— Двадцать лет тебе сроку, — звенит в крошеве сыпящегося с неба льда голос, — я милосерднее тебя, гончая. Если за двадцать лет ты не сможешь измениться, не возместишь ущерб, что нанес своими действиями моим детям, то навеки псом обернешься! Если же сможешь, раскаешься истинно — приходи в мою столицу, зайди в Храм — и я сниму свое проклятье!
И вот уже в следующий миг она далеко-далеко — у границ айтири. Их защищает мерцающий щит её сестры, она не сможет извести их клятую расу под корень, да и не хочет — это тоже будет нарушением равновесия. Но право мести, право реванша у неё есть. Миг — и её сила просачивается сквозь все щиты, находя зачинщиков, тех, кто все продумал много лет назад, кто хотел остаться в тени, тех, кто уничтожил её сердце, её супруга и хотел уничтожить их детей.
Одно желание — и их сердца останавливаются в единый миг. Она не длит агонию — к чему, если после смерти они будут именно в её власти?
Вихрь несется все дальше и дальше, срывая листву с вечнозеленых деревьев, латая ткань мира, восстанавливая утраченное. Вихрь знает, как ему получить свое.
Морта, сестра Смерть, собирают жатву, зная, что детьми займется брат. Там, вдалеке, где горит пламя отсветов, восстанавливается из руин их страна, пробуждаются города. Да, шрамы зарастут не сразу, но… быстрее, чем думают многие. Её дети сильны, сильны, как никогда!
Она уже думает возвращаться, когда сердце улавливает что-то… тусклую теплую нить, что ведет от сердца к сердцу. Нить, которая, как она думала, давно погасла, растворяясь по чужой злобной воле. И крик метнувшегося вниз вихря совпал с другим, негромким и не менее отчаянным:
— Отец! — кричал, пикируя, сложив крылья, темно-фиолетовый дракон с глазами Феарена.
— Иаррин… — выдохнула, ступившаяся на порог небольшого дома, прячущегося под сенью лесов, Морта, не сводя глаз с худого высокого мужчины. Тот неверяще смотрел на неё, сжимая чуть дрожащие пальцы.
И только услышав в ответ тихое:
— Атали миа, луна моя… — всемогущая сущность почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
Первые за долгие тысячи лет. Она бросилась в родные объятья, жадно вдыхая знакомый запах цветов и леса, обвилась, оплелась вокруг, не смея надышаться, ничего не требуя и не прося, ничего больше не желая.
Иаррин стиснул гибкое, такое желанное женское тело в своих объятьях, все ещё не веря, что это не сон. Нет, открытие врат от почувствовал — и не мог не почувствовать, не поверить, корчась в агонии, что спало древнее проклятье, мучающее его все эти долгие бессмысленные годы. Искалеченные пальцы стиснули замершую фигурку. Он потянулся почти слепо, почти неверяще, жадно накрывая её губы своими, не в силах напиться. Оторвался, смотря поверх неё на замершего в дверях сына — того, кого он почти не имел шанса узнать когда-то.
Высокий, светловолосый, с хищным профилем и горбинкой на носу, с жилистым сильным телом воина и ледяными глазами убийцы. Его сын. Первый алькон. Знакомый незнакомец. Кажется, они оба пока толком не знали, что делать, не пришли в себя, оглушенные происходящим, но Иаррин, словно очнувшись ото сна, поманил его молча, тут же крепко обнимая другой рукой.
— Мой мальчик, — в сухих мшистых глазах блеснула непролитые слезы.
Да, им многое придется изменить и исправить, им придется научиться жить с совершенными ошибками, но, разве это важно, если ты — любишь? И ты любим. Если твоя семья жива, твой народ возрождается, а твоя боль и твои мучения воздались врагам сторицей?
— Мы больше не расстанемся, — жесткая когтистая ладонь супруги с силой сжала его, как будто боялась, что он растворится в тумане, — никогда не отпущу тебя, боль моя, судьба моя, Иаррин!
* * *
Иррилим. Главный Храм
В Храме было тихо-тихо — казалось, что ещё немного — и воздух зазвенит, буквально взрываясь от напряжения. Высокий темноволосый мужчина задумчиво оглядывался по сторонам. Когти сжались на рукояти оружия, но он быстро отозвал от-ха. Знал — сейчас не время и не место. Не зря самой сложной работой занялась сестра, она понимала — сейчас он не сможет себя сдержать и просто уничтожит в ярости порученный их заботам мир.
Вместо этого, не обращая внимания ни на кого из присутствующих, он медленно повернулся к алтарю, не сводя глаз, заполненных мерцающим лиловым светом, со сплетенной в объятиях смерти пары. Медленно, плавно, он подошел к тем, кто отдал все, что было, вычерпывая себя до дна, чтобы только их вернуть и помочь своему народу. Нет, все их дети старались. Все. Но эти отдали куда больше других. А, значит, и награда должна быть весомой.
Он не шевельнулся, подойдя и встав над ними у алтаря. Только посмотрел внимательно, пронзительно — и сила, повинуясь Морту, закружилась в воздухе, искрами опускаясь на застывшие тела. Он видел их души — яркие, сверкающие, они вились поодаль, не отпуская друг друга.
Миг — и клинок, не выходя из тел, растворяется, зарастают смертельные раны. Коготь медленно подманивает уставшие души, он ловит их в ладонь, накрывая второй и, неожиданно, жесткие губы чуть раздвигаются в слабом подобии улыбки.
— Вы сделали гораздо больше, чем мы просили. Но, главное, вы делали это вместе, не принося в жертву друг друга. Мы этого не забудем, поверьте!
Легкое дыхание вырвалось изо рта, облаком укутывая светящиеся души, одаряя их силой, которая, позже, позволит стать богами этого мира. Когда-нибудь… ещё очень нескоро.
— Пусть ваш путь будет легким, отныне на вас моя защита и мое благословение. Я, Карающий этого мира, даю вам свое Слово — Кинъярэ и Риаррэ, мои дети, мои маленькие души — больше никто не причинит вам зла, а всякий осмелившийся сгорит в моем пламени.
Губы приоткрылись, дунули снова — и души облачками скользнули в тела, устраиваясь поудобнее на знакомом месте, переплетаясь всеми возможными нитями.
Тихий выдох за спиной подсказал, что все присутствующие его услышали.
Ладонь легла на лоб мерно задышавшей девушки, задержавшись на щеке и запуская сноп почти невидимых искр. Переместилась на горло мужчины. Кошмары не будут их больше мучить, вся сгладится и рассеется.
Мужчина обернулся к склонившимся альконам, посмотрев прямо в глаза бывшему Владыке.
— Когда-то ты совершил ошибку, Кариньяр. Готов послужить мне, искупляя её?
— Быть твоей рукой великая честь, Отец мой!
Мужчина поклонился с достоинством, не падая на колени. Карающий Брат тихо хмыкнул, не размыкая губ. Гордец! Сделал шаг, касаясь рукой обнаженной груди мужчины. Тот не дернулся, не закричал, стискивая клыки. Да, терпеть боль ты хорошо умеешь… но это будет последняя боль в твоей жизни, Рука Бога.
Ладонь Морта отдернулась, оставляя на груди алькона горящий отпечаток, который, извиваясь, принял форму оскалившегося дракона с короной зубцов на голове.
— Служи мне верно… — усмехнулись бескровные губы.
Бездонные глаза медленно обвели каждого присутствующего в зале. Остановились на Сайнаре, смотрящем в пол, выделили Кейнарэ, готового броситься к другу, прожгли Тайлу, замершую, зло кусая губы, у стены.
Темные искры взвились в воздух, оседая на коже его избранников, одаривая их — каждого — чем-то своим — по воле великой силы.
А потом Карающий поклонился им всем — низко, почти до земли.
— Спасибо вам, дети. Спящие и бодрствующие, отчаявшиеся и верные, юные — и древние. Только благодаря вам мы вернулись. Только ваша любовь и ваша надежда, разорвали грань и дали нам силу. Запомните этот момент. Запомните все, что вы пережили. Это прошло. Это больше никогда не повторится, но, — мужчина резко выпрямился, — никогда не забывайте о том, что угроза уничтожается в зародыше. Никогда не предавайте друг друга, дети. Ваш покровитель Феарен скоро вернется к вам и поможет с восстановлением страны. Моррэтаэ снова будет жить!
«Будет жить», — пронеслось эхом. Руки прижались к груди.
Каратель растворился во тьме зала, словно его и не было. И только мерцающие стены, оживший алтарь, да спящие живительным сном жертвы говорили о том, что все произошедшее — правда.