Читать интересную книгу Яковлев А. Сумерки - Неизвестно

Напоминаю об этом, чтобы подчеркнуть: столкновение между этими двумя силами было почти неизбежно. И дело не в просчетах политиков с той или другой стороны — такие просчеты конечно же были, но не они определяли тенден­ции мировой политики. И не в том дело, что одна из сторон олицетворяла собой, как это изображалось, силы Света, а другая — силы Тьмы. Столкновение политических курсов и целей, сил и характеров было предопределено внутренней природой каждого из двух полюсов еще только формировав­шегося биполярного мира, их общим уникальным положени­ем в этом мире, когда силовой, военно-экономический раз­рыв между этими полюсами и другими ближайшими к ним государствами оказался непропорционально велик.

Было в этом раннепослевоенном противостоянии еще одно обстоятельство, заслуживающее внимания. Каждая страна по отдельности и обе они, вместе взятые, их взаимные отношения и роль в мировой политике олицетворяли ту линию развития, которая пробивалась преимущественно через механизмы силы. На мой взгляд, можно утверждать, что силовая детерминанта по итогам Второй мировой войны достигла своей вершины и сама оказалась как бы на развилке: примет ли дальнейшая эволюция этой доминанты глобальный и определяющий ха­рактер, или же постепенно будут складываться какие-то но­вые формы международных отношений. Например, интел­лектуальная и нравственная, опирающаяся на мощь знаний и возможностей человека, на критическое осознание им собст­венного опыта и на понимание своей ответственности перед людьми и Богом, перед уникальностью нашей планеты — это­го островка жизни во всей известной нам Вселенной.

К сожалению, инерция мировой политики и ее силовая детерминанта требовали от СССР и США катастрофического решения, то есть помериться силами. Видимо, так бы оно и случилось, если бы в разговор двух мировых гигантов не вмешалось ядерное оружие. В новых условиях в отношениях СССР — США начались три взаимосвязанных, параллельно развивающихся процесса: с одной стороны, разработка средств прямого нанесения ущерба друг другу, с другой — перманентная взаимная проверка соотношения сил и воль через различные виды опосредованного противоборства, наиболее ярким проявлением чего стали конфликты в «третьем мире», и наконец — поиск возможностей, исклю­чающих мировую катастрофу.

В этом, на мой взгляд, и заключался противоречивый ха­рактер «холодной войны», которую можно определить как неизбежность силового противоборства, однако новые сред­ства материализации силы вели к взаимному и полному уничтожению сторон, что делало ядерное противоборство бессмысленным. Кубинский ракетный кризис, в частности, показал, что даже обмен ядерными ударами, если бы он про­изошел, сам по себе не обеспечивал победу ни одной из сто­рон. Больше того, он привел бы к уничтожению США и СССР. Трагические последствия подобного предсказать прос­то невозможно.

Чем могла стать, но не стала «холодная война»? Если со­гласиться с тем определением истоков и сущности «холод­ной войны», какое я попытался сформулировать выше, то не­обходимо сделать вывод, что, пожалуй, впервые в истории причудами мирового развития было создано противостоя­ние, не имевшее практического разрешения, но и держав­шее в своих ядерных тисках обе стороны, как, впрочем, и весь мир. Обстановка кричала: «Думайте, черт побери! Ищи­те выход!» Надо признать, что и в том и в другом политики обеих сторон оказались несостоятельными. Вполне логично в этих условиях и то, что как советология в США, так и амери­канистика в СССР потерпели интеллектуальное банкротство.

Верно, что по следам кубинского кризиса еще с начала 60-х годов начались переговоры вначале по ограничению и за­прещению ядерных испытаний в трех средах, позднее — по ограничению и сокращению стратегических, а затем и обыч­ных вооружений. Все это было полезно, ставило какие-то пре­делы гонке вооружений, создавало в условиях опасной страте­гической игры хоть какую-то «технику безопасности».

Но одних этих мер было недостаточно. Тем более что, за­мыкая на себе заметные политические и интеллектуальные усилия, эти меры, их разработка и политическое оформле­ние отвлекали, к сожалению, обе стороны от более широкой постановки вопроса: куда и как движется вообще вся систе­ма международного взаимодействия.

Не следует забывать, что как западный мир, так и Россия, хотя и очень по-разному, но во многих отношениях — ре­лигиозном, идеологическом, экономическом, политическом, иных — являются своего рода протуберанцами еврохристи- анского направления мировой культуры и мирового разви­тия. И споры между демократией и тиранией, государством и личностью, капитализмом и социализмом, либерализмом и коммунизмом — все эти споры родились на европейской почве и уже отсюда распространились на все или почти на все общественные отношения современности. Поэтому и «холодная война» должна, на мой взгляд, рассматриваться не только в контексте международных отношений, но прежде всего в контексте исторической эволюции еврохристианско- го мира.

Полагаю, что главная причина взаимного ослепления (я имею в виду как СССР, так и США) — это нараставшая идеологическая нетерпимость в условиях смертельного про­тивостояния. Были, конечно, и экономические причины, но не решающие. Не рискуя впасть в слишком большое преуве­личение, скажу, что «холодная война» была также и совре­менным изданием воистину крестового похода, в котором схватились две крайности, порожденные в свое время евро­пейским развитием и благополучно пересаженные им за пределы Европы: либерализм в его американском варианте и коммунизм в варианте российском, то есть в ленинско-ста- линистском большевизме. Идеологические шоры побуждали любое отклонение от них рассматривать как ересь и доби­ваться полной победы над оппонентом. Кстати, инерция идеологической предвзятости дает о себе знать и сегодня, хо­тя открытие объединенного фронта борьбы с мировым тер­роризмом во многом создает иную обстановку, более близ­кую к реальной жизни.

Что нам дала «холодная война»? Мне кажется, она дала реальные доказательства, что даже самая острая конфронта­ция по самым серьезным проблемам необязательно должна перерастать в военные столкновения. «Холодная война», по­рожденные ею конфликты еще ближе подвинули нас к пони­манию, что абсолютное большинство проблем современного мира, особенно проблем, связанных с развитием, с переме­нами, с положением человека, в принципе не поддаются во- енно-силовым решениям. Это не значит, однако, что таким решениям отныне нет места в политике, напротив, именно сейчас более остро, чем раньше, и встали в повестку дня воп­росы миротворчества. Во-первых, признана неприемлемость применения силы для решения проблем межгосударствен­ных отношений. И во-вторых, началось значительно более глубокое осмысление тех условий, при которых применение силы оправдано, а также разработка практических механиз­мов и процедур международно-легитимного использования силы.

«Холодная война» подвигла всерьез заняться поиском ме­ханизмов обеспечения и поддержания международной ста­бильности и безопасности. Правда, акцент в этом поиске де­лается на безопасность, к тому же понимаемую в чисто воен­ных и военно-политических аспектах. Стабильность же часто интерпретируется лишь как поддержание статус-кво. На мой взгляд, наиболее эффективным путем объединения усилий по обеспечению безопасности и укреплению ста­бильности является повышение роли ООН, возложение на нее дополнительных функций по умиротворению планеты, по утверждению нового гуманизма, на переоснастке планет­ного корабля на жизнетворящих принципах. Кроме того, когда ось напряжения постепенно размещается по диагона­ли, необходимы срочные усилия по переходу ко всеохваты­вающему диалогу цивилизаций.

Глава восьмая

НИКИТА ХРУЩЕВ

Я не припомню личности, если говорить о политиках XX сто­летия, более противоречивой, со столь трагически раздвоен­ным сознанием. Он умнее и дурашливее, злее и милосерднее, самонадеяннее и пугливее, артистичнее и политически по­шлее, чем о нем думали в его время и пишут сегодня. Мне бы хотелось оставить эту историческую фигуру в контексте того времени, в котором он действовал, а не делать из него политического игрока нынешних дней.

Автор

Моя работа в ЦК КПСС началась при Хру­щеве, в марте 1953 года, сразу же после смерти Сталина. Сначала инструктором в отделе школ. Мне не было еще и тридцати лет от роду. В большинстве своем в отделе работа­ли опытные учителя, в основном женщины-москвички, и го­раздо старше меня. Честные, порядочные люди, не очень-то любящие политику. Она как бы проходила мимо, только иногда тихонько стучалась в двери. Разного рода совещания больше походили на педагогические семинары, чем на со­брания людей, политически контролирующих сферу просве­щения.