ОРАТОРСКОЕ ИСКУССТВО
Обострение политической борьбы и пример греков побудили активных участников событий больше заботиться о публикация своих политических и судебных речей. Если в III в. до н. э. Аппий Клавдий, а в первой половине 11 в. до н. э. Катон Старший составляли в этом отношении исключение, то к концу того же столетия публикация и распространение текстов речей стали обычным правилом. Так, несколькими десятилетиями позднее Цицерон располагал уже речами Квинта Цецилия Метелла Македонского, Сервия Сульпиция Гальбы, Марка Эмилия Лепида, обоих братьев Гракхов. Все эти политики-ораторы, происходившие из богатых знатных семей, получили греческое образование. Так, в речах Сципиона ясно видны попытки использовать некоторые приемы греческих ораторов, риторические фигуры, периоды. По правилам греческой теории красноречия выстроены и образцы ораторского искусства Гальбы; речи же Лепида стали настоящим событием в истории риторики, ибо по гладкости и изяществу слога, совершенному построению периодов, художественному стилю они впервые достигли уровня греческих образцов.
Старого домашнего образования уже не хватало: учителем Тиберия Гракха был известный греческий ритор Диофан из Митилены, а Гай Гракх учился у финикийского ритора Менелая. Но и этого было недостаточно, так что уроки красноречия Тиберий брал также у соотечественника — Марка Эмилия Лепида Порцины. Кто оказывался не в состоянии сам подготовить политическую или судебную речь, прибегал к помощи друзей или учителей риторики. Например, консулу Гаю Фаннию Страбону речь против Гая Гракха помог составить известный оратор того времени Гай Персии, а хвалебную речь на похоронах Сципиона Младшего за Квинта Элия Туберона написал Гай Лелий, по прозвищу Мудрый. Понятно, что тогдашние греческие риторы стремились приобщить своих римских учеников к модному в то время азианийскому стилю красноречия с его звучными ритмическими каденциями в конце каждого предложения. Признаки этого стиля можно найти как в речах Сципиона, так и в знаменитой речи Метелла Македонского, восхваляющей супружество. Страстные, патетические речи братьев Гракхов также относятся к тому же стилю, причем известно, что за спиной Гая всегда стоял раб-флейтист, который своей игрой смягчал его необузданный темперамент и задавал подобающий тон его речи. И все равно, по свидетельству римлян, речи Гая Гракха производили на слушателей столь сильное впечатление, «что нельзя было сдержать слез».
На рубеже II–I вв. до н. э. в Риме стала усиливаться реакция против греческих влияний в риторике. В эпоху политического преобладания популяров, партии Мария, острее, чем прежде, проявилось недовольство практичных римлян господством греческой школы красноречия, ведь учиться у греческих риторов могли себе позволить лишь сыновья богатых нобилей. Дух Катона Старшего, ненавистника греческих культурных влияний, ожил спустя полвека: после смерти сурового цензора, в правление Гая Мария. Не случайно именно Плотий Галл, пользовавшийся явным покровительтством Мария, основал тогда собственную школу «латинской риторики», подчеркнуто именуя сам себя «латинским ритором». Особенностью этой школы было то, что обучение в значительно меньшей степени основывалось на греческой теории красноречия и в значительно большей — на конкретных примерах из латинских речей Катона Старшего и Гракхов или из латинских переводов речей Демосфена. Принципы «латинской школы» изложены в анонимном сочинении «Риторика к Гереннию», где греческих ораторов осуждают за то, что те в своих речах «много набрали вещей, не связанных с темой». Характерно, что аристократическая молодежь сторонилась этой школы, и просуществовала она недолго: в 92 г. до н. э. преподавание риторики по-латыни было запрещено.
ИСТОРИОГРАФИЯ
Пример Катона Старшего который первым решился написать историю Рима по-латыни, подействовал ободряюще на многих римских нобилей. Уже в эпоху Гракхов появился целый ряд произведений под названием «Анналы», представлявших собой добросовестные летописи событий римской истории от глубокой древности до времен, в которые жили авторы «Анналов». Подобно Катону, они не ограничиваются историей города Рима, но повествуют об истории многих италийских городов, рассказывают о том, как возникли те или иные религиозные культы и политические институты; при этом многие старые мифы подверглись рациональной критике: так. Кассий Гемина доказывал, что Фавн был первоначально не богом, а человеком. Источниками для всех этих анналистов служили «анналес понтификум» — летописи, которые тщательно, из года в год, вели римские жрецы. Оставалось только обработать эти летописи литературно и снабдить их собственными комментариями.
На фоне тяжеловесных, незамысловатых «Анналов» выделяются произведения двух историков, избравших иной путь, чем подражатели Катона Старшего. Публий Семпроний Азеллион описал в «Книгах деяний» историю своего времени, взяв за образец «Историю» Полибия: это прагматическое повествование с объяснением внутренней связи событий. Решительно отмежевываясь от анналистов, он пишет: «Мне недостаточно рассказывать сами факты, а надлежит указывать и мотивы деяний». И еще: «…писать, при каком консуле война началась, а при каком закончилась, и кто получил триумф… или воздавать хвалы сенату или народным собраниям, не выясняя причин, значит детям рассказывать сказки, а не писать историю».
Историком совершенно другого типа был Луций Целий Антипатр, учитель риторики и знаток права, написавший возвышенным поэтическим слогом монографию о II Пунической войне. Он хорошо знает труд Полибия, но берет за образец не его, а сочинения эллинистических историков с их патетикой, любовью к сенсации, к необычному, поражающему воображение слушателя и читателя. Содержание монографии, насыщенной яркой риторикой, сгруппировано вокруг фигур двух главных действующих лиц — Ганнибала и Сципиона. Здесь столь же часты рассказы о вещих снах, необычных знамениях, как и длинные торжественные речи героев, составленные самим автором. Подлинным драматизмом дышит повествование о высадке Сципиона в Африке. Хотя азианийская риторика сочинения Антипатра была, разумеется, чужда Цицерону, он все же ценил его писательский талант: Целий Антипатр, по словам Цицерона, первым «придал высший тон истории».
Все эти направления в историографии нашли своих продолжателей и в последующие десятилетия. Так называемые «младшие анналисты» эпохи Суллы смело заполняли пробелы в исторических материалах собственными измышлениями, стремясь сделать рассказ как можно увлекательнее. Так, Квинт Валерий Антиат приводит столь преувеличенные сведения о потерях противника в войнах, которые вели римляне, что уже Тит Ливии отказывался ему верить. Причем сила воображения, литературные дарования Антиата были, должно быть, немалые, если позволили ему написать таким образом целых 70 книг. Сочинения «младших анналистов» несут на себе отпечаток политических тенденций их авторов, а нередко содержат панегирики родам, к которым принадлежал тот или иной историк: Валерий Антиат восхваляет род Валериев, а Гай Лициний Марк, политик-популяр, оратор и историк, — род Лициниев.
Вырождавшемуся жанру анналов противостояли «Истории» Луция Корнелия Сизенны, создавшего монографию наподобие монографий Антипатра и Семпрония Азеллиона. Сизенна, в отличие от анналистов, не дает обзора событий начиная с основания Рима, не описывает легендарных времен истории государства, а повествует лишь об истории той эпохи, свидетелем которой он был, вплоть до установлении в Риме диктатуры Суллы. Принадлежа к тому же роду Корнелиев, что и сам диктатор, он в своей красочной, увлекательной книге не может скрыть симпатий к сулланцам и, по мнению знаменитого Саллюстия, писавшего несколько десятилетий спустя, «не был вполне беспристрастным».
ФИЛОЛОГИЯ И ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА
Охотно беря уроки у греческих риторов, римляне очень скоро познакомились и с греческой филологией. Однако, как уже говорилось, настоящий интерес к этой науке у римлян пробудил, по свидетельству Светония, только грамматик и комментатор Гомера Кратет из Малла, прибывший в Рим в 168 г. до н. э. в составе пергамского посольства и задержавшийся там. Он-то, пишет Светоний, и «подал пример для подражания». «Подражание, — продолжает прославленный биограф знаменитых римлян, — состояло в том, что хорошие, но еще малоизвестные стихи, написанные, или умершими друзьями, или еще кем-нибудь, тщательно обрабатывались и в результате чтений и толкований становились известными всем. Так Гай Октавий Лампадион разделил на семь книг «Пуническую войну» Невия, написанную на одном свитке без перерывов; так впоследствии Квинт Варгунтей обработал «Анналы» Энния и по определенным дням читал их публично, при большом стечении народа; так обработали Лелий Архелай и Веттий Филоком сатиры своего друга Луцилия».