веселый лейтенант.
– Вот и я говорю, – и Пасечник засмеялся.
– Вот, допустим, этот твой мешок, – сказал детина, показывая на полиэтиленовый мешок, который держал отец Фалафель. – Что там у тебя?
– Ничего, – сказал отец Фалафель, прижимая мешок к груди.
– Монах, – сказал укоризненно лейтенант и показал на табличку, которая висела у двери. На табличке было выведено каллиграфическим почерком: «Поделись».
– Теперь дошло? – спросил детина и засмеялся.
– Давай, доставай, – сказал Пасечник, который сообразил раньше, чем отец Фалафель. – Видишь, у людей обед начинается.
– А-а, – догадался, наконец, отец Фалафель, открывая пакет и доставая из него початую бутылку водки. – Так бы сразу и говорили бы.
–А говоришь, «ничего», – пожурил его детина и добавил, – с приятными людьми и дело приятно иметь.
– Еще бы нет, – подтвердил веселый лейтенант.
Затем он вытащил откуда-то пластмассовые стаканчики и раздал их присутствующим.
– Ни-ни, – сказал Фалафель. – Мы не пьем.
– Оно и видно, – сказал детина и снова засмеялся.
– Будет вам, в самом деле, – сказал лейтенант, – Зачем компанию обижать?
– Ну, раз такое дело, – сказал Пасечник, – то мы, со своей стороны, тоже присоединяемся… Верно, отец?
– Да сколько хотите, – подтвердил отец Фалафель.
– Давно пора, – сказал детина, разливая водку. – А когда пойдете, не забудьте вон бутылку вашу в кустах… Взяли тоже манеру бутылками расшвыриваться. А ведь тут, между прочим, школа, дети гуляют.
– Учтем, – пообещал Пасечник и салютовал своим стаканчиком.
И обед начался.
58. Пожар 19 февраля 2011 года
1
Никто, конечно, не сомневался, что это Бог посетил обитель 19-го февраля 2011 года и забрал с собой послушника Виктора, который задохнулся в дыму и не смог выбраться из горящего помещения.
Стоящий на отшибе двухэтажный монастырский домишко вспыхнул так, словно его перед этим три дня поливали бензином. Загорелось ночью, сразу на всех этажах, и – как сообщили приехавшие полчаса спустя пожарные – случилось это от плохой электропроводки, которую давно уже было пора поменять на хорошую. Не обошлось, впрочем, и без героев. Послушник Андрей получил несколько ожогов, вытаскивая из горящего дома два газовых баллона, а отец Зосима сломал себе ногу, геройски выпрыгнув со второго этажа, чтобы спасти монастырский архив. Даже благочинный Павел таскал из трапезной ведра с водой, пока в изнеможении не опустился прямо на землю, тяжело дыша и размазывая по лицу черный от пепла пот. Что же касается отца наместника, то про него рассказывали, что в это трагическое время он, словно новый Наполеон, смотрел на пожар со второго этажа административного корпуса, откуда время от времени подавал советы и торопил суетящихся внизу трудников и монахов, тем самым, несомненно, поддерживая в них боевой дух и крепость веры.
Впрочем, ни боевой дух, ни крепость веры не сумели уберечь на сей раз ни послушника Виктора, ни самого двухэтажного уютного дома.
Прошло совсем немного времени, и какие-то нехорошие люди стали собирать по избам и квартирам деньги на восстановление сгоревшего дома, хотя никто их на это не уполномочивал. А какие-то другие, но тоже нехорошие люди, прикинувшись отцом Нектарием, собирали деньги для семьи покойного послушника Виктора и делали это не только в Пскове, но и в Москве, и даже в далеком Череповце, а это был, конечно, форменный непорядок.
Дошло, конечно, и до Нектария.
– И как это прикажите понимать? – говорил он, выходя после обеда из трапезной и жмурясь на еще холодное мартовское солнышко. – Чужие люди собирают, да еще большие деньги, а вы и того не можете собрать!.. А еще православные, прости Господи. Какие же это православные, если не можете денег собрать в память о сгоревшем товарище.
– Да уж, – говорил стоящий рядом Павел и негромко смеялся, показывая свои желтые лошадиные зубы. – Другие бы, небось, давно бы уже насобирали сколько надо.
– Так ведь это мошенники же, – говорил кто-то из стоящих рядом. – Их милиция ищет.
– Что милиция, какая такая еще милиция, – сердился наместник, который не любил, чтобы его сбивали с мысли. – Вас хоть милицией, хоть чем стращай, а денег от вас все равно не дождешься, хоть осиновый кол у вас на голове теши.
– Мы собирали, – робко возражал кто-то из монахов.
– Собирали, – с отвращением говорил Нектарий, разглядывая подавшего реплику монаха. – И где оно, собранное-то это?.. Разве же так собирают?.. Да так вы и ста рублей не соберете.
– И пятидесяти не соберут, – вновь подал голос Павел.
– Да как же собирать-то, батюшка? – спрашивал кто-то из толпы. – Научи.
– Как собирать, как собирать, – ворчливо говорил отец наместник, по-прежнему с отвращением оглядывая стоящих. – Доверие должно быть сначала, вот что. Чтобы человек видел, что ты такой, каким ему кажешься, а не такой, как какая-нибудь змея подколодная, которая тебя же укусит да еще и обманет… А ты не так. Ты с человеком постой, поговори, пожалуйся сначала, посетуй, введи его в курс дела, чтобы он проникся нашим положением, а уж потом только говори про деньги, а не так, как некоторые, которые еще ничего не сказали, а руки уже протянули и норовят последнее отнять, ну в точь, как разбойник лесной.
– Да как же тогда? – спрашивал вновь кто-то неугомонный.
– Ласково, ласково, вот как надо, – объяснял наместник, помогая себе жестикуляцией. Ласково, а не так, чтобы от тебя во все стороны народ разбегался.
– Сколько же это времени-то уйдет, – с сомнением говорил кто-то из монахов
– А ты думал, это тебе раз-два и собрал, так, что ли?
– Он, наверное, думал, что денежки сами ему в подол посыплются, – сказал Павел и снова показал свои зубы. – Нет, милый, шалишь. Тут тоже потрудиться надо и к тому же изо всех сил. Потому что какой же ты монах, если не заботишься о своей обители?
– А как же Христос-то, батюшка? – спрашивал с другого конца какой-то непонятливый монах. – Христос-то ведь говорил «не стяжай», да «раздай».
– И правильно говорил, – изрекал отец наместник, который давно уже твердо знал, что надо отвечать на всякого рода сомнительные вопросы вроде этого. – Так ведь ты же не в свой карман собираешь, а для матери православной церкви. Чувствуешь, какая разница? – добавлял он, презрительно улыбаясь, словно удивлялся, что должен объяснять кому-то такие простые вещи.
– И все-таки не монашеское это дело,– негромко сказал отец Мануил.
– А ты смиряйся, – сердито сказал отец наместник. – Ишь, не монашеское… А может, как раз монашеское, тебе-то откуда знать?
Впрочем, и без того приведенный аргумент возымел свое благотворное действие.
Морща лбы, монахи расходились по своим богоспасаемым келиям.
– И все-таки вы пособирайте, – сказал наместник, поворачиваясь, чтобы отправиться к себе. – Стыдно ведь. Чужие люди собирают, а свои не могут и какую-то ерунду собрать… Стыдно.
2
Иногда мне начинает казаться, что в один прекрасный день вся эта старая, изношенная временем проводка, проложенная в наших домах, вдруг заискрится «от тайги до британских морей», вспыхнет и запылает вместе со всей этой нелепой, несчастной, страдающей страной, которой, по словам одного русского философа, было суждено,