повторил Постников. — Не унижайтесь, Олег Сергеевич. И меня не унижайте.
— Но я хочу объяснить.
— Что именно? — спросил Постников. — Не могли иначе? Поступили как честный человек? В городе все, кроме вас, преступники? Это я уже понял.
— Но вы же так не думаете, — возразил Руднев.
— А как я думаю? — спросил Постников. — Знаете — поделитесь.
— Никак, — сказал Руднев. — Научились никак не думать. Не задумываться. А иначе бы... — он замолчал.
— Что? — спросил Постников.
— Просыпались бы ночью в холодном поту. От страха.
Постников усмехнулся:
— А кто вам сказал, что я не просыпаюсь ночью в холодном поту от страха?
Руднев не сводил с него глаз.
— Но ради чего тогда? — спросил он.
— А ради того, Олег Сергеевич, — тихо сказал Постников, — что легче всего искать виноватых. А их нет, поверьте. Ни одного, как на грех, злодея. Ванина тоже, наверное, ночью ворочается в холодном поту... В министерстве нам все сочувствуют. А изменить положение никто не может. Объективные обстоятельства мешают. А их на ковер не вызовешь и под суд не отдашь. Обстоятельства, они и есть обстоятельства.
— Следователю это рассказали? — спросил Руднев.
Постников не ответил.
— Я вот смотрю на вас и думаю, — сказал он. — Оба мы — честные, порядочные, незлые люди... В чем же разница между нами?
— Незлой вы, а не я, — сказал Руднев.
— А разница вот в чем, — не слушая его, продолжал Постников. — Я всегда делал только то, что от меня ждали. А не ждали — значит, не делал.
— Почему? — не понял Руднев.
— А потому, что чаще всего это бесполезно.
Руднев тяжело вздохнул:
— День и ночь я только и слышу: «У Георгия Андреевича было безвыходное положение...» А вчера меня вызвала Ванина, и я ее спросил: а когда Георгия Андреевича поведут в тюрьму, вы тоже разведете руками и скажете: «Ну что я могу поделать? У меня же безвыходное положение. Обстоятельства сильней меня...»?
Постников не улыбнулся.
— А вы действительно злой человек, — сказал он.
— За послушанье, Георгий Андреевич, нас только в детстве гладят по головке, — сказал Руднев. — А потом оно уже никого никогда, к сожалению, не спасает.
Раздался какой-то странный звук.
Они обернулись.
В дверях стояла Надежда Евгеньевна.
Она плакала.
* * *
Ирина Васильевна Антипова возвращалась домой. Вышла из лифта — обе руки оттягивали пудовые сумки с продуктами. Поставила одну из них на пол, нажала на кнопку звонка.
За стеной раздался топот, и дверь открыл сын Павлик. Лицо колючее, сердитое.
— Что такое? — спросила Ирина Васильевна. — Что еще приключилось?
— Дед, — сказал мальчик, — снова напился.
Ирина Васильевна быстро вошла в комнату.
Василий Егорович сидел за столом, уронив голову на руки, и кротко смотрел на дочь.
— Иришенька, — сказал он заплетающимся языком, — пожалуйста, сдай меня в утиль... Дурака нечастного... Из-за меня человек погиб, в расцвете лет... Ты не знаешь, — вдруг деловито осведомился он, — какую покойник занимал должность?
Ирина Васильевна ничего ему не ответила. Поддерживая под локти, подняла со стула. Ноги слушались Антипова с трудом. Опираясь на плечо дочери, кое-как добрался он до дивана. Улегся.
— Расстрелять меня мало, — заплетающимся языком сказал Антипов. — Тебе-то за что эти мучения?
По-прежнему не отвечая ему, она достала из шкафа плед. Заботливо укрыла отца. Спросила сына:
— Лекарство давал деду?
— Пусть пьет меньше, — зло ответил мальчик.
— Молчать! — прикрикнула Ирина Васильевна. — Ишь учитель нашелся... Не твое дело!
В это время в прихожей раздался звонок.
— Иди открой! — приказала она.
Мальчик вышел и через минуту возвратился с милиционером.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровался тот.
— Здравствуйте, — со страхом произнесла Ирина Васильевна.
— Антипов Василий Егорович здесь проживает? — спросил милиционер и увидел лежащего на диване Антипова. — Вы, наверное, будете?
— А в чем дело? — пьяно сказал Антипов. — Ну я, допустим...
— Почему не являетесь на вызовы следователя? — спросил милиционер. — Повестки получали?
— Да вы же видите! — волнуясь, сказала Ирина Васильевна. — Он совсем болен...
Милиционер подошел к дивану и потянул носом.
— Все понятно, — сказал он. — Пьем и не закусываем. Болезнь известная.
— Он действительно болен, — взмолилась Ирина Васильевна. Врачи подтвердят... Пожалуйста!
— Одевайтесь, Антипов, — сказал милиционер. — Придется проследовать со мной.
* * *
Служебная машина подъехала к зданию городской прокуратуры.
Рядом с шофером сидел Постников.
— Ждать вас? — спросил шофер.
— Не знаю, — сказал Постников.
Шофер удивленно посмотрел на него.
— Шучу, — сказал Георгий Андреевич. — Ты поезжай, Коля... Я доберусь...
Но из машины он почему-то не выходил.
— Рано приехали? — спросил шофер.
— Да нет, в самый раз.
— Покалывает опять? — шофер сочувственно коснулся рукой груди.
— Все прекрасно, Николай, — сказал Постников. — Значит, помнишь? Надежде Евгеньевне ни слова.
— А если спросит, куда я вас возил?
— Скажи: в баню.
— А моя предпочла бы прокуратуру, чем вот эти бани.
— Она у тебя умница, — Постников вздохнул и вышел из машины.
* * *
Поздним вечером Руднев находился у себя в кабинете. Рабочий день давным-давно закончился. Кругом — ни души, мертвая тишина. Однако Олег Сергеевич уходить с работы, кажется, не торопился.
За стеной раздался стук женских каблуков.
Руднев прислушался. В дверь к нему постучали.
— Да, — сказал он.
На пороге стояла Ирина Васильевна.
— Ира? — сказал Руднев. — Проходи, пожалуйста.
Она вошла и бессильно опустилась на стул.
— Случилось что-нибудь? — спросил Руднев.
— Отца арестовали, — сказала она.
— Когда?
— Вчера вечером.
Она сидела