Читать интересную книгу Хозяйка Медной Горы. Часть I. Чужаки - Варвара Крайванова

потеря зрения была среди них не самой страшной. Глаза ― хрупкий и важный орган. Современная медицина в совершенстве умеет его восстанавливать. Вернону вернут и глазное яблоко, и нейронную связь с ним. Тяжесть и слабость во всем теле, ноющая боль в шее при попытке хоть немного напрячь мышцы ― все это тоже ерунда.

Значение имела только жажда. Мучительная. Жуткая. Сухой язык царапал небо. Вернон закрыл глаза. Веки ― словно наждачная бумага. Сердце тяжело, медленно бухает в груди. Отдается в висках. Бум. Бум. Бум. Бум. Без паники. Он жив. Паника и отчаяние ведут в никуда. Он в сознании. Сейчас он соберется с мыслями и оценит ситуацию. Составит план. Будет его придерживаться. Это всегда срабатывало. Даже в тот, самый первый, раз. Самый страшный. Третий месяц после выхода в системе Аделаир. Уже подлатали корабль, стабилизировали все системы, но работы было все равно слишком много. Все очень устали. Дежурный заснул за пультом и пропустил астероид. Им всем повезло, что камень прошел по касательной, задев лишь один отсек. Четвертому и седьмой, работавшим в том отсеке, тоже повезло, ведь четвертый заметил в крохотном техническом иллюминаторе летевшую на них глыбу. «Повезло?» То, что случилось дальше, до сих пор страшно было даже вспоминать. «Тогда мы оба выжили». И сейчас совсем не так плохо.

«Хорошо. Как конкретно сейчас?» Вернон четко, в деталях, мог воспроизвести последние минуты перед потерей сознания. Чужие пальцы на шее. Выстрел в дракона. Странно вялое, тяжелое тело черно-белого человека. Удар головой. Затылком, с правой стороны. Что произошло после? Судя по степени обезвоживания, без сознания он провалялся не один день. Дольше, чем он бы ожидал, ведь голова у него крепкая. Разноцветные облачка пыли. «Мох. Надышался, наверное. А потом аборигены добавили».

Бум-бум. Бум. Бум. Пульс попытался ускориться, но кровь оказалась слишком вязкой. Разрисованное лицо. Светлые, почти белые глаза над респиратором. «Это был человек. Человек же??» По спине пробежал странный, не знакомый Вернону холодок. Ощущение это было пыльным и затхлым, словно вынутым из погреба, из глубины веков, еще до космической экспансии, когда люди не просто разделяли всех на своих и чужих, но и отказывали чужим в праве считаться людьми. Племена, ведущие свой род от разных тотемных животных. Касты. Сословия. Религии, сеющие раздор на одном лишь только основании следования различным ритуалам. Нации, полагающие особенности внешности, язык или совсем уж эфемерные вещи, вроде предпочтений в музыке и одежде, достаточной причиной, чтобы вычеркнуть некоторых homo sapiens из списка людей.

С ростом базового благосостояния и доступности научно достоверной информации все эти надуманные условности постепенно растворились в том, что действительно имело значение. От тех темных дней осталась лишь сухая память в исторических хрониках, и жуткие в своей правдивости рассказы о том, как люди с невероятным упорством вырезали эти несуществующие границы тупым ржавым ножом по живому телу собственной цивилизации.

Когда каждый с детства видит вокруг яркое, захватывающее разнообразие лиц, мнений и интересов, когда в молодости каждый может попробовать себя в самых разных сферах, границы, возникающие между группами, никогда не превращались в стены, через которые стороны не слышат друг друга.

«Потому что те, кто не слышат, уходят в вейверы». Бум. Бум. Бум. Мысль о том, что он сам ― вейвер, но при этом не очень представляет, как можно не слышать других, струйкой дыма вплыла было в сознание, но быстро растворилась в нараставшем беспокойстве. План не складывался.

Плененные партизаны. Расстрелянные заложники. Сожженные на кострах еретики.

Вернон попытался сглотнуть. Пить хотелось очень сильно.

Следовали ли гуманистическим принципам хозяева Ковчега Вудвейл? Сохранили ли эти принципы их потомки? «Полторы сотни лет изоляции». Вернон вспомнил себя после пяти лет экспедиции на Аделаир. Как пришлось заново привыкать, что существуют другие люди. Как напугал врача, красивую темнокожую женщину по имени Ксения, тем, что никак не мог на нее наглядеться. Она решила, что это ― симптом какой-то соматической патологии, и несколько минут листала показатели мониторинга его здоровья, прежде чем догадалась спросить, в чем дело. Вернон слабо улыбнулся. «А ведь многие из Б-32 могли бы показаться необычными сто пятьдесят лет назад». При почти полном отсутствии стабилизирующего отбора и невиданном расцвете медицины, раздробленный на множество изолированных популяций, а затем вновь собранный воедино вид homo sapiens поражал своим разнообразием.

Бум. Бум. Очередное неприятное озарение заставило Вернона сосредоточиться на своем дыхании. Когда этот Ковчег покидал Землю, никто еще не слышал о генетических комплексах. «Меня проще простого записать в нелюди». Даже если среди аборигенов и были высокие люди, вряд ли они весили по двести килограмм. А ведь были еще и шрамы. Возвращенцы имели право на полное устранение всех проблем со здоровьем, полученных во время экспедиции, в пределах возможностей современной медицины, но каждый пользовался этим правом по своему усмотрению: Алия, например, стерла все следы со своего идеального тела, а Джамиль даже чужой глаз не заменил. Вернон тоже сначала думал избавиться от всех отметин, но потом увидел в моделирующем зеркале, как будет выглядеть без них, и понял, что просто не узнает себя. Не стал оставлять бугристые следы наскоро схваченных Робом швов и уродливые пятна ожогов, но тонкие линии на их месте решил сохранить. «Представляю, как местные меня видят». Огромный. Сильный. Весь в неестественных шрамах. Страшный. Вернон сглотнул. Ослепший, едва дышащий. Беспомощный. Пить захотелось еще сильнее.

Выдох получился рваным: очень сложно не паниковать. Отвлечься. Задавать вопросы. Строить план.

Кто эти люди? Он смог различить троих. Они почти не разговаривали, но по звукам, теням и движению воздуха Вернон ощущал их присутствие.

Время он измерял приходами Нервного. Похоже, тот отвечал за очередную дозу отравы. Приходил, прижимал что-то сырое и скользкое к лицу Ямакавы. Ждал, пока пленник сделает несколько вдохов, и уходил. Вернон не помнил, чтобы Нервный разговаривал с остальными. Почему Нервный? Вернон не мог объяснить. Как с моделями операций, просто чувствовал, и все. Тревогу. Сомнения. И лютую ненависть, пугавшую, похоже, и самого Нервного. Как часто он приходил? Раз в день? Два?

Вторая ― Маленькие Ручки.