Она никогда не была слишком сентиментальной, а после всего произошедшего и вовсе отвыкла доверять, вот только… От случившегося не отмахнешься, не забудешь. Воспоминания, которые Мастер… Кин, так старательно ей заблокировал, все равно вернулись, принеся румянец смущения и капельку бешенства. Хотелось кое-кого немного подрать, вцепляясь драконьими когтями в загривок. Нет, она понимала, отчего он это сделал — не время и не место для их чувств было, но… обидно? Пожалуй. Немного. А ещё до стиснутых зубов хочет ощутить рядом аромат лилий и тлена, смешанный с горьким миндалем, ощутить на себе жар рук чёрного дракона, и выспросить, наконец, что за ритуал он проводил и почему для этого потребовалось то, что потребовалось в древнем Храме. И Храм Смерти после этого проснулся — нет никаких сомнений!
А ещё просто хотелось признать перед самой собой — она любит. Несмотря на боль предательств, потери, разочарования. Его отвратительный характер, властность и жесткость, стремление контролировать все вокруг. Но ведь было и другое. Забота — даже тогда, когда она ни о чем не просила. И не только она. Кинъярэ защищал своих до последнего издыхания, отдавая всего себя — он действительно был истинным властителем.
— Ттмара, как думаешь, у нас с ним что-нибудь выйдет? — спросила, глядя в хитрющие глаза подруги.
«Смешная Ярра. Какая ж ты смешная. Сколько мыслей, метаний! Ты глазам своим верь, чувствам. Он тебе как вторая рука, твое продолжение. А ты — его. Разве может не получиться?»
— Будто ты со своим айтири кругами не ходишь!
Во дворе слышался негромкий гомон — в Иррилиме размещали и женщин-альконов, которых, наконец, удалось увидеть. Их было не так уж много — уставших, истощенных, но не сдавшихся до конца. Пока ещё почти не было улыбок — только боязливые взгляды и забота немногих мужчин. До ритуала, который должен был уничтожить проклятые оковы рабства, осталось совсем немного — собрать, наконец, Круг.
Вдруг Мара вскинулась, завыла тонко, глядя в бескрайние небеса. Вдалеке показалась точка, которая росла с каждым мгновением. Сердце забилось бешено, совершенно сумасшедше, почти выпрыгивая из груди. Йаррэ стиснула пальцы, царапая когтями каменную кладку стены, вглядываясь до рези в глазах, пока не увидела двух летящих драконов. Двух?! Кто не вернулся?
Тлен и пепел, когда она успела стать такой паникершей? Гибкие большие тела с мощными лапами, огромные крылья, отливающие синевой на солнце, роговые пластины на хребте, и выступы на морде. У каждого на крыльях — свой узор, извивающийся причудливой вязью. Кто умеет его читать — узнает и имя алькона, и его род, и место в иерархии. Драконы летели осторожно, куда медленнее, чем они могли бы. И только теперь она заметила, что у каждого в когтях есть ноша. Тела. Только вот — чьи?
И тут связь обрушилась, как твердь на голову, одаривая ощущением сдерживаемой жажды, радости встречи, тщетно запрятываемой тоски и усталости. Правый черный дракон с лиловыми узорами на крыльях резко прибавил ходу, идя на снижение во двор. Сгрузил свою ношу — и снова взвился вверх. К ней. Губы тронула улыбка, которую она спрятала тут же в кулаке. Хотела уже сама броситься навстречу, подставить крыльям небо, но черная тварь уже поравнялась с крепостной стеной, захлопали мягко крылья. Миг. Другой. И на плиты ступает мужчина, кутаясь в неизменный плащ с кроваво-алым подбоем. Его движения быстрые, резкие — но она все равно успевает сделать шаг навстречу, падая в его объятья, жадно вдыхая знакомый запах, зарываясь носом в растрепанную белую косу.
— Mie ataly! Tanade belle nartenu…
— Какая же ты тварь, мой Мастер, — выдохнула тихонько прямо в дрогнувшее ухо, прикусывая его и с удовольствием слушая тихий рокот зверя.
Ударила легонько по плечу, дернула за косу, совершенно уже лишенная всякого страха.
— Я боялась до безумия. За тебя. За всех вас. Когда я почувствовала, что твое сердце остановилось… — сглотнула, упрямо мотнув головой.
— А я думал ты злишься на то, что случилось между нами в Храме, — низкий голос прокрался в каждый уголок души, лаская.
Жесткая ладонь легла ей на голову, мягко поглаживая когтями волосы.
— На то, что заставил меня забыть… возможно, немного, — Йаррэ уже взяла себя в руки, вернув обычный прохладный тон.
Если бы ещё можно было бы так просто вернуть хладнокровие!
— Так как все прошло? — все-таки спросила.
— Гораздо лучше, чем я думал, — ровный ответ.
Прерывистое дыхание над ухом. Скрежет клыков.
— Нет, это действительно невыносимо, жить, не дыша тобой…
И этот исполненный муки шепот словно прорвал внутри плотину, заставляя дернуть чужую косу резко, жестко, вцепиться второй рукой в его плечо, потянувшись, впиться в тонкие бледные губы первой, тут же отдавая управление ему. Жарко, жадно, горячо. Так, что, кажется, оба сердца пылают в груди. Приглушенный стон. Его рука под рубашкой, её — пробирающаяся под пояс его брюк.
Кинъярэ обхватил её руками за талию, приподнимая, как пушинку, давая возможность повиснуть на себе, лаская шею и плечи мягкой кисточкой хвоста, вырывая жадкие, отчаянные стоны. Шептал что-то прерывисто, переходя с одного языка на другой… Не до нежности сейчас, слиться бы с ним, надышаться, обвиться вокруг лианой, никуда больше не отпуская.
— Я понимаю, что ты соскучился по своей… Яре, сын, но, к сожалению, у нас много дел, — голос, раздавшийся откуда-то снизу, заставил досадливо рыкнуть, кажется, их обоих.
Увы, Владыка Кариньяр не устыдился и не исчез, продолжая смотреть снизу вверх. На то, что он перестанет ехидничать, и им позволят уединиться, надежды не было.
— Так и не скажешь мне, что это был за ритуал? — шепнула тихо. — Я ведь и сама узнать могу, да и подозрения… закрадываются… Драгоценнейший мой.
— Ты скоро все узнаешь, не беспокойся. Все, что я делаю — я делаю тебе во благо.
Посмотрела на него прямо, спокойно. Искренность его слов Риаррэ ценила превыше всего. Мастер никогда не лгал ей.
— Я тебе верю, — так просто и естественно стало теперь говорить это «ты», — второй дракон — Йер? Как он? — спросила с тревогой, не решаясь задать вопрос о другом альконе.
— В порядке, насколько это возможно, — мужчина взял её за руку, переплетая пальцы, и начал медленно спускаться вниз, — в его случае, — уточнил, продолжая крепко обвивать хвостом за талию, — все решится после ритуала… Нэкро Сайнар тоже с нами — он скоро придет в себя, и…
— Ирр? — не сумела сдержать крик изумления, увидев, кого именно двое альконов осторожно переносят на носилках внутрь.
— Тиш-шше!
— Они… не знают, кто он? — сообразила, резко отвернувшись.
— Естественно, нет. И, если мне нужно, чтобы Азгар выжил, то и не узнают.
Да, это решение имело смысл. Обозленные альконы бывшего ирра не пощадят. И, пусть у неё самой ещё не успели толком образоваться именно к этому магу какие-либо счеты, но…
— Почему ты его пощадил? Я имею право задать этот вопрос?
Усталость. Терпкая нотка тоски. Благодарность. Чужие чувства проникали под кожу, щекочась и смущая.
— Потому что он пожертвовал собой, закрыв сына.
Ответ на мгновение выбил дух, ошеломляя. Люди… сколько живешь — никогда не научишься их понимать, не сможешь предугадать чужие действия! Даже самый отъявленный мерзавец может в единый миг проявить благородство.
— Считаешь, для него не все ещё кончено? Даже после всего, что он творил? — она не осуждала — просто интересовалась.
Мужская дружба не то, что женская. Мужчина порой способен простить то, за что женщина уничтожит.
— Он был юн и глуп, когда все началось, а после уже был не волен что-либо изменить. Он ведь — кривая усмешка ранит холодные черты, — даже защищал нас по-своему, как мог. Иначе я был бы мертв задолго до нашего знакомства. Азгар сам оказался марионеткой своего старшего брата-близнеца. Того самого мальца, которого когда-то мой отец вопреки всем законам напоил собственной кровью. А тот не только выздоровел, но и обрел подобие наших сил, так и не переродившись в полноценного алькона.