопасно оставаться в Тобольске, потому что вас легко могут опознать, как, например, полковник Кобылинский, так и его знакомая, Битнер. Ведь они вас знают по Царскому Селу еще. Не правда ли?
Я ответил утвердительно.
– Хотя Клавдия Михайловна рассказывала про вас их величествам много хорошего и прекрасно о вас отзывалась, ее величество все же не знает, как к вашему приезду отнесется Евгений Степанович, и потому ее величество вас просит как можно скорее уехать из Тобольска в Покровское к Борису Николаевичу Соловьеву и временно остаться у него.
Охватившее было меня радостное чувство сменилось тупым отчаянием. Отец Алексей всячески успокаивал меня. Мне ничего не оставалось, как сказать, что я подчиняюсь священной для меня воле ее величества и что сегодня же я выеду в Покровское. Кроме того, мне пришлось сознаться отцу Алексею, что для исполнения этого приказания у меня нет денег, так как их всего-навсего оставалось у меня около 150 рублей. Думаю, что это не особенно понравилось отцу Васильеву, так как, давая мне 240 рублей керенками, он просил меня как можно скорее вернуть их, так как это, мол, его личные деньги, в которых он очень нуждается, и просил меня обязательно сказать об этом Соловьеву.
В этот момент в церковь пришел камердинер их величеств Волков (в действительности это был служитель Кирпичников, как я впоследствии узнал), который вошел в алтарь и еще раз со слезами на глазах передал мне благодарность их величеств и их высочеств за приезд и за привезенные подарки. Он же передал мне, что государыня заплакала, когда узнала о несчастии, случившемся с ее полком. Затем он передал мне, что их величества обязательно желают меня видеть, хотя бы из окон, что он за этим и послан в церковь, чтобы идти впереди меня, так как их величества могут меня не узнать в штатском.
Попрощавшись, получив благословение от отца Алексея и передав Кирпичникову пакет, в который были завернуты оставшиеся еще у меня книги, я следом за ним вышел из церкви.
Еще издали я увидел их величеств и их высочеств в находившихся рядом с балконом окнах второго этажа. Государь стоял рядом с балконной дверью, в окне на подоконнике сидел наследник. За ним, обняв его за талию, стояла ее величество. Рядом с наследником сидела великая княжна Анастасия Николаевна. Подле государыни стояла великая княжна Мария Николаевна, а за государыней и великой княжной Марией стояли, вероятно на чем-то высоком, великие княжны Ольга и Татьяна.
Не доходя шагов двадцать до угла дома, я остановился и для того, чтобы выждать время, сначала достал только что полученный мундштук, потом стал искать в карманах портсигар и спички. Их величества и их высочества сразу узнали меня, и я заметил, что они с трудом удерживались от смеха: до того я был комичен в своем