Коснулась стены, посылая волну тепла.
— Спасибо тебе, Город. Спасибо за все!
Ответная улыбка промелькнула в огне сверкающей люстры.
«Пожалуйста, Хозяйка!»
Цок-цок-цок мимо огромных залов, где вдалеке слышны первые негромкие разговоры и робкий смех, греющий сердце.
Кинъярэ был неподалеку от тронного зала, о чем-то негромко переговариваясь с одним из Высших альконов Совета. Она подошла, не стесняясь, коснулась порывисто его руки, переплетая пальцы. Сдвинула выше рукав. Спрятал метку?
— Верни. Верни, Кин-нэ, мой Мастер. Я знаю правду, и не хочу, чтобы ты избегал меня и прятал брачные узоры. Ты мой, и я хочу, чтобы все об этом знали!
Да, драконица её испортила! Разве бы Риаррэ осмелилась разговаривать с Мастером раньше в таком тоне? Но раньше он и не был её супругом…
— Пожалуй, мы договорим позже, — усмехнулся, сверкнув глазами, собеседник Первого, приветственно кивнув ей, — а пока я вас оставлю.
Она отбросила неуютное ощущение, сосредоточившись на замершем напротив мужчине. Вгляделась в него пристально. Тот наблюдал за ней из-под ресниц, чуть наклонившись вперед, словно принюхивающийся хищник.
— Хорошо. Очень хорошо, что ты приняла это, Яррра, — в чужом голосе промелькнули рычащие нотки, — потому что я все равно никогда бы тебя не отпустил.
Сильная рука прижала к прохладному телу, давая услышать биение его сердце, увидеть потемневшие, пульсирующие зрачки и сжимающиеся когти, бережно сомкнувшиеся на талии. Драконий хвост скользнул под тунику, пощекотав бок и вызвав смешок, смешанный со знакомой дрожью предвкушения. Кто-то слишком долго отлынивал от супружеского долга!
— Это я тебя никогда не отпущу! — ухватила руками за плечи, заглядывая в знакомую бездну. — Я тебе хвост накручу и оторву вместе с крыльями, если ты посмотришь куда-то в сторону, мой Драгоценнейший. Слышишшш-шь меня?
Драконица внутри согласно рыкнула. Нет, этот черный красавец только их!
— А была такой скромной девочкой… — чужое дыхание обожгло, — ревность — это признак недоверия. Я давал повод себе не доверять, Яра?
Блеск чужих глаз обжигает душу, заставляя отогнать призраков прошлого. Сказать несколько простых слов иногда безумно, до боли, до скрежета зубовного сложно.
— Нет, мой Мастер. Мой Кин-нэ. Ты всегда был со мной предельно честен, — не удержалась, зарылась руками в шелковистые белоснежные волосы, растрепывая косу.
— Я рад, — неожиданно серьезное, — рад, что нашел тебя, моя Гардэ, моя атали.
— Атали? — нежные-нежные поцелуи на шее ужасно отвлекали от разговора.
— Пара, — короткий ответ — и её подхватывают, беря на руки, как пушинку, — если уж ты узнала большую часть того, что я скрывал, пожалуй, нам стоит пообщщ-щаться поближ-же…
Выдохнул прямо в губы, впиваясь жадным поцелуем, словно душу стремясь вынуть, выпить её дыхание, подарив взамен — свое, разделить каждый вдох на двоих.
Она прижмурилась, вцепляясь когтями в его плечи, вжимаясь в жесткое тело, оплетая ногами и руками. Мой. Мой. Мой.
После стольких бед, после моря боли. И пусть ещё ничего не кончено — у них есть эта небольшая передышка, и они разделят её на двоих, а там… Смерть милостива, она все видит.
***
Интерлюдия 8. Кровь альконов.
Кровь определяет нашу суть.
Надпись в Храме Смерти
Кейнарэ
Тихо-тихо в огромном покое, только изредка слышатся прерывистые вздохи и бессвязный шепот. Только поднимается из кресла рядом с огромной разложенной постелью худой беловолосый мужчина, протирая лоб спящего тряпицей и поднося к его губам кувшин с водой.
Кейнар только тихо вздохнул, в очередной раз успокаивая мечущегося по постели друга. Изменения были уже видны невооруженным глазом — от айтири в спящем практически ничего не осталось. Уши заострились, вытягиваясь ещё сильнее, когти стали острее, сверкая алмазной крошкой, кожа посеребрилась, словно присыпались пеплом волосы…
Пальцы привычно взяли безвольную руку, отсчитывая пульс. Он скоро очнется, осталось немного. И остается только надеяться, что после всего, через что им пришлось пройти, ему не придется убивать друга своими руками. Ше’Тариналь… это имя умерло вместе с сущностью айтири, а новое только предстояло дать.
Алькон откинул голову на спинку кресла, прикрывая глаза. После побега из тюрьмы мир взорвался яркими красками, оглушая и не давая возможности остановиться, сойти с пути и немного подумать о происходящем. Слишком много всего. Слишком тяжело. В окно спальни просочился вечерний луч, заставив губы дрогнуть в улыбке. Переживет ли он полный Круг, призыв Смерти? Переживут ли его все они?
— Кей? — тихий хрип заставил вздрогнуть, выдергивая резко из невесёлых размышлений.
— Жив!..
Мужчина метнулся к постели, опускаясь на колени, впиваясь испытывающим взглядом в бледно-лиловые глаза нового алькона. Нет, пока ещё не алькона, но… В глазах друга, который единственный не дал ему сойти с ума за долгие годы заключения, светились разум и воля. Он прощупал чужие эмоции — смятение, удивление, радость — но ни капли ярости, злобы или отвращения. Когти с тихим вздохом разжались. Он не потерял рассудок. Не потерял себя в чуждой силе.
— Все-таки… сделал по-своему… мерзавец, — беззлобно шепнул бывший айтири, жадно присасываясь к жидкости в кувшине, приобретшей сегодня темно-серебристый оттенок.
Кейнар дождался, когда друг выпьет все, до последней капли, лишь потом спросив:
— Понравилось?
Потемневшие до ярко-фиалкового оттенка глаза друга зло блеснули в ответ.
— Что ты туда намешал? Опять ваши альконские штучки?
— Я сделал то, что должен был сделать, — последовал тут же ответ, только лукавые искорки в глазах говорили о том, что алькон доволен происходящим и получает ни с чем не сравнимое удовольствие, — и да, там была моя кровь, смешанная с водой. Вижу, что тебе понравилось.
— Вот теперь уже не уверен, — тихий фырк, — может, расскажешь мне толком, что происходит? После нашего побега все как в тумане, а теперь…
Голос упал. Тар опустил взгляд на худые, как палка, когтистые руки, на сереющую кожу, поймал прядь пепельно-белых волос, накручивая машинально на коготь. Раскосые глаза угрожающе сощурились. Новорожденный алькон с трудом приподнялся, хватая ртом воздух и буквально прошипел:
— Надеюсь, ты соизволишь рассказать с подробностями, почему ты принял за меня такое решение, друг мой…
Он шипел и сердился, но они оба знали, что другого выхода просто не было, что даже то, что все получилось, было настоящим чудом. И, если им удастся вернуть Смерть, то новый алькон будет обязан пройти посвящение богини, полностью отрекаясь от прошлой жизни. Но преданный когда-то теми, кому доверил свою жизнь и душу, бывший айтири нисколько об этом не сожалел — разве что опасался расшибить лоб об ту же стену.
* * *
Кинъярэ Амондо, Первый алькон
Быстрые шаги — но неслышные. Это крыло замка стояло отдельно от других, самое дальнее и самое защищенное — как от угрозы извне, так и от попытки вырваться изнутри. Комфортабельная темница, золоченая клетка для тех, кого ещё не записали в заклятые враги, но уже лишили доверия. Два алькона встретились перед дверями, молча кивнув друг другу.
— Отец, зачем ты?..
— Затем, что ты сейчас необъективен, сын. Ты привязан к нему, ты когда-то связал вас кровными узы, сделав своим братом, и потому его предательство тебя едва не убило. Сейчас ты в смятении. Ты уверен, что не сделал ошибки?
— Как в свое время ты? — жестокий вопрос.
Синие глаза старшего мужчины гневно блеснули, но он лишь сжал зубы, принимая справедливый упрек.
— Но ты же не хочешь, чтобы мы снова упали в ту же пропасть, что и по моей вине?
— Я знаю, что этого не случится. И не беспокойся обо мне. Мне хватит решимости убить, если я пойму, что он жаждет власти превыше всего. Более того, я стребую с него клятву верности на крови, в Храме Смерти. Я больше не повторю прежних ошибок. Если Азгар оступится — его покарает пламя.