Читать интересную книгу Яковлев А. Сумерки - Неизвестно

Примечателен эпизод, пришедшийся на 1950 год. Прошло почти пять лет после завершения Второй мировой войны и несколько месяцев после китайской революции. Мао Цзэдун наносит визит Сталину. Китайские соратники Мао говорили потом, что их лидер с большими колебаниями собирался в Москву, боялся ареста. Сталин развернул перед китайским лидером свое видение «нового мирового порядка». Он пред­ложил раздел сфер влияния: Советскому Союзу — Европу, Запад; Китаю — Азию, Восток. В советско-китайские отно­шения вводились элементы вассальной зависимости Китая от СССР. Позднее это аукнулось большой бедой. Возвели­ченная в песнях, лозунгах и речах советско-китайская друж­ба рухнула на долгие годы. И только при Горбачеве началось разрушение этого губительного для обеих стран курса, по­степенное восстановление добрососедских отношений. Я был членом делегации, возглавлявшейся Горбачевым, на пе­реговорах с китайским руководством и видел, как с каждой встречей теплели разговоры.

Многое сплелось во внешней политике в послесталинское время. И реальные государственные интересы, и великодер­жавная инерция, и эхо былой готовности протянуть щедрую руку помощи всем, кто объявит себя противником Запада. Историки, я думаю, сделают еще не одно открытие относи­тельно того, как началась «холодная война», кто ее накачивал деньгами и психологией ненависти, кто и до сих пор не хочет расставаться с постулатами враждебности и воинственных амбиций.

У новой России очевидна потребность в нормальных дело­вых отношениях, равноправном и взаимовыгодном междуна­родном сотрудничестве, но, как говорится, храни нас Гос­подь от всего того, что именовалось интернационализмом на большевистский манер. В конечном счете все это прямо сле­довало из догмы, что империализм обречен, а также из не­умения и нежелания увидеть и реально оценить происходя­щие перемены в мире и реально оценить себя и других.

Идеологическое ослепление — страшная вещь, ведущая к неисчислимым бедам. Взять, к примеру, вторжение в Афга­нистан. Начиналось с малого. Переворот, осуществленный группой афганских офицеров, хорошо усвоивших советские рецепты: провозглашение социалистических целей и глубо­ких чувств дружбы к Советскому Союзу; порция антиамери­канизма; объявление руководителя страны Амина американ­ским шпионом — и... объятия Москвы обеспечены! Понача­лу речь шла об экономической помощи, помощи оружием и специалистами. Но афганские «преобразователи» сразу же уперлись в устойчивые традиции феодального общества. На­чалась гражданская война. Мне известно, что информацию об Амине как «американском агенте» дал Крючков, непо­средственно курировавший затем афганскую авантюру по линии КГБ и Политбюро ЦК.

Вторжение Советского Союза в мусульманскую страну Афганистан подорвало известное доверие мусульманского мира к нашей стране, способствовало развитию исламского фундаментализма, активизировало антирусские настроения в мусульманских республиках. Об афганской трагедии напи­сано и сказано много. Мир осудил советскую агрессию. Но грехопадение большевистской внешней политики случилось намного раньше вторжения так называемого «ограниченного контингента советских войск» на афганскую землю. Намно­го раньше! Оно вытекало из основополагающих постулатов большевизма. Об этом я и веду речь.

С началом Перестройки, весной 1985 года, не сразу, а ис­подволь, как бы вымеряя неизведанную дорогу, начался от­ход от догм, от зашоренности в международных делах, пере­смотр бетонных установок, которые били по жизненным интересам общества. Михаил Горбачев понимал угрозу ка­тастрофы страны в результате гибельной милитаризации. Демонтаж отжившей политики во внешнеполитической сфе­ре — это захватывающая и драматическая история.

В условиях, сложившихся в мире после серии трагедий в России и США, стало особенно очевидным, что политиче­ское толкование «холодной войны» — вопрос вовсе не про­шлого, а, скорее, будущего. Если завершение «холодной вой­ны» знаменовало собой поражение одной из сторон — это одна картина будущего мира. Но если мы готовы признать, что реальные события развивались по более сложному сце­нарию отношений, нежели простое поражение, — то это уже другая картина, хотя и не очень ясно, какая именно. По этим вопросам существует достаточно широкий диапазон мнений как в США и России, так и в Европе.

В этой связи весьма важно определиться с ответом на вопрос: когда же началась «холодная война»? Хотел бы вы­сказать свою точку зрения на эту тему. Принято считать, что она вспыхнула сразу же после Второй мировой войны. По-моему, это не так. Совсем не так. «Холодная война» нача­лась сразу же после раскола мира на две враждующие систе­мы, то есть в 1917 году.

Верно, что противостояние систем пережило разные эта­пы. Были спады. Были обострения. Все помнят и совместную борьбу против гитлеровской Германии. Но главная состав­ляющая — органическая непримиримость деспотии и демо­кратии — оставалась неизменной, готовой вылиться в новую мировую войну.

Чем была «холодная война»? На этот счет есть несколько точек зрения. Первая сводится к тому, что «холодная вой­на» — суть политическое и военное проявление законного и вынужденного ответа на неприемлемое международное по­ведение другой стороны. В соответствии с этой формулой США и Запад в целом вынуждены были пойти на ужесточе­ние политики в отношении Советского Союза из-за его по­ведения в странах Центральной и Восточной Европы, в неко­торых частях Азии, в «третьем мире». В Советском Союзе в соответствии с той же моделью подробно перечислялись прегрешения и происки США, на которые Москве приходи­лось реагировать очень остро, причем, как изображалось, во­преки ее желанию. Иными словами, в основе такого подхода лежала классическая формула «хороших и плохих парней». Абсолютному Злу противостояло абсолютное Добро.

Если встать на позиции не ангажированного политика или исследователя, то придется признать, что поведение обеих сторон на протяжении почти семи десятилетий было, мягко говоря, далеко не безупречным. Во всяком случае, любая из сторон могла без затруднений найти в действиях другой оп­равдание для собственных действий.

Подобное толкование вызвало к жизни так называемое «ревизионистское» направление в исследовании истории «хо­лодной войны» и в теории международных отношений. В ос­нове его лежали идеи: о равной политической и моральной ответственности обеих сторон за начало и продолжение «хо­лодной войны», за раскручивание гонки вооружений; о дест­руктивности таких специфических явлений в области полити­ческого поведения, как «зеркальные образы» сторон, особен­но механизмов ожидания худшего из возможных сценариев.

Верно, что «холодная война» достигла особой остроты после Второй мировой войны. Рискну высказать несколько суждений насчет того, почему это произошло. СССР вышел из Второй мировой войны лидером в том смысле, что именно он выдержал основную тяжесть борьбы с нацизмом, если речь вести о людских потерях. Почему это случилось — дру­гой вопрос. Я констатирую сам факт. Сталин использовал сложившуюся ситуацию в сугубо спекулятивных целях, то есть для возвеличения своей личности, закрепления тирании, а также как подтверждение конкурентоспособности совет­ского строя. СССР обладал также самой большой на то вре­мя армией, раскрученной военной промышленностью, опы­том мобилизационной экономики. Иными словами, причин для новой мифологии было достаточно.

США вышли из войны экономически окрепшими. И не только экономически. Возрос политический вес и моральный авторитет. По моему мнению, без материальной помощи и прямого участия США победа в войне против нацизма была бы невозможной. Более того, их относительная мощь много­кратно умножалась тем, что позиции всех без исключения основных предвоенных конкурентов — Германии и Японии, а также Англии и Франции — были серьезно подорваны. На­столько серьезно, что потребовался, как известно, план Мар­шалла, чтобы помочь европейским странам стать на ноги.

Иными словами, на ближайшие послевоенные десятилетия у Соединенных Штатов не просматривался иной достаточно мощный соперник в мире, кроме СССР. Положение усугуб­лялось еще и тем, что если США были — и остаются — про­веренной временем демократией, то СССР был диктатурой. Но оба государства исповедовали отчетливо выраженный мессианизм, опирающийся на твердое убеждение, что имен­но их модель в конечном счете победит во всем мире. Разни­ца заключалась в том, что за американским мессианизмом стояла природная склонность всякого капитализма к эконо­мической экспансии в силу действия законов рынка, тогда как советский мессианизм питался идеологическими сообра­жениями и опирался преимущественно на военную силу.

Напоминаю об этом, чтобы подчеркнуть: столкновение между этими двумя силами было почти неизбежно. И дело не в просчетах политиков с той или другой стороны — такие просчеты конечно же были, но не они определяли тенден­ции мировой политики. И не в том дело, что одна из сторон олицетворяла собой, как это изображалось, силы Света, а другая — силы Тьмы. Столкновение политических курсов и целей, сил и характеров было предопределено внутренней природой каждого из двух полюсов еще только формировав­шегося биполярного мира, их общим уникальным положени­ем в этом мире, когда силовой, военно-экономический раз­рыв между этими полюсами и другими ближайшими к ним государствами оказался непропорционально велик.