Читать интересную книгу Гарем ефрейтора - Евгений Чебалин

Дела у наркома в самом деле были нешуточные: еще до полуночи радист, сидевший в крайней хатенке у коновязи, принял из города сообщение: Кобулова приглашал к одиннадцати утра первый секретарь обкома Иванов на совещание. Сообщение нарком придержал, с Кобуловым не поделился: были на то свои причины.

В сосущей тревоге промаялся в полудреме часа три. Когда поползла сквозь стекла мутная серятина рассвета, встал, оделся, вышел.

… Отрешенно уткнувшись взглядом в сосновую желтизну двери, закрывшейся за Тамарой, Гачиев прокручивал в голове предстоящее. Кобулов должен остаться здесь. Совещание позарез необходимо самому Гачиеву. Его не позвали к Иванову, а дела там решаться будут серьезные. Какие — предстояло узнать. Может быть, создание партизанских баз в горах? Если бы так. Интерес к этому двойной — у самого Гачиева и у Исраилова.

Вынул носовой платок из галифе, зашагал к роднику, намочил, слегка отжал. Ощущая в ладони ледяную стынь матерчатого комка, пошел к избе, сшибая сапогами с травы иней. Толкнул дверь, нырнул в парную спертость, в коньячный перегар, в кобуловский рычащий храп.

Присел на кровать, потряс Кобулова за голое рыхлое плечо. Тут же накрыл его лицо мокрой ледяной холстиной, прижал ладонью, рявкнул в самое ухо:

— Товарищ генерал!

Кобулов, захлебнувшись храпом, прянул с перины. Вызверился на Гачиева, глаза кроличьей красноты, дурные со сна, щеку перечеркнул красный рубец от шва подушки.

— Кто?! Что?!

— Первый секретарь Иванов вас на совещание приглашает в одиннадцать. Пора собираться.

— Как-кое… сове-щание?… — Кобулов дико вытаращился на наркома.

— Не могу знать. Не оповестили.

С острым щекочущим удовольствием зафиксировал: глаза генерала неудержимо заволакивала пелена забытья, дурмана.

Кобулов рухнул на перину, опустил припухшие веки:

— Пош-ш-шел он…

— Разрешите мне вместо вас? Вы лично разрабатываете операцию по обнаружению штаба Исраилова, ведете допрос источников, захваченных в плен. Так и доложу Иванову.

— В-валяй…

Метнувшись на крыльцо, глубоко, прерывисто вздохнув, Гачиев услышал за спиной, за дверью, набиравший силу храп москвича. Дело сделано. Теперь седлать — и аллюром к опушке. Там дежурит эмка с водителем. Через два часа Грозный, обком, кабинет Иванова. В республике, в обкоме сегодня будет хозяином он, Салман Гачиев, именем Кобулова узнает все, что нужно.

* * *

Иванов вел бюро через силу: на переутомление, недосыпание наложилась изводящая тревога. Потоки беженцев, тысячные стада коров, овец серой ревущей лавиной текли через город — эвакуация. День и ночь она катилась в непроницаемой пыльной завесе. Всех нужно было распределить, накормить, позаботиться о жилье. Тревожило еще одно: с чем вернулся из Москвы Серов?

Отдаленной, еле слышной грозой висел над городом гул орудий, он просачивался в самый мозг, отравлял его даже в недолгие часы сна, валившего первого секретаря где-то на рассвете.

Бюро началось в девять, шло второй час: госпоставки продовольствия, нефтедобыча, отправка на фронт бензина, проблемы беженцев, строительство оборонительных сооружений перед Грозным, бандитизм в горах, о котором подробно доложил Аврамов.

Немец рвался через Терек к городу. Прорыв мог произойти в любой час, в любом месте. Пришло время вплотную заняться минированием скважин, нефтепромыслов, заводов, созданием партизанских отрядов и баз в горах.

Где-то вычитал Иванов о восточном способе казни: во влажную землю сажали семена бамбука и на это место привязывали пленника. Бамбук прорастал зелеными копьями сквозь человека. Видение это пришло вдруг на бюро ни к месту. До жути явственно представились корчи скрученного веревками человека — так протыкали заботы самого Иванова.

До одиннадцати оставалось полчаса. В одиннадцать после бюро предстояло утвердить вчерне разработанную схему и тактику партизанских баз в горах, кандидатуры командиров и связных.

Заканчивая бюро, Иванов придвинул к себе несколько листков, лежащих поодаль.

— В заключение я оставил несколько фактов. О них нельзя не сказать. По данным, приходящим с фронтов, героически воюют многие сотни наших земляков. Бригадмилец ачалукского отделения милиции Хасмагомед Точиев неоднократно пробирался во вражеский тыл в районе Малгобека, приносил сведения, которые позволили нашей авиации разбомбить огромное количество техники и живой силы вермахта.

Командир роты капитан Ахмед Долтмурзиев, уроженец села Барсуки, вел бой за село Мазепинцы. Самолично уничтожил бронетранспортер, дзот с пулеметом, а затем его рота захватила село. Награжден орденом Александра Невского.

Мурад Оздоев и Ширвани Костоев из Галашки — летчики-истребители. Их боевые действия отличают дерзость, умение и бесстрашие, оба имеют по несколько сбитых самолетов, награждены орденами.

Истинный герой нации — чеченец пулеметчик Ханпаша Нурадилов уничтожил несколько сотен фашистов.

При той картине массового бандитизма с горах, что выявилась в докладе Аврамова, вот факты, отражающие настоящую суть трудового горца.

На колхозную ферму «Красный животновод» в селе Гуни напала банда Махмудова и Шайхаева. Они предложили колхозникам разобрать коров по домам и всем крепким мужчинам уйти с бандой. Колхозники отказались. Завязался бой. На бандитов, вооруженных автоматами и винтовками, шли старики, женщины, подростки и немногие мужчины с вилами, топорами, кинжалами и палками. Их возглавил парторг Эти Экиев. Колхозники стояли насмерть. Они так и не позволили разграбить колхоз, отдав за него восемь жизней. Особым мужеством отличились Хамзат Джанралиев, голыми руками поймавший Шайхаева и связавший его, Эхират Магомадова, вилами заколовшая бандита, председатель сельсовета Лала Арсанов, поднявший на сопротивление свой тейп, Алпата Бешкаева, сын председателя Духа Татаев, Магомад Су-лумов.

Подобные случаи произошли в селе Чичельюх и в селе Энгелой.

Предлагаю утвердить следующее решение бюро: оказать помощь семьям погибших, освободить их от госпоставок, Президиуму Верховного Совета представить к наградам особо отличившихся: за верность колхозному долгу и преданность Советской власти. Кто «за»?

Он стоял за своим столом, оглядывал поднятые руки ввалившимися, окольцованными чернотой глазами. И вдруг отчетливо и беспощадно осознал он закостеневшую ложь этого штампа — «за верность колхозному долгу и преданность Советской власти», ибо не крылось в смертном бое колхозников с бандитами ни верности, ни долга, ни преданности Советской власти, которую пытались представлять Иванов и члены бюро, а крылась забота о жизни своей и детей своих, и была эта забота стократно мудрее всех лозунгов и лжи, наработанной ивановыми перед войной.

На детей, на будущее аула покушались бандиты, угоняя коров-кормилиц. А за отказом колхозников податься в банду стоял лишь страх перед Кобуловым, Жуковым, Гачиевым и их шайкой, каравшей правого и неправого, малого и старого, да извечное отвращение оседлых трудовых людей, на которых держалась земля, ко всякого рода кочевым авантюрам и насилию, в котором варилось любое бандитское бытие.

Серов вышел в приемную кабинета вместе с членами бюро. Подошел к окну. Бездумно, опустошенно увяз взглядом в листвяной желтизне акации за окном. За спиной все стихло — разошлись.

— Товарищ генерал, — приглушенно и почтительно позвал сзади чей-то голос. Серов с усилием повернул голову. Сзади стоял Аврамов. Серов посмотрел на часы:

— У нас еще пять минут.

— Так точно, товарищ генерал. Именно поэтому… Может, не вовремя? — Голос Аврамова подрагивал. Какой-то искательно-виноватый налет наползал на лицо замнаркома.

Серов, сосредоточившись на этом лице, спросил:

— Не понял, полковник. Что это вас так корежит?

— С таким делом подступаюсь… Не знаю, с чего начать.

— С начала, — нетерпеливо посоветовал Серов.

— Начало у меня банальное, Иван Александрович. Усыновили мы с Софьей парнишку здесь, в Грозном, еще в начале тридцатых, Федором назвался. Отец у него погиб, мать с горя в загул пустилась, ну и… одним словом, прижился он у нас. Я его потом в Россию к своим старикам подкормиться отправил. А когда подкормился, снова в Грозный привез, устроил в школу милиции. Фамилию он себе отцовскую оставил — Дубов. Мы не против были.

Сейчас он в Уральске служит во внутренних войсках, капитан. Орден боевой за службу имеет, хваткий малец подрос. На фронт рвется, три рапорта военкому…

— Короче, у нас три минуты.

— Ну, если совсем коротко: нельзя ли его сюда, к нам? Вы не думайте, товарищ генерал, не от фронта спасаю, не под крыло свое зову, здесь с него двойной спрос, — рвался голос у Аврамова, краской наливалось лицо.

— Так в чем дело? — хмуро удивился Серов. — Нам здесь такие хваткие на вес золота, позарез нужны. Истребительные отряды сейчас пополняем. Отбей по Бодо в Уральск вызов моим именем.