Залмай Веса был менее осторожен. Его охранники не были проверены Раззиком. Абу Дуджане было всего 17 или 18 лет. Он несколько месяцев тренировался в Пакистане для совершения самоубийства. Один из охранников губернатора поручился за него.
18 октября 2018 года, за два дня до отложенных парламентских выборов, Раззик, генерал Миллер, губернатор Уэса и несколько других официальных лиц встретились во дворце губернатора Кандагара. С момента вступления Миллера в должность командующего прошел едва ли месяц. В то утро Раззик был не в духе, но заставил себя подняться с постели и присутствовать на встрече. Он был одет в странную западную одежду — хакисы, белую рубашку с открытым воротом, заправленную в ремень, и серые кроссовки — полная противоположность его любимой форме пограничной полиции или кандагарской сорочке.
Совещание было созвано ранним вечером. Лидер талибов в Пакистане говорил по телефону с Абу Дуджаной и сказал ему, что пришло время нанести удар. Когда совещание закончилось, Миллер, Раззик, Веза и остальные вышли на улицу, разговаривая и обмениваясь мыслями в очень афганской манере. Миллер знал Разика много лет, а Разик всегда был рад видеть старых друзей. Абу Дуджана, в плохо сидящей серой камуфляжной форме, висел рядом, ожидая удобного случая. Когда группа подошла к вертолетам Миллера, чтобы попрощаться с ним, Абу Дуджана открыл огонь. Раззик был ранен в ногу, живот и грудь. Затем Абу Дуджана открыл огонь по остальным членам группы, включая Миллера. Пули попали в оперативного офицера Раззика, командира армейского корпуса, начальника разведки провинциального НСР и губернатора Уэсы. Два американца были ранены. Офицеры Миллера застрелили Абу Дуджану. Затем они оказали первую помощь пострадавшим и эвакуировали раненых. Они помогли спасти жизнь губернатору. Сам Миллер остался невредим. Люди Раззика, преклоняясь перед своим лидером, перенесли его в грузовик и отвезли в кандагарский госпиталь, где он умер.
Нападение потрясло жителей Кандагара и афганцев по всей стране. Страх и тревога усилились. Один образованный бывший полицейский сказал: «Это было самое страшное, что случилось с жителями Кандагара и южного Афганистана. Потеря Раззика — это серьезный удар по безопасности в Кандагаре…… в такое критическое время. Я разговаривал с двумя десятками людей со вчерашнего вечера до сегодняшнего дня. Все нервничали и беспокоились о ситуации в будущем». Другой кандагарец, работавший в гражданском обществе и получивший образование в Великобритании, сказал: «При всех наших разногласиях, я не думаю, что Раззик заслужил то, что с ним произошло. Мы все слышали, что он был жестоким, но мы также знаем, что он спас Кандагар от разгрома талибами… Я думаю, что без Разика ситуация в Кандагаре ухудшится, и я боюсь, что Кандагар может испытать то, что произошло в Газни или Фарахе. Я действительно боюсь».
Не все были расстроены. Ходили слухи, что молодые советники Гани из числа технократов ликовали, услышав эту новость. Соперники Разика из Нурзая были довольны. Вражда была враждой. Маулали Исхакзай, всегда защищавшая свое племя, улыбнулась и воскликнула с легкой гиперболой: «Дзалум. Угнетение. Раззик убивал людей. Заключал их в тюрьмы. Когда он умер, люди возносили хвалу и поздравляли друг друга «Мубарак», как будто это был религиозный праздник».
Неразрешимая моральная дилемма Америки в Кандагаре подошла к концу. Разика больше нет. Жизнь в Афганистане коротка. Американские генералы склонны были говорить, что Разик был незаменим. Журналисты и западные гуманитарные работники склонны были говорить, что его нарушения прав человека подготовили почву для еще большей катастрофы. Время так и не сказало. Как предвидел Раззик, он никогда не старел. Как американцы должны помнить Разика? Образцом для подражания? Или как моральное пятно, от которого следует сторониться? В этом кроется его наследие. Раззика следует помнить не как харизматичного военного гения и не как кровавого убийцу, а как одного из самых сложных вопросов Афганистана, оставшихся без ответа. Его роль в войне Америки — это скорее история для размышлений, чем руководство к действию.
Мирные переговоры
В начале 2018 года США, правительство Афганистана и движение «Талибан» начали возобновлять мирные переговоры. Война достигла угасающей интенсивности. Если мирные переговоры не состоятся, Соединенные Штаты окажутся перед лицом бесконечных обязательств. Афганское правительство находилось в тяжелом положении. Армия и полиция несли огромные потери. В отличие от 2010 года, американские генералы и министерство обороны теперь считали переговоры целью военной стратегии в Афганистане. С другой стороны, лидеры Талибана были заинтересованы в переговорах как в способе обеспечить уход США. Возможность мирного процесса, затихшего после кратковременного возбуждения в 2015 году, возвращалась.
14 февраля талибы опубликовали открытое письмо к американскому народу, в котором выразили готовность вступить в переговоры с США при условии исключения афганского правительства. Две недели спустя Гани предложил переговоры с Талибаном в любое время, выступая на конференции «Кабульский процесс», организованной по инициативе России. Шура Кветты отказалась отвечать. Соединенные Штаты попытались провести собственные переговоры с различными собеседниками из Талибана. На неофициальных встречах политическая комиссия «Талибана» сообщала им и другим западным представителям, что они хотят говорить только с Соединенными Штатами, а полный уход США является непременным условием любой сделки. Переговоры не начались, но письмо и выступление Гани стали первыми шагами на пути к новому мирному процессу.
В середине 2018 года произошло поразительное событие, которое послужило катализатором прогресса. Талибан принял предложение Гани о прекращении огня на время Кучинай Ид, праздника в конце Рамадана. С 16 по 18 июня по приказу лидера талибов Маулави Хайбатуллы не было совершено ни одного нападения. Хайбатулла передал сообщение о том, что мусульмане не должны убивать друг друга в Ид Похоже, он был уверен, что движение может выиграть от жеста мира на фоне военной мощи. Прецедент заключался в том, что талибы в любом случае отдыхали в Ид.
В течение трех дней талибы, солдаты и полицейские выходили из своих сангаров, чтобы поприветствовать друг друга. По всему телевидению и в Интернете талибы — длинные волосы, окладистые бороды, подведенные глаза, пату (традиционная афганская шаль), плотно натянутая на голову — рядом с афганскими солдатами и полицейскими, выбритыми и подстриженными, иногда задрапированными афганскими флагами. Вместе молятся, вместе едят, вместе обнимаются. Боец Талибана, въехавший в Кабул на мотоцикле, кричал: «Мы хотим мира. Я сражался восемь лет!»
В Нангархаре бойцы Талибана встретились с солдатами и полицейскими на засаженном деревьями перекрестке — «Хаммеры», пикапы и мотоциклы, смесь белых талибских и правительственных