Читать интересную книгу Гарем ефрейтора - Евгений Чебалин

Закончив писать, Исраилов позвонил в колокольчик. Отогнув брезент, неслышно возник охранник-нукер, заросший почти до глаз бархатной черной бородой. Исраилов протянул ему листовку:

— Отдашь нашим писарям, пусть распечатают и размножат от руки. Часть расклейте по горным аулам на сельсоветах. Для тех, кто не умеет читать, пусть зачитывают на собраниях наши боевики, руководители десятков. Все понял?

Нукер склонил голову.

— Где полковник? — спросил Исраилов.

— Постучал на железной коробке, потом ушел. Двое наших, что ты назначил, с ним.

— Что делает наш друг?

— Бегает в пещере, на стены прыгает, рычит и шипит.

— Гулять водили?

— Не пошел.

— Ел?

— Выбил чашку ногой в коридор.

— Хабар из города есть?

— Из троих, что ты послал за русской, вернулся один.

— Где он?

— Ждет с обеда.

— Почему столько ждет? — ощерился главарь.

— Ты сам сказал: никого не пускать, — бесстрастно отозвался охранник.

— Что рассказал?

— Русская пришла в большую саклю, куда приходит по-и-ст (сказал это с заметным удовольствием), села там и сидит. Ночевала тоже там. Вахид и Юша спрашивают, что делать. Сколько за ней смотреть?

— Пусть передаст тем двоим: следить за ней, пока Аллах не позовет на суд, если русская до этого ни с кем не встретится. Если встретится, узнать с кем. Передай: вокзал большой, упустят бабу — головы оторву, шакалам выброшу.

— Какой такой вокзал?

— Большая сакля, куда приходит поезд, — терпеливо пояснил Хасан.

— Передам.

— От Джавотхана и Иби есть что-нибудь?

— Письмо.

Нукер шагнул вперед, подал сложенный вчетверо лист. Исраилов развернул, стал читать. Это было странное, длинное и сумбурное письмо. Оно вызвало раздражение и безотчетную тревогу.

Салам и маршал тебе, Хасан, из Чеберлоя. За вторую половину августа и пять дней сентября уничтожено тридцать пять колхозов в районе Шароя, Чеберлоя и Итум-Кале. В девяти аулах Галанчожского района и семи Шатоевского делили скот между крестьянами. Многие боятся, заставляли брать коров силой. Двоих пристрелили за отказ.

Послали на суд Аллаха восемь председателей сельсоветов, которые по своему желанию служили гяурам.

Подготовкой к восстанию занято сорок шесть аулов. Много людей пришло к Шерипову и Сахабову, с ними немец Реккерт, десантник Магомадов. Самолеты сбрасывают оружие, идет раздача. Получили для раздачи:

Сахабов — 3 пулемета, 17 винтовок, 18 пистолетов.

Асхабов — 8 винтовок, 4 пистолета.

Вараев — 1 пулемет, 18 винтовок, 4 пистолета

Оздоев — 1 пулемет…

Список был длинным, и Исраилов, кончив читать, сложил лист. Закрыл глаза. Донимала зловещая двусмысленность последней фразы: «Времена Шамиля, когда мы были одним организмом, прошли. Нация стала трухлявой белолисткой, она не устоит перед сильным ветром, который мы готовим». Долго переваривал письмо.

Наконец заставил себя отвлечься, стал думать об Ушахове. «Тоже хочет получить свой кусок от немецкого… нет, от моего чепилгаша. Но он нужен мне целым, не обгрызенным. Мечется, как кот в ящике, отказался от прогулок. Когда сюда прибудут Ланге и Саид-бек, скандала не избежать. Турецкий резидент превращен в кусок консервированного мяса моими руками. Протухает в безделии, бесится. Ничего, потерпит. Почему молчит Гачиев? Там создают партизанские базы. Плохо!»

С нарастающей яростью зримо представил эти гнойники гяуров в теле Чечни: потайные гроты и пещеры, набитые красными боевиками и оружием.

«Ничего, раздавим… Они даже не успеют вызреть: гул немецких пушек доносится уже сюда с Терека. Не опоздать бы с восстанием; если опоздаю, цена мне станет не дороже дохлой мыши. Успеем. У русских под Грозном неплохая оборона — рвы, залитые нефтью, окопы, дзоты. Пока прогрызут ее, мы успеем поджарить Советам зад».

Открыл глаза, сказал нукеру:

— Иди, сними охрану с Ушахова.

«Он теперь не убежит. Здесь готовится хорошее белхи,[14] на котором построим гроб для красных. Умный от таких белхи не бежит».

Глава 2

Гитлер вызвал к себе в Винницу Отто Брейтигама. Молодой дипломат, восточный эксперт, представитель Риббентропа в министерстве Розенберга, был назначен фюрером уполномоченным ставки в группе армий «А» по Кавказу.

Накануне отъезда Брейтигама на Кавказ Гитлер отдал приказ командованию группы армий «А»: все административные мероприятия на оккупированном Кавказе проводить лишь с санкции уполномоченного.

Брейтигам пробыл там неделю. Лист застрял перед излучиной Терека, застрял непонятно, позорно. В чем дело? У него было скопище танков, первая танковая армия Маккензи скребет землю гусеницами, но не продвинулась ни на милю.

Гитлера сжигало нетерпение, не спал вторую ночь. Дурные вести с южного фронта (после восхитительной прогулки от Воронежа на юг, когда под колесами мотодивизий покорно улеглись сотни километров чернозема, и вдруг зубодробительный тычок в лоб армейской группе «А»), истерики Евы, промежутки между которыми становились все короче.

Канарис, Кальтенбруннер уверяли, что терская оборона Петрова хрустнет, как скорлупа гнилого ореха, под бронированным утюгом первой танковой. Где хруст? Его ждет вся Германия. Что происходит? Прибывающая с фронта генеральская рать косноязычно мычит о топких берегах Терека, неожиданном усилении обороны за счет русского ополчения и сталинского приказа 227…

— Вы можете внятно объяснить мне, Брейтигам, что происходит перед Грозным? — уминая в себе пухнувшую ярость, спросил Гитлер, искоса мазнув взглядом по тугому, затянутому в мундир торсу дипломата. — Мне нужен свежий, нестандартный взгляд на положение вещей, взгляд без профессионального генеральского бельма, искажающего перспективу. Такой взгляд у вас есть?

— Да, мой фюрер, — тихо и твердо ответил уполномоченный.

— Я вас слушаю.

— Мы преждевременно раскрыли цели Германии на Востоке.

— Что вы имеете в виду?

— Прежде всего, безудержную болтливость нашей пропаганды, объявившей о наших целях: завоевание жизненного пространства с одновременной ликвидацией рас, обитающих на этом пространстве. Тем самым каждая особь этих рас была заранее нами оповещена о своей участи: стать удобрением для наших полей в резервациях. Это знание было умело раздуто сталинской пропагандой и теперь диктует расам манеру поведения: невиданную стойкость в обороне.

К тому же наша теория успешно подтверждается практикой: истребление пленных в концлагерях, зверства Коха на Украине, лишение аборигенов всех прав на оккупированных территориях. Мы не вернули российскому крестьянину землю в частную собственность, превратили его в скота, давая понять, что и эта ситуация временная, за которой наступит в редких случаях рабство, в массовых — смерть.

Именно поэтому война превратилась в народную. Генетический характер росса никогда не мирился с унижениями и порабощением. Мне доставили в Армавир экземпляр партийной газеты из Грозного. Там опубликовано обращение со слета всех горянок Кавказа. Это документ большой разрушительной силы, основанный на фактах наших зверств на оккупированных территориях. Нам пока нечего противопоставить подобным документам. Обращение, несомненно, прибавит стойкости обороняющим Терек.

— Вас заботит отсутствие христианской гуманности в военной доктрине рейха?

— Для подобной заботы у меня нет полномочий и вашего стратегического гения, мой фюрер. Я лишь стараюсь сформулировать одну из причин сложившейся ситуации как сторонний наблюдатель.

— У меня толпы таких наблюдателей. И у каждого саквояж с причинами. Но ни один не знает выхода на результат. Вы его знаете?

— Надеюсь, мой фюрер. У меня сложилось несколько…

— У меня мало времени, Брейтигам. Главное!

— Горный Кавказ, если мы хотим продвинуться к бакинской нефти и Ближнему Востоку, потребует от наших войск новой тактики. Обязательный компонент в этой тактике — гибкость армейских командующих с учетом горной и национальной специфики: в горах предельно трудно подавлять восстание.

Нужна усиленная пропаганда нашей цивилизаторской роли для горцев, определенные, в пределах разумного, льготы для них, формирование чисто национальных легионов, снабжение оружием и раздача мелких подарков.

Основная тема нашей пропаганды должна нарастающе убеждать: у Германии в корне противоположное отношение к славянам и к исламским горцам. Первые подлежат уничтожению, вторые необходимы как родственные сателлиты с последующим процветанием в великом рейхе.

— Мы не можем унизиться до лжи перед туземцами, Брейтигам, тем более мы не должны забывать о конечных целях рейха. Вас не заботит такое соображение? — с интересом спросил Гитлер. «Этот хлюст слишком гибок. Его хребет неплохо устроен для дипломатических извивов, но вряд ли пригоден для военной стратегии».