конечно, придется поделить, – сказала Филиппа. И почувствовала, как Терри напрягся. – Дело в том, что так устроен этот жанр, – не отступала она. – Нужны главы, чтобы дети читали самостоятельно. И для родителей, которые читают детям вслух: «Ну ладно, еще одна глава – и спать…»
Терри ворчливо уступил. Он разделил книгу на главы – и впредь поступал так со всеми детскими книгами.
Во многом Филиппа была идеальным редактором для Терри. Она сама родилась в семье журналиста, ставшего писателем, – Питера Дикинсона, автора детективов и детских книг, – поэтому без труда понимала, как устроен Терри. Ее отец часто устраивал для всей семьи пробные чтения своих книг, и Филиппа отлично помнила, как однажды выдвинула какую-то претензию, но встретила ответ: «Ты совершенно не права». Поэтому была заранее готова к тем фразам Терри, что начинались со слов: «Мне просто интересно…»
Например: «Мне просто интересно, ты книгу-то читала?»
Или: «Мне просто интересно, неужели ты правда такая твердолобая».
Еще Филиппа сразу заметила, что для Терри редактура – самая скучная часть творческого процесса. Книга закончена, он уже пишет новую, и она интересует его куда больше, а очень часто и следующая уже обретает форму. Он по-прежнему работал в журналистском режиме: новый день – новая статья. К старой работе его приходилось тащить силком.
Но, как бы Терри ни брюзжал, он все же понимал ценность редакторского взгляда. И обращался за ним к тем, кому доверял, в самом начале процесса – когда истории еще податливы, когда еще надо заполнять пробелы и выбирать направление. Черновики для Филиппы часто озаглавливались «Нулевой черновик», и в них она то и дело натыкалась на пробелы с пометкой: «ЗДЕСЬ ЧТО-ТО СМЕШНОЕ». В первом черновике «Джонни и бомбы» (Johnny and the Bomb) содержалось еще более амбициозное заявление: «ЗДЕСЬ БУДЕТ ЧТО-ТО ГЕНИАЛЬНОЕ».
Должным образом разделенные на главы «Угонщики» вышли в сентябре 1989 года, и Терри без передышки прибавил к ним еще две истории: «Землекопы» (Diggers) – всего лишь через семь месяцев, в апреле 1990‐го, и «Крылья» (Wings) – всего лишь через пять месяцев, в сентябре, завершив так называемую «Трилогию номов». От крупных игроков поступили выгодные предложения адаптировать книги для кино и телевидения, но Терри – в своем будущем фирменном стиле – предпочел сравнительно маленькую компанию Cosgrove Hall Films. Основанная в Чарлтоне-кам-Харди рядом с Манчестером, Cosgrove Hall выпускала такие мультики для детей, как «Опасный мышонок» (Dangermouse) и «Граф Даккула» (Count Duckula). Но для Терри важнее было, что в 1983‐м они сделали кукольную версию «Ветра в ивах». «Угонщики», тоже кукольные, вышли на ITV в 1992‐м, став первой телеэкранизацией работы Терри – и, с его точки зрения, это был отличный результат9.
К большому облегчению издателей, ради этих книг Терри не отрывался от Плоского мира – он просто добавил их в график. А затем с той же прытью выдал трилогию о Джонни Максвелле: «Только ты можешь спасти человечество» (Only You Can Save Mankind), где двенадцатилетнего героя затянуло в видеоигру, «Джонни и мертвецы» (Johnny and the Dead), где Джонни общается с духами на отданном под застройку кладбище, и «Джонни и бомба» – путешествие во времени в период бомбардировки Лондона, разумеется, содержащее «что-то гениальное» – даже много чего.
«Они все хорошие, – говорит Филиппа, – но в “Джонни и мертвецах” чувствуется дополнительная глубина. Эти книги позволяли ему исследовать то, что он не мог втиснуть в Плоский мир. Это была другая площадка, и он ею очевидно наслаждался». В 1994 году Филиппа имела удовольствие сообщить Терри по телефону хорошую новость: «Джонни и мертвецы» попали в шорт-лист претендентов на Медаль Карнеги – самую престижную награду в британской детской литературе. Но, даже привыкнув к темпераменту своего автора, она все равно удивилась его реакции на столь желанное для многих одобрение. «Он сказал, что не хочет иметь с этим ничего общего, – вспоминает Филиппа. – Попросил вычеркнуть его имя из списка».
Филиппа не помнит, как именно Терри объяснил этот самоотвод – вполне возможно, что и никак. Зато помнит, что аккуратно заметила в ответ, что Карнеги – это ближайший аналог Нобелевской премии в детской литературе Великобритании и ни с чем не сравнимая реклама, а значит, в редакции на отказ Терри последует настолько резкая реакция, что ей придется спрятаться под стол, пока вокруг бушует ядерная война. Терри вынужденно уступил, но премия досталась Мелвину Берджессу за роман «Дурь» (Junk), и Терри еще долго угрюмо кипятился из-за этого случая.
Дело в том, что для него попасть в шорт-лист и не выиграть было хуже, чем вообще не попасть. Так он считал по меньшей мере с 1989‐го, когда «Угонщиков» номинировали на премию Смартис Бук, только чтобы дисквалифицировать на том сомнительном основании, что история намекает на продолжение (а это действительно было так)10. И совершенно определенно продолжал так считать в 2007‐м, что я увидел со всей ясностью, когда «Господин Зима» (Wintersmith) попал в шорт-лист категории «Детская книга года» Национальной книжной премии. Конкуренция была сильной – среди номинантов числились Джон Бойн с «Мальчиком в полосатой пижаме» (The Boy in the Striped Pyjamas) и Франческа Саймон с книгой из ее не теряющей популярность серии «Ужасный Генри» (Horrid Henry). И все-таки Transworld заранее прозондировало ситуацию, и слухи выглядели многообещающе: победителя никто однозначно не называл, но до Часовни донесли отчетливое впечатление, что Терри, скажем так – подмигивание – не пожалеет, если придет. Послушавшись совета, мы с Терри переоделись и поехали на ночь в Лондон.
Когда оглашали победителя, на большом экране включили спутниковую трансляцию из какого-то театра – возможно, Ипсвичского, – и Рикки Джервейс извинился за отсутствие и с благодарностью принял награду за «Флэнималов глубин» (Flanimals of the Deep). Не успел он договорить, как Терри наклонился ко мне через столик и прорычал: «Вызывай машину». Мы ушли в сумрачном настроении, не попрощавшись.
Если в 2002‐м, когда Терри получил-таки Медаль Карнеги, все и прошло гладко, то только потому, что Филиппа предупредила его о победе за месяц, попросив соблюдать строжайшую секретность, на что он с удовольствием согласился11. В вечер церемонии я с удивлением осознал, что всего полтора года назад, после мероприятия в Сан-Франциско, мы с Терри попивали пиво в баре «Крысолов» отеля «Палас»12. По телевизору шел баскетбол, но все внимание Терри приковала картина за стойкой, над полками с бутылками. Это было огромное полотно американского художника Максфилда Пэрриша – «Гамельнский крысолов»13.
У Пэрриша, сказал мне Терри, всегда надо смотреть на небо – и я вместе с ним пригляделся к прозрачной синеве, как будто начинавшейся за далекими горами на картине и кончавшейся в нашем зале. И вдруг