на потертой крышке которых были выгравированы созвездия. А внутри конверта обнаружился старинный лист пергамента. На нем Нора увидела рисунок апачей, изображающий четырех всадников.
– Теперь эти вещи принадлежат тебе, – произнес Нантан.
У Норы от волнения пересохло во рту.
– Что это? – спросила она, не в силах отвести глаза от предметов из шкатулки.
Последовала долгая пауза. Нантан снова закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.
– Я расскажу тебе то, за чем ты пришла, – проговорил он. – А потом… потом я наконец смогу уйти.
46
На следующий день, ближе к вечеру, Кори Свенсон села за кухонный стол и аккуратно разложила кусок фольги, который приготовила еще вчера ночью, после возвращения с фермы Гоуэра. Натянув нитриловые перчатки, Кори открыла контейнер для улик, вынула оттуда лист пергамента вместе с холстиной, в которую тот был завернут, и выложила то и другое на фольгу. Убедившись, что лежащие бок о бок предметы достаточно хорошо освещены, Кори взяла увеличительное стекло.
Холстина оказалась промасленной и изрядно затвердела за прошедшие годы. Кори развернула ее, высматривая надписи или рисунки. Из-за многолетней грязи и пятен разглядеть что-то было трудно, но у Кори сложилось впечатление, что никаких знаков на холстине нет.
После этого она занялась пергаментом. Это был жесткий квадратный лист со стороной около восьми дюймов, покрытый старинными письменами. С годами пергамент приобрел темный желтовато-коричневый оттенок. Три края истрепанные, зато четвертый, похоже, недавно обрезали: через увеличительное стекло Кори увидела на пергаменте следы ножа. Выцветший текст прерывался, – похоже, раньше этот документ был больше размером, но потом его разрезали пополам.
Перевернув пергамент, Кори осмотрела его обратную сторону. На ней обнаружилась цветная картинка, нарисованная чем-то вроде детских мелков. Некоторые участки были раскрашены акварелью. От рисунка, как и от текста, тоже осталась половина. На этой части пергамента были изображены двое индейцев в кожаных облегающих штанах, напоминающих современные лосины. Один скакал на черно-белой пятнистой лошади, второй – на чалой. Оба с луками в руках гнались за кавалерийским офицером, тоже ехавшим на коне. Рисунок отличала детская простота и предельный буквализм, художник воспроизвел все в мельчайших подробностях: и полосы краски на лицах индейцев, и уздечки, и поводья, и форму кавалериста. Изображение было настолько живым, что притягивало к себе взгляд. Несмотря на прошедшие годы, оно выглядело как новое.
Зато непонятные слова по обе стороны от картинки казались намного старше. Чернила так сильно выцвели, что разобрать их было трудно. Кори не знала этого языка, однако предположила, что перед ней текст на испанском. Судя по многочисленным зачеркиваниям и кляксам, писавший явно торопился. Почерк производил впечатление нечитаемого: трудно было даже разобрать отдельные буквы среди разнообразных росчерков и завитушек.
Кори откинулась на спинку стула, размышляя, – собственно, этим она и занималась весь день. Не оставалось сомнений: перед ней та самая вещь, о которой говорил Джесси. Все сходится. Но почему прадед Гоуэра так дорожил этим пергаментом: из-за рисунка, испанского текста или того и другого вместе? Заглянув в поисковик, Кори узнала, что подобные индейские изображения называются «журнальным искусством», потому что их часто находят именно на страницах старинных армейских журналов для записей. В наше время они представляют немалую ценность. Таким образом, воины хотели запечатлеть важные битвы или сцены сватовства. Индейцы очень ценили пергамент из-за его прочности и долговечности. Удивительно, что Джесси сохранил это изображение, а не продал его, чтобы купить наркотики. Трудно представить, чтобы человек, страдающий зависимостью, не воспользовался шансом раздобыть денег. Выходит, этот пергамент и впрямь был важен для Джесси. Или он просто не осознавал, насколько это ценная вещь. Хотя нет, Джесси ведь сам сказал: «Во времена моего прадеда его „ценная вещь“ годилась лишь для того, чтобы выстлать ею птичью клетку. Но за годы она приобрела ценность, и, возможно, немалую».
Кори вздохнула. Пергамент определенно является уликой. А значит, она обязана отвезти его в штаб-квартиру ФБР в Альбукерке, чтобы ее находку задокументировали и исследовали в лаборатории. А старинный каллиграфический текст, предположительно на испанском, должен перевести эксперт. Но Кори была настолько сердита на своего наставника, что прошел целый день, а она так и не доложила о важном открытии.
Может, и вовсе этого не делать? Морвуд, скорее всего, отмахнется от ее находки, так же как отмахнулся от подозрений относительно генерала, а потом еще прочтет очередное отеческое наставление, призывая ее не отвлекаться от главного. Но в конце концов Кори запретила себе так рассуждать. Это были мысли прежнего бунтующего подростка, а не новоиспеченного агента ФБР. Ее долг – следовать правилам, а значит, она обязана поставить Морвуда в известность, пусть даже в воскресенье, в шесть часов вечера. Эх, надо было позвонить ему раньше…
Кори взяла мобильный телефон и набрала номер Морвуда.
Он подошел после второго гудка:
– В чем дело, Кори?
Она рассказала о своей догадке, о том, как поехала на ранчо Гоуэра и как нашла пергамент. Кори не стала говорить, что все это случилось вчера, а Морвуд не стал спрашивать. Наоборот, он надолго замолчал. Пока Кори ждала, она подготовилась к пренебрежительному, возможно даже раздраженному, ответу. Но когда Морвуд нарушил молчание, в его голосе прозвучали неожиданные нотки.
– Можете прислать фотографии? Скиньте несколько штук на телефон.
– Сейчас, сэр.
Кори сфотографировала пергамент с обеих сторон, потом холстину и вощеный шнур, которым она была перевязана, и отправила все снимки Морвуду.
– Получил, – сказал тот.
Затем последовала еще одна долгая пауза.
– Как вы думаете, какова цена этого пергамента?
– Судя по тому, что я нашла в Интернете, подобные исторические документы стоят дорого. Тысяч десять долларов.
Снова молчание.
– А что это за текст на испанском с другой стороны?
– Не знаю.
– Кори, ваша находка может оказаться важной уликой. Вы ее уже зарегистрировали?
– Пока нет. Но я изъяла ее по всем правилам и задокументировала процесс.
– Это хорошо. Нужно перевести испанский текст. Завтра первым делом несите пергамент в комнату для хранения улик, пусть его оформят как полагается. Думаю, ультрафиолетовое излучение или мультиспектральное преобразование сделают текст более читаемым. А потом свяжитесь с доктором Келли. Узнайте, может ли кто-нибудь из сотрудников института изучить документ и сделать для нас перевод с испанского. Кроме того, нам потребуется эксперт по журнальному искусству: пусть осмотрит рисунок.
– Будет сделано, сэр.
Еще одна пауза.
– Вы хорошо поработали, Кори.
Она была удивлена и польщена:
– Да, сэр. Спасибо, сэр.
Когда Морвуд дал отбой, Кори снова уставилась на документ и выцветшие строки с завитушками. Она набрала номер мобильного телефона Норы, однако попала на голосовую почту. Ах да,