Читать интересную книгу История культуры древней Греции и Рима - Казимеж Куманецкий

Между тем и традиционные верования римлян не оставались неизменными. В эпоху войны с Ганнибалом произошла окончательная эллинизация римской религии. Любая вспышка эпидемии или война приводили к утверждению в Риме все новых греческих культов. Вместе с «сивиллиными книгами» из Кум был принесен культ Аполлона Кумского. Затем, следуя указаниям этих книг, к которым обращались в минуты тяжких испытаний, римляне приняли культ божественной троицы: Деметры, Диониса и Коры, ставших в Италии Церерой, Либером и Либерой. Еще в 493 г. до н. э. им' воздвигли святилище, выстроенное по этрусскому образцу, но оформленное греческими мастерами. Примерно тогда же в Риме утвердился и культ бога Меркурия — Гермеса.

Процесс эллинизации особенно усилился в III в. до н. э., когда связи Рима с греческими городами Южной. Италии стали наиболее тесными. В 293 г. до н. э., по совету, обнаруженному в «сивиллиных книгах», ради спасения от бушевавшего тогда мора римляне заимствовали из Эпидавра культ бога-исцелителя Эскулапа — Асклепия. Специальная делегация, посланная в Эпидавр, доставила в Рим священную змею, посвященную этому богу. Через два года на небольшом острове на Тибре был воздвигнут храм Эскулапа. Новые войны приносили с собой новые бедствия, побуждая римлян искать защиты и у других греческих богов. В годы I Пунической войны были устроены в Риме Тарентские игры в честь подземных божеств Дита — Плутона — Аида и Прозерпины — Персефоны, длившиеся три ночи, причем Диту принесли в жертву черного быка, а Прозерпине корову. Было решено проводить Тарентские игры каждые сто лет.

Тяжелые поражения, понесенные римлянами в первый период II Пунической войны, заставили вновь искать совета в «сивиллиных книгах», рекомендовавших вернуться к некоторым старым италийским обрядам. Но поскольку местный ритуал был очень прост и аскетичен, а богов полагалось ублажать, окружать пышностью, устраивать в их честь многолюдные торжества, то начали совершать греческие обряды при жертвоприношениях даже древним римским божествам, будь то Юнона Регина («Царица») или Юнона Соспита («Спасительница»). Обряды в честь старого италийского бога Сатурна превратились под влиянием греческой религии в большой многодневный праздник Сатурналий, пышно справлявшийся в декабре. К концу III в. до н. э. различия между местными и «новыми» божествами стерлись. Был официально утвержден культ 12 главных богов, имевших соответствия в греческом пантеоне: Юпитера и Юноны, Нептуна и Минервы, Марса и Венеры, Аполлона и Дианы, Вулкана и Весты, Меркурия и Цереры. По совету все тех же «сивиллиных книг», дабы умилостивить богов, ввели в обычай лектистернии — ритуальные «трапезы богов»: расставляли пиршественные ложа, на каждое клали изображения одной из 6 пар богов, перед ложем ставили стол с принесенными богам жертвами. На Форуме появились позолоченные статуи главных богов, подобные тем, что стояли на афинской агоре. Боги эти не имели уже ничего общего с демонами и духами древнейшей римской религии. Статуи придали им в представлении римлян человеческий облик. Эллинизация римской религии завершилась.

На заключительном этапе войны с Ганнибалом в Риме впервые утвердился культ восточного происхождения — культ Кибелы, или Великой Матери богов, фригийской богини плодородия. Жрецы Кибелы должны были быть евнухами, как и первый любимец богини — Аттис. Жрецы-евнухи с их экстатическими, буйными плясками и самобичеванием были обычным явлением на Востоке, но не в Риме, поэтому сенат, несмотря на то, что сам ввел в городе этот экзотический культ, не позволял, чтобы жрецами Кибелы становились римские граждане. Однако восточные религии продолжали привлекать к себе внимание и интерес римлян, особенно из низов, но также и из высших слоев общества. Приверженцы нового культа торжественно праздновали день Великой Матери богов, делая друг другу подарки и основывая братства поклонников богини. В 194 г. до н. э. были официально учреждены в ее честь Мегалезийские игры (от греческого слова «мегалэ» — великая), длившиеся шесть дней и сопровождавшиеся театральными представлениями.

Но оставались среди римлян и «непримиримые», крайне враждебно относившиеся к любым новшествам, импортированным с Востока. Едва ли не самым непримиримым был цензор Марк Порций Катон Старший. Перечисляя в трактате «О земледелии» обязанности управляющего поместьем, он решительно запрещает ему вступать в разговор с халдейскими гадателями и астрологами. Привыкший к четкой, простой, лаконичной речи, Катон с презрением относился также к греческой риторике, философии, поэзии. Он не забыл, как во время войны с царем Антиохом он выступал в Афинах по-латыни и греку-толмачу, чтобы перевести его краткую речь, понадобилось гораздо больше времени и слов. Этого было достаточно, чтобы внушить Катону пренебрежение к самому греческому языку. Он был убежден в превосходстве сжатой, лапидарной латинской речи и, поучая сына, произнес ставшие крылатыми слова: «Держись сути, а слова придут».

В тех же «Наставлениях сыну» он предостерегает от греческой науки, прежде всего от медицины. Греки решили, уверяет Катон, извести все народы с помощью врачей и лекарств, да еще за деньги, чтобы вызвать у будущих жертв уважение и доверие и тем скорее их погубить. «С врачами ты не должен иметь дела», — пишет он. Неприязнь ко всему, что шло из Греции и с Востока, распространялась, естественно, и на тех римских филэллинов, чей образ жизни и нравы были прямо противоположны тому, чему учил старый цензор. Рост индивидуализма подрывал, по мнению Катона, традиционные римские добродетели, средоточием же индивидуализма он считал окружение видных тогдашних полководцев, в особенности ненавистную ему семью Сципионов. Недаром в своем историческом труде «Начала», первом написанном на латинском языке очерке истории Рима и Италии, он не упоминает по имени ни одного военачальника и делает это вполне сознательно. В сочинении этом действуют и одерживают победы лишь безымянные консулы и преторы, а не Корнелии или Фульвии, что сближает труд Катона Старшего с древними римскими летописями. Осуждая современников за развращенность, автор восхваляет доблестных предков. Они платили за боевых коней дороже, чем за поваров. Они не увлекались поэзией, не пировали на симпосионах, а если кто-либо поступал иначе, все презирали его как бездельника.

Трактат «О земледелии» рисует образ сельского хозяина, бережливого до скупости. Принцип его: все, что дороже одного асса, — излишество. С идеей максимальной экономии денег и припасов связана и идея максимальной эксплуатации рабского труда. К рабам Катон беспощаден: пусть они едят меньше, а работают как можно больше. Беспорядок, изнеженность нравов, падение дисциплины он видел повсюду, в том числе и в современной ему римской армии. Об этом он прямо пишет в трактате «О военном деле», который читал еще император Адриан в начале II в, до н. э., но который до наших дней не дошел.

Ирония судьбы была в том, что, усердный гонитель всего греческого, Катон Старший сам не избежал влияния греческой культуры. В конце жизни он даже выучил греческий язык. Предлагая в «Наставлениях сыну» собственную программу воспитания, он выходит за пределы традиционной римской системы обучения, сводившейся к умению читать, писать и считать. Не желая привлекать греков-учителей, он решил сам дать сыну представление (разумеется, критическое) о медицине, риторике, ведении хозяйства. Назвав свой исторический труд «Начала», Катон тем самым продолжил традицию греческой историографии, в которой немало ученых сочинений, исследовавших «начала», происхождение того или иного племени, города или обычая. Вслед за греческими авторами он связывает историю Италии с историей греков: так, он уверен, что латынь — диалект греческого, а сабиняне ведут свое происхождение от спартанцев и этим, мол, объясняется суровость их обычаев. В труде «О земледелии» он часто и много использует греческие источники, рекомендуя изложенные в них некоторые практические приемы ведения хозяйства. Влияние греческой культуры сказалось, очевидно, и в том, что Катон Старший собрал и издал свои политические и судебные речи (до него это в Риме сделал лишь Аппий Клавдий). Сто лет спустя Цицерон отыскал 150 таких речей и восхищался ими. Они более совершенны стилистически, чем единственный сохранившийся до нашего времени трактат Катона «О земледелии», и отличаются многими смелыми языковыми новациями, изобилуют неологизмами.

Именно Катон, находясь в 294 г. до н. э. в качестве квестора в Сардинии, привез оттуда в Рим Квинта Энния, возможно, проходившего в Сардинии воинскую службу. «Анналы» Энния, как и «Пуническая война» Невия, положили начало римскому историческому эпосу. Историк и поэт Энний дает целостную картину возникновения и развития Римского государства «аб урбе кондита» («от основания города»), т. е. с древнейших времен, доводя рассказ до событий последних текущих лет. Первоначально книг было 12 или 15, позднее Энний, подобно летописцу, добавлял к ним все новые книги — всего их оказалось 18. Книги разделены на триады, соответствующие этапам роста державы, понимаемого как торжество римской «доблести»: первые три книги повествуют об эпохе царей, вторые три — о завоевании римлянами Италии, еще три — о Пунических войнах, и т. д. Описывая современную ему эпоху, он не жалеет красок для изображения ярких исторических личностей: Сципиона, Тита Фламинина, Ганнибала, Филиппа Македонского, царя Антиоха. Выходец из Южной Италии, называвший себя «человеком о трех языках» — латинском, оскском и греческом, Энний смело и последовательно осуществил свой необычный замысел — прославить победоносный Рим высокими и патетическими эпическими стихами, взяв за образец для подражания поэмы Гомера.