времени. Простите.
– Вам не за что извиняться. Вы мне очень помогли, спасибо, Джейн, – проговорила Айрис, все еще в растерянности от ее рассказа. Но как Джесси могла знать о Сесилии? Это было совершенно невозможно… Она подходила к такси, когда у нее зазвонил телефон. На экране высветилось: «Майлз».
– Сейчас же скажи мне, что это все неправда! – рявкнул он в трубку. – Джессика Робертс твоя сводная сестра?
– Майлз, я…
– Я не люблю, когда мне лгут. Возвращайся домой, Айрис. Завтра первым же делом ко мне в офис. Думаю, нам нужно будет немного поболтать о твоем будущем. К Джейн Треллис поедет другой репортер.
Майлз бросил трубку, и прежде, чем Айрис успела прийти в себя, телефон снова зазвонил.
Это была Ребекка. Айрис столько всего хотела рассказать матери, что не знала, с чего начать. Она чувствовала себя совершенно вымотанной. Судя по всему, она потеряла работу, мужа, а вместе с ним и дом – и все за один день.
– Привет, мам. Как ты?
Айрис села в такси и закрыла дверь.
– Какой адрес, мэм?
– Мама? Есть новости от Джесси? – Айрис не на шутку встревожилась. – Мам?
– Нет, дорогая, не совсем. Меня только что попросили приехать в больницу Святого Дунстана и встретиться с пожилой дамой, которая утверждает, что она моя мать. Так абсурдно!.. И так больно… Наверное, кто-то позвонил после пресс-конференции и решил устроить телефонный розыгрыш, и теперь я должна тратить на это время вместо того, чтобы сосредоточиться на поисках Джесси.
Айрис сделала глубокий вдох.
– Ее случайно не зовут Сесилия Бартон?
Последовала долгая пауза.
– Откуда ты знаешь? Боже мой, да что происходит, Айрис?!
– Мам, ты должна поехать к ней.
– Айрис, мы все еще не знаем, где Джесси!!!
– Она знала об этой женщине, мам. Она говорила о ней в больнице. С акушеркой. Давным-давно у Сесилии Бартон случился послеродовой психоз, и ее положили в психиатрическую лечебницу Гринуэйс. В то время Джейкоб работал у нее в поместье, оно называлось Норткот. Мама, ты ее точная копия, – тихо подытожила Айрис. – Знаю, тебя воспитала Гарриет, но нельзя отрицать, что у тебя могла быть другая биологическая мать.
– Пожалуйста, Айрис… Не надо сейчас об этом, – произнесла Ребекка, помедлив.
– Мама, ты должна поехать к Сесилии.
– Айрис, нет! Это все какой-то ужасный абсурд! – По голосу Ребекки было слышно, что она была на грани нервного срыва.
– Мам, все будет хорошо, – попыталась успокоить ее Айрис.
– Это просто какая-то бессмыслица. Гарриет никогда бы так со мной не поступила. Она не могла врать мне всю жизнь, – отрезала Ребекка.
– Мам, Джесси говорила акушерке, что ее бабушку поместили в психиатрическую лечебницу, потому что у нее был послеродовой психоз – и что Гарриет забрала тебя у нее. Как думаешь, могла Джесси как-то узнать об этом??? Могла Гарриет доверить кому-то свою тайну?
Повисло долгое молчание.
– Нет. Моя мать была очень закрытым человеком. Если она когда-то и рассказывала эту историю, она могла остаться только в ее дневнике, – тихо сказала Ребекка.
Айрис задумалась на минуту.
– А могла ли Джесси найти дневник Гарриет? Прочитать обо всем этом? Где бы он мог быть?
– Понятия не имею, Айрис. Разве что… Моя мать иногда убегала в бомбоубежище – там мы прятались от отца. Но вход туда сейчас запечатан. Харви сказал, что мы не сможем туда попасть. Теперь дом принадлежит другой семье, и я ни за что не поверю, что дневник еще там. Да и Джесси, с малышкой на руках, не смогла бы попасть туда без чьей-то помощи.
– Но она должна была найти дневник. Как еще она могла обо всем узнать? – выпалила Айрис так быстро, что ее слова слились в один стремительный поток.
– Айрис… Когда мы встретились с Джесси, она сказала мне кое-что. Что моя мать жила во лжи. Что, возможно, я знаю свою мать совсем не так хорошо, как мне кажется, что у всех нас есть секреты. Айрис, ты должна поехать в «Сивью»… Во что бы то ни стало тебе надо попасть в то бомбоубежище. Я сейчас же скажу офицеру.
– Хорошо, уже еду. А ты, мама, должна поехать в больницу. Прошу, пообещай мне, – взмолилась Айрис. – Ради Джесси.
– Хорошо, Айрис, обещаю, – сказала Ребекка и повесила трубку.
Айрис наклонилась к водителю.
– Спасибо, что подождали. Пожалуйста, отвезите меня в бухту Уиттеринг. Это очень срочно.
Глава тридцать первая
Я просыпаюсь, когда за окном уже темно. В комнате, излучая мягкий свет, горит лампа. В отделении так тихо, словно пробил час ведьм. Рози, Харви и та дама из полиции ушли. Я совсем одна. Зная, что начну снова задыхаться от кашля, если буду долго лежать, я пытаюсь приподняться. Теперь на лице у меня постоянно маска, и в ушах всегда шипит кислород, напоминая шум моря. Все тело болит, а ноги жжет так, словно они в огне.
Я делаю медленный вдох, и легкие безжалостно хрипят мне в ответ, хотя я всего-то пытаюсь остаться в живых. Знаю, мне недолго осталось, но умирать – непростой труд; ничто не хочет происходить само по себе. И дело не в физической оболочке, дело в моей душе. Кем я была в жизни, какой меня запомнят… Я просто не могу уйти, не попрощавшись со своей малышкой. Не могу умереть, не попросив у нее прощения.
Люди часто боятся, что навлекут на себя смерть, если будут говорить о ней. Они говорят, что не верят в нее, и думают, что это поможет им остаться незамеченными. Теперь же, когда смерть пришла за мной и стоит здесь, рядом с моей кроватью, я не могу позволить ей забрать меня, прежде чем я смогу избавиться от бремени моей с Гарриет истории.
Дверь открывается, и в палату входит медсестра, которая везет какой-то медицинский прибор. Без всякого сомнения, он покажет ей, что у меня высокая температура, что пот и хриплый кашель свидетельствуют об инфекции, что выданные мне антибиотики не помогают. Это вторая медсестра, та, что была бодрее. Она начинает с рвением взбивать мне подушки, чтобы сделать мое изголовье повыше, затем снимает с моего лица маску, кладет мне в рот градусник и надевает на руку манжету тонометра. Пока она все сильнее и сильнее сжимает мою руку, медсестра сообщает мне, что врач скоро будет проводить осмотр и что, возможно, понадобится сделать еще один снимок. Она трудолюбивая, собранная, настоящий профессионал своего дела. Но где же Рози? Не может быть, чтобы эта сестра оказалась человеком, с которым я проведу последние моменты своей жизни. Мою голову пронзает сильная боль, и я начинаю