и тем более, что Свидригайло во время происшедшего затем нашествия Эдигея, вместо ожидаемой от него храброй обороны, постыдно бежал назад в Литву с своею многочисленною свитою, ограбив на дороге город Серпухов. Может быть, он рассчитывал с помощью Василия свергнуть Витовта или разделить с ним Литовско-Русские земли, и, обманувшись в этих расчетах, обнаружил теперь свое неудовольствие на Московского князя. Но и в Литве ему не посчастливилось: он был схвачен и заключен под стражу в городе Кременец.
Замечательна судьба последнего Смоленского князя.
Юрий Святославич недолго побыл в Новгороде, и, когда произошел разрыв Василия с Витовтом, вновь явился в Москве вместе с бывшим удельным князем Вяземским Семеном. Великий князь дал им в кормление город Торжок. Тут буйный нрав бывшего Смоленского князя, соединенный с наклонностью к разгулу, довел его до гнусного преступления. Он воспылал страстью к прекрасной Юлиании, супруге своего товарища и подручника князя Семена Вяземского. Встретив решительное сопротивление со стороны добродетельной Юлиании, хотел употребить насилие, и, когда она стала защищаться ножом, убил ее. В то же время убил и ее супруга. Как ни грубы еще были нравы того времени и как ни много позволяли себе князья, однако такое вероломное нарушение всех правил человеческих и христианских возбудило общее негодование против Юрия. Изгнанный Василием или сам поспешивший покинуть Торжок, Юрий ушел в Орду. Но не нашедший нигде приюта, после нескольких месяцев скитания, он, больной и с удрученным духом, укрылся в один из рязанских монастырей к некоторому игумену Петру, и тут вскоре окончил свою жизнь{45}.
Продолжавшиеся смуты и нестроения в Золотой Орде поощряли великого князя Московского к достижению полной независимости. Честя небольшими дарами послов татарских, он почти прекратил уплату даней, под предлогом народной бедности, и совсем перестал ездить в Сарай. Он не был там ни при Темир Кутлуе, ни во все восьмилетнее царствование Шадибека. А между тем во время своей войны с Витовтом Московский князь получил от последнего хана войско на помощь. Уже и Шадибек был свержен, и на место его Эдигей возвел Кутлуева сына Булат-бея. Василий Дмитриевич не только не ехал на поклон к новому хану, но еще дал убежище у себя соперникам его, двум сыновьям Тохтамыша, конечно, с явным желанием поддерживать смуты и междоусобия ордынские. Эта более смелая и решительная политика в отношении к Золотой Орде находилась в связи с переменою влиятельных лиц при Московском дворе. Старые бояре, советники и сподвижники Димитрия Донского, большею частью умерли или утратили свое влияние; Василий окружил себя более молодыми и менее опытными боярами, которые выросли при других впечатлениях. Они с детства были напитаны славою Куликовской победы, стыдились мусульманского ига и пренебрегали татарскою силою. Во главе этой партии молодых бояр стоял любимцем Василия Иван Федорович, сын Федора Андреевича Кошки.
Золотоордынские ханы, несмотря на упадок Кипчакского царства, отнюдь не думали покинуть своих притязаний на Русские земли, которые они привыкли считать своим улусом, и тем более, что другие князья Восточной Руси, Тверские, Рязанские, Суздальские, все-таки продолжали ездить в Орду и хлопотать там о ярлыках на свои уделы. Эдигей недаром помогал Василию против Витовта; он даже старался разжигать их временную вражду, чтобы ослаблять силы своих соперников. Когда же они все-таки помирились, Татарин задумал сокрушительным ударом напомнить Москве ее зависимость от Орды. Но Куликовская битва была постоянно в памяти у Русских и Татар. Подобно Тохтамышу, Эдигей решил действовать внезапным, неожиданным набегом. Зная, что Москва, наученная опытом Тохтамышева нашествия, в самой Орде имеет подкупленных доброхотов, которые немедленно известят ее о приготовлениях к походу, Эдигей употребил следующую хитрость. Он воспользовался еще неостывшею враждою между Василием и зятем его Витов-том, и объявил, что собирается воевать Литву. Он послал гонца к Василию Димитриевичу с грамотою, в которой извещал, что хан Булат со всеми силами идет на Витовта мстить ему за обиды, причиненные Москве; от Василия грамота требовала только прислать к хану кого-либо из братьев или знатных бояр с изъявлением почтения. Великий князь отправил некоего боярина Юрия, который встретил Эдигея на походе и тотчас взят был под стражу, так что не мог ни о чем известить Василия. Это происходило зимою 1408 года. Татары уже приближались к Москве, когда там узнали наконец, в чем дело. Собирать земскую рать уже не было времени, и Василий Дмитриевич поступил так же, как отец его в подобном случае. Он с супругою и детьми поспешил уехать на север и укрылся в Кострому; а столицу поручил дяде Владимиру Андреевичу Храброму и двум своим братьям, Андрею и Петру. Чтобы затруднить осаду, власти тотчас распорядились жечь посады, находившиеся вне городских стен. В городе произошло при этом сильное смятение. Многие граждане, бросив заботу об имуществе, думали только о собственном спасении. Из посадов и окрестных сел одна часть жителей рассеялась в бегстве, другая толпилась у городских ворот, ища убежища в городских стенах. Чернь, по обычаю, воспользовалась беспорядком и предалась грабежу.
1 декабря появилась татарская рать. Видя, что хитрость вполне удалась и что Москвитяне не готовы дать какое-либо сопротивление в открытом поле, Эдигей распустил отряды во все стороны жечь и грабить Московские города и волости. Тогда были взяты и разорены Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов, Нижний и Городец. Татары рыскали по Московской земле как хищные волки и брали в плен тысячами, так что, по словам русской летописи, иногда один Татарин гнал перед собою человек сорок пленных, связанных на свору как псов. Захваченное врасплох население было объято паническим ужасом. В погоню за великим князем Эдигей отрядил царевича Бегибердея с тридцатитысячным войском. Но оно не успело догнать Василия и воротилось без успеха. Меж тем престарелому сподвижнику Донского, Владимиру Храброму, удалось восстановить порядок в столице и устроить оборону. Твердые стены, снабженные как новоизобретенными орудиями, т. е. пушками и пищалями, так и старыми самострелами и камнеметательными машинами или пороками, представляли надежную защиту против степной конницы. Эти стены оборонялись многочисленными ратниками, ибо их число увеличилось сбежавшимся из окрестностей народом. В такую тяжкую пору многие жители забыли житейские суеты и предались благочестию. Духовенство, старики и женщины усердно молились в храмах о Божьей помощи.
Сам Эдигей расположился в селе Коломенском и оттуда руководил осадою. Он послал к князю Ивану Михайловичу Тверскому приказ спешить к нему с своим ополчением, пушками и всякими градобитными орудиями. Но Тверской князь на этот раз не захотел служить варварам против Москвы и поступил довольно ловко. Он выступил в поход с небольшою дружиною,