257. РУССКИЙ ИСТОРИК
Русский историк, не знавший страха,Выстоял вахту, вышел на приступ.Он воскрешал из тлена и прахаВсех пугачевцев и декабристов.Ржавые пятна с реляций вытер,Темное дело в архивах поднял,Чтобы восстал бунтующий Питер,Вросший в гранит и всосанный в отмель.
Он приказал: «Раскрывайся настежь,Юность былая, ярость былая!Что ты темнишь и глаза мне застишь,Обло, озорно, стозевно, лаяй?»Он рассказал о самосгораньеРусских юношей в пламени зарев:Свадьбу справляли с гибелью раннейГордый Печорин, дерзкий Базаров.
А между тем подспудное делоШло, как бывало, немо и грозно,Не истлевало и не хладело,Не застывало казенной бронзой.Так, не ища дешевых ответовВ лепете многотиражных книжек,Русский историк, горя отведав,Правое поднял, лживое выжег.
Эта работа шла понемногуВ библиотеках и в чистом поле,С жизнью об руку, с временем в ногу,В песнях застольных и в стонах боли.Эта работа сегодня длится,Нет ей конца и в двадцатом веке.Подняты к звездам юные лица.В дальнюю даль зарублены вехи.
1974, 1975
258. НЕ НАУКА
История — это воскрешение.
Жюль Мишле
Ты как любовь, история! Ты мукаИ радость для пытливого ума.Ты что угодно — только не наука,Не пыльные, прочтенные тома;
Не мертвая Помпея, не Пальмира,Не спекшаяся в жидкой лаве мышь.На всех путях и перепутьях мираТы грозами весенними гремишь.
Встань во весь рост, гляди в живые лица,В загадочные действия людей,Осмелься их весельем веселиться,Их горькими заботами владей.
Рифмуй куплет, малюй плакаты ярче,Расти, опара, на живых дрожжах,Тощай и бедствуй на пайковом харче,Всем сострадай, рыданья не сдержав.
Всё пригодится, всё тебе на благо,Всё ты вплетешь в сверкающую ткань.Запенься же морской соленой брагой,Шей и пори, мни глину и чекань!
Как под тобою почва благодатна!Как над тобою Млечный блещет Путь!Чем хочешь будь — Вергилием у Данта,Голубкой у Пикассо, — только будь!
Я твой слуга, но критике подвергнусь,Как интеллектуал-интеллигент,За то, что защищаю достоверностьНедостоверных мифов и легенд.
1975
259. КОНЕЦ ВЕКА
Осталось четверть века — и проститсяЗемное поколение с двадцатым.Погаснет век, сверкавший нам Жар-птицей.Но, черт возьми, куда же до конца там!
Хоть и не пьян — а море по колено.Хоть и не трезв — а вырастил потомство.И, письма рассылая по вселенной,Он понемногу раздвигает дом свой.
Не подражает медоносным пчеламИ впрок шестиугольных сот не строит.Дороге — бездорожье предпочел онИ по кривой летит как астероид.
Куда? — Хотя бы к черту на кулички,В открытый космос, в черный бархат стужи,Там люди жаждут братской перекличкиИ чуда ждут, стянув ремни потуже.
Как будто бы средневековый прадедПерегрузил наш век воображеньем.И зябнущего старца лихорадит:Кого на ком еще мы переженим?
Наивный, добрый, легковерный кафр,Малюет он абстрактные полотнаИ небоскребами лихих метафорВсе пригороды заселяет плотно.
А между делом в мирозданье стройномОн разглядел опасные пробелы, —Затрясся ошарашенный астроном,Остолбенел философ оробелый.
Всем репортерам измочалив нервыМорзянкой потрясающих известий,Двадцатый век, встречая двадцать первый,Не тормозит и на последнем въезде.
Так не ищите же столпотворенья,Раз выдумка сбывается любая!Ведь и поэт в конце стихотвореньяГнет как попало, время огибая!
1974
260. КАМЕННЫЙ ВЕК
Как будто бы в каменном веке, в иных временах пролеглиНемые, глухие, лихие пространства воды и земли.
Там голые смуглые твари, над красным кремнем не дыша,Сгрудились как овцы, и стала костром их ночная душа.
И кто-то уже догадался, что все-таки он человек,Но тут же исчезла догадка, и тянется каменный век.
И красные оползни глины над северной серой рекойНавеки недвижные дремлют, и длится, и длится покой.
И кости, и кубки, и кольца давно превратились во прах.Лишь солнце малиновым камнем пылает на голых горах.
1975
261. ДО РОЖДЕНИЯ
О чем ты бредишь, что ты бродишь,Тень меж теней, звено в цепи?Спи, человеческий зародыш,Дождись рожденья, крепко спи!
Спи и потягивайся сладко…Ты ищешь маму? — Вот она!Да будет мягкою посадкаДля неземного летуна!
Сначала горько ты заплачешь,Смешными ножками суча.Ты ничего еще не значишь,Личинка чья-то иль ничья.
Жди, человеческая завязь!Наступит жуткий твой черед,Когда, от легкости избавясь,Ты сразу вырвешься вперед
И вспыхнешь в сварке автогенной,Чтобы мгновенье проблистать,Стать мукой, музыкой, легендой —А может быть, ничем не стать…
Август 1966
262. «Весна от Воробьевых гор…»
Посвящается Денису Тоому
Весна от Воробьевых гор До Земляного валаВела с чужими разговор И дальше кочевала.
И дети шли с хлыстами верб По солнечным бульварам,С шарманкой шел веселый серб И с попугаем старым.
И ветер был. И снег размяк, И цокало бряцаньеИзвозчиков. И бился флаг, Как чье-то восклицанье.
И если ты посмотришь вниз — То всё в глазах поплыло……Лет семьдесят назад, Денис, Со мною это было.
1918, 1975
263. «Дыхнув антарктическим холодом…»
Дыхнув антарктическим холодом, К тебе ненароком зайдя, Прапращур твой каменным молотомЗагнал тебя в старость по шляпку гвоздя.
Не выбраться к свету, не вытрясти Оттуда страстей и души. Но здесь и не надобно хитрости:Садись-ка за стол и пиши, и пиши!
Пером или спичкой обугленной, Чернилами иль помелом — О юности, даром загубленной,Пиши как попало, пиши напролом!
Пиши, коли сыщешь, фломастером Иль алою кровью своей О том, как ты числился мастером,О том, как искал не своих сыновей.
Пиши, отвергая торжественность, Ты знаешь, про что и о чем, Конечно, про Вечную Женственность,Ты смолоду в омут ее вовлечен.
1976
264. ДРУГОЙ
Ну что ж, пора, как говорится,Начать сначала тот же путьСлегка взбодриться — лампа дрица! —И повториться в ком-нибудь.Ремонт не срочен и не скучен.Бывал же я переобученРаз двадцать на своем веку.Бывал не раз перекалечен —И нынче, лекарем подлечен,Хоть слушателей развлеку!
В чужих владеньях партизаня,Чужим подругам послужив,Чужие вынесу терзанья,Согреюсь у костров чужих.Не о себе речь завожу я,Но верю в молодость чужую,Свой давний опыт истребя.Себя играть — дается просто.Но ведь заманчивей раз во стоИграть другого — не себя!
Другой — вон тот, двадцатилетний,В линялых джинсах, волосат,Меж сверстниками не последний,Кто не оглянется назад;Московский хиппи или битл,Какой ни выбери он титул,Как часто моды ни меняй,Какой заразе ни подвержен,Как ни рассержен, как ни сдержан —А смахивает на меня!
1974, 1975
265. ВЛАДИМИРУ РЕЦЕПТЕРУ