Схватив с пола фотографию, Генри вставил её в рамку поверх Микки Мауса. Снимок был слишком маленьким, и чёрные мышиные уши остались на виду, но мальчика, видимо, это не смущало, поскольку рамка удостоилась почетного места на тумбочке рядом с ночником и книгой сказок.
- Как новенькая! - он радостно улыбнулся матери.
- И даже лучше, - Реджина погладила Генри по плечу и встала, протянув руку, - Давай скорее расскажем Эмме об этом.
* * *
ПРИВЕТ, ЭММА! ЭТО ГЕНРИ. Я БЫЛ НА ФЕРМЕ И ДОИЛ КОРОВУ. Я ПО ТЕБЕ СКУЧАЮ. Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.
С ЛЮБОВЬЮ, ГЕНРИ.
Эмма, сидевшая в отделении для рекреации, улыбнулась, читая эти строчки, написанные карандашом внутри аккуратно сложенной открытки-самоделки в виде сердца. Вокруг надписи были разбросаны рисунки: корова, пара свинок, лошадь и красный амбар. А в самом низу были нарисованы Реджина и Генри, взявшиеся за руки. Генри сам написал ей! Хотя, конечно же, мама помогала ему. Слишком уж ровными были строчки, а буква «И» не перевёрнута и с характерными для почерка Реджины завитушками. Но своё имя пацан явно писал сам и даже пытался написать «ЭММА», судя по тому, что ножки одной буквы были длиннее, чем у другой. Слова «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ», тоже слегка «приплясывали», и, глядя на них, девушка расплылась в улыбке.
Она отложила письмо Генри на край стола, за которым сидела. В комнате стоял шум, большая часть взвода смотрела «Терминатора-3», к тому же пара ребят затеяла партию в настольный футбол, и теперь из их угла доносился стук пластика о металл и ежеминутно раздавались подбадривания болельщиков. Так что Эмма отсела от них подальше, собираясь прочитать письмо Миллсов в относительно спокойной обстановке.
Убрав открытку Генри подальше от посторонних глаз, Эмма взяла конверт с письмом Реджины, его она оставила напоследок, потому что за целых тринадцать дней это была первая весточка от брюнетки, и девушка была сама не своя от волнения. Нетерпеливо разорвав конверт, она достала листок с монограммой.
Май 14, 2004 г.
Эмма,
Мне кажется, письма от тебя идут целую вечность. Это так странно - ждать их и помнить, что недавно мне нужно было всего лишь зайти в комнату или позвать, чтоб увидеть тебя. Думая об этом, я чувствую себя полной дурой. Я знаю, что ты ухмыляешься, читая это, но это правда.
Я тоже скучаю по тебе. Я знаю, что ты чувствуешь. Дорога из Бостона домой казалась мне странным сном. Казалось, мы приедем домой и увидим, как ты идешь на кухню, чтоб стащить очередной турновер. Признаюсь, я до сих пор привыкаю к твоему отсутствию.
Генри просил обязательно рассказать тебе, что мы ездили на экскурсию. Тина водила свою группу на ферму, и я пошла с ними. Генри писал тебе, что он доил корову, но, на самом деле, это был симулятор. Я поймала его, когда он пытался попробовать брызгающую оттуда воду, и было довольно сложно отговорить его, учитывая, что Генри настаивал, что молоко полезно. Детям очень понравилось кататься на возу с сеном. Кстати, обнаружив на кукурузном поле маленький лабиринт, они разбежались и попрятались, объявив, что проводят совершенно секретную поисково-спасательную операцию. Это о чем-нибудь вам говорит, солдат?
Передай Нилу мои поздравления. Второе свидание на свадьбе? Я уже слышу многозначительные комментарии Августа и вижу, как ты краснеешь. Но, думаю, свадьба куда менее банальна, чем кафе и кино. А если серьёзно, совершенно не важно, куда мы пойдём. Просто возвращайся скорее.
Реджина.
- Никогда не видел, чтоб ты так много улыбалась, - Нил сел напротив и, взяв письмо Генри, пробежал его глазами. Эмма едва сдержалась, чтоб не рявкнуть на него за то, что трогает её вещи. Ревниво спрятав письмо Реджины в конверт, Эмма нахмурилась, глядя, как парень положил открытку на место.
- Похоже, у тебя появился фанат в… напомни, куда ты ездила?
- Сторибрук, - нахмурившись, Эмма сложила бумажное сердце и сунула его в конверт.
- Сторибрук? - чуть насмешливо переспросил Нил. - Он, наверное, даже на картах не отмечен?
Они дружелюбно молчали, Эмма через голову Нила поглядывала на экран и усмехалась тому, как болельщики синей футбольной команды подкалывали соперников. Блондинка старательно избегала вопросительного взгляда приятеля, перебегавшего с её лица на письма и обратно.
- Эй, Эмс, - нерешительно начал он, потирая руки, - не хочу лезть не в своё дело…
- Ну, так и не лезь, - Эмма всё еще смотрела на игроков, но в голосе прозвучало предупреждение.
Однако Нил всегда сам решал, что делать. Когда они выслеживали предполагаемых бунтовщиков, он нарушил прямой приказ Августа и почти их раскрыл. К счастью, оказалось, что это гражданские, которым нужна была помощь, чтоб потушить пожар в деревне. Они помогли им, и никто не пострадал, но Нилу Август всё равно устроил разнос и объявил выговор. Так что Эмма вовсе не удивилась, когда парень не обратил на её незначительную угрозу никакого внимания.
- С кем ты познакомилась? - он придвинулся ближе к столу и наклонился к ней. - Ты же говорила, что у тебя никого нет, и вот ты возвращаешься из увольнения и сияешь, как ребенок, побывавший в Диснейленде.
Эмма повернулась и сердито на него посмотрела, ничего не ответив.
-Да брось, я никому не разболтаю, - он улыбнулся, демонстрируя ямочки на щеках, зная, что так его лицо выглядит, располагающим к доверию.
- Чего именно не разболтаешь? - жестко уточнила девушка.
- Ну, просто… не разболтаю, - замялся он. - Мы, вроде, должны доверять друг другу. Прикрывать друг друга и всё такое… Я даже твоего второго имени не знаю, а мы знакомы сколько? Три года?
- У меня его нет.
- А мое - Бейли, - с нажимом сказал он.
- Нил Бейли Кэссиди, - фыркнула Эмма.
- Оно гейское, - проворчал он. Блондинка продолжала тихонько хихикать, забавляясь его смущением. Этот парень слишком самоуверен, пара уколов будет полезна его самолюбию.
Но теперь она, вроде как, должна ему откровенность за откровенность. Может, дело в том, что она открылась Реджине, и у неё появились друзья в Сторибруке, а может, так подействовали слова Августа, прочно врезавшиеся в память, но Эмма подумала, что окружать себя стенами - это тупик. И это же Нил. Она называет его своим другом, значит, они должны доверять друг другу. Но, опять же, она думала, что может доверять миссис Монтгомери, приемной матери, которая каждый день заботливо собирала Эмму в школу и готовила для неё обеды и ужины. Однажды Эмма подошла к ней и призналась, что мистер Монтгомери не совсем по-отечески трогал её, пока учил кататься на велосипеде. Надо ли говорить, что в столь «зрелом» возрасте восьми лет её обвинили в распущенности и очень быстро вернули в интернат.